Дважды рожденный - Федор Богданов

Так было... Две тысячи лет спустя после того, как Рим стал средоточием мировой культуры.

Тут профессор поспешно направился к выходу.

Но зачарованная толпа теи, состоявшая наполовину из подростков, вдруг сдержанно зашевелилась, послышались отдельные голоса:

— А когда же лекция? Неужели на сегодня уже все кончено? Какая досада! Ведь не часто приходится слышать такие рассказы!

— На сегодня ничего — завтра приходите, — ответила Ли.

По дороге домой Ли после некоторого раздумья сказала:

— Я уверена, почти на все сто процентов уверена, что ты жил во времена беспросветного варварства и насилия! Мне только немногое нужно собрать, чтобы выступить перед обществом с моей теорией.

— Я сам начинаю верить, — возразил профессор, — ибо ваш музей меня убеждает в этом.

— Ты непременно должен завтра подробнее рассказать об этой переходной эпохе — от варварского капитализма к современной эре. Мне все кажется, что ты жил именно на этом рубеже, ибо и знания у тебя солидные, и сам ты в своей организации...

…………………………

Время шло.

Профессор в сопровождении Ли, а чаще всего один, каждый день являлся в музей и старательно изучал его отдел за отделом. Он узнавал здесь давно вышедшие из употребления машины, которые, однако, профессор это хорошо помнил, в его время были в большом ходу, с благоговейным почти интересом трогал полуистлевшие ткани из шелка и шерсти, смотрел на чучела исчезнувших домашних и диких животных, видел потемневшую живопись и многое другое.

Профессор был разбужен. Память воскресила ему давно исчезнувшие картины прошлого.

И всякий раз неизменно красочным рассказам профессора внимало столько людей, сколько мог вместить музей. Специальные радиоприборы разносили его речь на сотни километров от музея, и отовсюду неслись самые восторженные похвалы его импровизированным «лекциям».

— Еще ни один из наших ученых не рассказывал столь красочно, увлекательно и подробно о времени, непосредственно предшествовавшем нашей эре, — была общая молва.

Даже Ли не могла удержаться от шумных одобрений.

— Ты пользуешься исключительным успехом, — сказала она ему однажды. — И твоя повесть о днях давно минувших проникнута редким знанием прошлого и искренностью. Я убеждена, что ты был свидетелем и участником небольшого куска того отдаленного времени. Мне нужны только некоторые научные обоснования, и тогда я прочту лекцию о «Человеке каменного века». О тебе говорит уже весь наш сектор, а тогда заговорит вся земля!

— Признаюсь тебе, милая Ли, что я не совсем понимаю то исключительное внимание, которое уделяется почти всем сектором моим слабым попыткам воскресить далекое прошлое. Особенно трогательны ваши студенты, которых я скорее назвал бы школьниками за их возраст и большими профессорами — за их знания. Но неужели нельзя воспользоваться книгами, где все это более обстоятельно описано?

— Увы, большинство книг подобного рода утрачены. Как это случилось, никто не может рассказать. Но библиотеки разрушались, постепенно исчезали один за другими языки, пока шло формирование двух рас с двумя языками только вместо многих тысяч, существовавших когда-то. Ведь ты сам как-то рассказывал про Египет, помнишь? На твой взгляд это была цивилизованная страна. А кто мог говорить на языке этих народов две-три тысячи лет спустя? Кто понимал их иероглифы? Куда девались их библиотеки? А затем Рим? Нет ничего удивительного, что спустя три периода теи еще меньше знают о том далеком времени, чем знали их предшественники. Те времена для нас — археология, а не документальная история.

— Да, верно. Я помню, если верно, конечно, что я знал те далекие времена, что я знал только двух человек на моей половине земного шара, которые могли разбирать иероглифы, и ни одного, кто бы знал более древние языки. Да, конечно, бумага тлела с веками...

— Вот видишь! Ты обязательно должен написать книгу о той далекой эпохе. Ведь то, что у нас есть по этому вопросу, представляет собой скорее легенды, чем научный материал. Но самое главное то, что очень мало людей умеют читать на одном из древних языков. И ты, конечно, поможешь разобраться в них. Признаться, я разбираюсь только в некоторых, да и то с трудом. Лучший лингвист обоих гемисфер профессор Сал знает в совершенстве три каких-то допотопных языка, я же только два и то неважно. Один из тех, что знаю я, положительно варварский. Он называется ру...рус...ский. Кажется, так.

Однажды Ли, одетая в дорожный костюм, зашла проститься к профессору. Последний вопросительно посмотрел на нее.

— Уезжаю искать доказательства, — объяснила она. — Наука должна доказать мне одну не совсем вероятную вещь.

— Какую такую невероятную вещь?

— Скоро увидишь.

Профессор убеждается, что можно родиться дважды

Профессор давно уже заметил одну изумительную особенность, свойственную всем теи, но больше всего — людям пожилого возраста. Эта особенность заключалась в улавливании чужих мыслей. Почти всегда профессор получал ответ раньше, чем он успевал его оформить для слуха. Как только в его мозгу мысль, вопрос, идея сформировались, тотчас же ему тонировала ответная мысль его собеседника. У некоторых лиц эта способность достигала изумительного совершенства, и профессор часто бывал свидетелем обмена весьма сложными мыслями между двумя или даже несколькими теи при весьма незначительном участии речи.

Однажды профессор очутился далеко от дома Эйса, на берегу широкой реки.

— Ты видишь эти дома на берегу реки? — говорила профессору ответственная руководительница. — Это все «дома будущего», как их зовут. И в самом деле, разве здесь, в этих голубых домах, не готовится будущее теи? Все дома заняты детьми от двух лет и старше. До двух лет дети живут при матери безотлучно, но и здесь каждая мать и отец могут любоваться на свое чадо, сколько им угодно. Все матери, имеющие детей в «голубом доме» на воспитании, дежурят по очереди. В общем это сохраняет массу свободного времени для них. Рассказывают, что еще в незапамятные времена каждая мать была занята со своим ребенком день и ночь.

— Да, это было так, — возразил профессор. — Я помню... Скажи мне, Лес-ма, у тебя много собственных ребят?

— О, какой наивный вопрос! Конечно, только двое.

— Почему «конечно»?

— Ну, да, ведь больше нельзя иметь детей при всем желании. Одна пара родителей производит на свет всего двоих детей. Ведь на земле так тесно! Лишним теи нет места под солнцем.

И жизнерадостность, веявшая от всего существа молодой матери, вдруг исчезла, сменившись грустью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});