Первая осень - Ал Коруд

режима, или попытку побега наказание одно — смерть.

Семьи Бергмана и Ивачевского приговариваются к немедленной высылке за пределы Смоленского округа. Остальные временные жители Выселок должны покинуть этот округ завтра к утру. В дальнейшем им запрещается приближаться к нашему поселению на расстояние ста километров. Наказание за нарушение одно — смерть. На этом все. Арестованных увести для исполнения наказания. Все жители поселения старше шестнадцати лет обязаны присутствовать на казни, она пройдет на территории бывшего спортивного городка.

На площади началось заметное оживление. Люди ошеломленно переглядывались друг с другом, некоторые начинали обмениваться впечатлениями, но большинство участников схода помалкивало. Они поняли, что сейчас на их глазах вершилась история, и старались осмыслить увиденное. Десятники тем временем стали поторапливать людей. Основную часть бандитов разведчики начали сажать обратно в микроавтобус, пятерых осужденных на работы увели обратно во временную тюрьму.

Стоявшую поблизости группу «коттеджников» немедленно окружили бойцы ополчения и оттесняли к стоявшему поблизости Пазику. Среди «коттеджников» ярко выделялась дама в белом полушубке, жена Бергмана, толстая и наглая бабища лет под сорок. Она что-то с остервенением кричала в сторону атамана, и все пыталась ударить бойцов, наконец, один из ополченцев не выдержал и ударил ее прикладом по голове. Бергман упала на землю и больше не двигалась. Рыпнувшимуся, было к ней, мужчине досталось берцами по ногам и животу. Остальные осужденные на выселение сразу же ломанулись к автобусу, громко крича и ругаясь. Бойко сам лично приказал ополченцам не церемониться с ними, да и успели уже люди за эти недели совместной жизни насмотреться на бывших «хозяев жизни». Говнецо еще то оказалось.

— Михаил Петрович, что вы делаете?

Бойко обернулся и увидел рвущегося сквозь охрану человека. В нем он узнал одного из «коттеджников», Серебрякова Ивана Васильевича. В одно время тот часто мелькал на экране ТВ, один из прикормленных лизоблюдов новой власти. Известный ученый, променявший науку на дешевую популярность еще в девяностые годы, а теперь волею случая попавший именно сюда.

— Пропустите его.

— Михаил Петрович — Серебряков потерял весь былой лоск, был небрит и растрепан, глаза лихорадочно блестели — Что вы делаете? Разве можно так обращаться с людьми? У нас же дети, жены, из-за нескольких негодяев нельзя наказывать всех. Ведь есть же какие-то нормы морали, права человека, в конце концов, их нельзя переступать.

— Ну, во-первых, у нас в данный момент нет никаких «прав человеков». Забудьте об этом раз и навсегда, если хотите выжить в новом мире. Во-вторых, в вашем поселке все видели происходящее у Пачина. И никто, повторяю, никто из вас не вмешался, и к нам ни одна живая душа не обратилась. И знаете почему? Мы разные.

Мы, свободные поселенцы, уже живем в новом мире полноценно, сами его строем, под себя и для себя. А ваши «коттеджники», похоже, еще ничего не поняли. Они обычные трусливые твари, сидели за спиной Пачина и ждали развития событий, поэтому высылка для вас еще самое легкое наказание. Да и насмотрелись мы на ваших «соседей» вдосталь. Вы все не что иное, как обычный человеческий мусор, случайно поднявшийся в прошлое смутное время. Так что уезжайте как можно быстрее и подальше от нас. При следующей встрече мы не пощадим никого из вас.

Серебряков отшатнулся, видимо в глаза Бойко мелькнуло что-то такое, что сильно его испугало, а может, он ожидал услышать от атамана нечто иное. «Прикрепленные» грубо оттолкнули мужчину в сторону. И это заметили, из толпы выселенцев фурией выскочила моложавая блондинистая дамочка, также не сходившая в свое время с экранов ТВ. Шипя и ругаясь, она подскочила к атаману, двигаясь несколько неуклюже на своих высоких каблуках.

— Ты что вообразил из себя! Парашник замкадный, чмо вонючее! Атаман хренов!

Михаил и охрана несколько опешили от подобного натиска, и дамочке удалось добраться своими длинными накрашенными когтями до лица атамана. И это оказалось ее огромной ошибкой. Рядом с Бойко неожиданно возникла Наталья Плотникова и резким ударом приклада АК-74 свалила гламурную дуру с ног, та упала лицом прямо в жирную грязь. По ухоженному личику потекла кровь, блондинка подняла руку со сломанными ногтями и завыла как собачонка. Ее тут же схватили «прикрепленные» и вопрошающе посмотрели на атамана.

— Тащите эту стерву в кутузку. Я позже изменю ее наказание на работы. Думаю, ей полезно будет для разнообразия и на людей попахать.

После такого инцидента отношение к «коттеджникам» стало еще жестче. Ополченцы прикладами загоняли людей в автобус, и громко матерясь, затем объявили чтобы к вечеру, под страхом расстрела, никого из них не должно было быть в поселке. «Коттеджники» угрюмо молчали, на сопротивление у них не было уже ни сил, ни духа. Давно эти напыщенные людишки не испытывали такого унижения и страха.

Михаил подошел к месту казни. Когда-то здесь находился спортивный городок, имелось даже небольшое футбольное поле. Сейчас все это хозяйство заросло бурьяном, занесло песком и грязью. Физкультура новым властям была не нужна.

Для виселицы они использовали металлическую конструкцию, к которой когда-то подвешивали гимнастические снаряды. Сейчас на ней висело десять веревочных петель. Внизу под руководством Сергея Носика построили хитроумную деревянную конструкцию. Для правильной и менее болезненной казни был необходим резкий рывок, когда повешенный умирал не от сдавливания сосудов и дыхательных путей, а резко ломались позвонки, и смерть наступала моментально.

Дальнейшее действо, происходящее на месте казни, атаман помнил смутно. Видимо, память у нас все-таки устроена так, что самое плохое в ней остается мутными набросками. Скорей всего из-за того, что в жизненном негативе имеется мало полезной информации, необходимой для дальнейшего существования индивида. Может, поэтому люди всегда совершают ошибку за ошибками, боль и раздражение от них быстро забываются.

Осужденных по очереди заводили на помост и накидывали на шеи петли. Кто-то сопротивлялся, кто-то падал от страха и начинал крутиться по земле. Смотреть на это все было противно, но необходимо. Жители поселка молчали и наблюдали, как на их глазах происходило воцарение справедливости, пусть и таким достаточно негуманным способом. Наконец, последних осужденных поместили на помосте. Прощальных слов не было. Как и обещал Михаил Пачину, через три дня тела снимут с виселицы, потом сожгут и пепел развеют по пустырям. От подонков не останется ни единого следа на земле.

Двое из осужденных на работы сразу же и приступили к своему наказанию, исполнять грязную работу. Они встали по обе стороны помоста, и под руководством Ханта одновременно стукнули кувалдами по деревянным кольям, поддерживающим тяжелые чугунные чушки. Основание помоста сразу же сложилось, и туловища вешаемых разом упали