Человечество: История. Религия. Культура. Древний Рим - Константин Владиславович Рыжов

и деления между солнечным кругом и лучом…» Разъясняя свою мысль, Григорий говорил далее: «У нас один Бог, потому что Божество одно. И к Единому возводятся сущие от Бога, хотя и веруется в Трех; потому что как Один не больше, так и Другой не меньше есть Бог. И один не прежде, и другой не после: Они и хотением не отделяются, и по силе не делятся…»

Совершенное единство внутрибожественной жизни выражается прежде всего в безусловной невременности Божественного бытия. Бог вечен по природе, и мало сказать: «Бог всегда был, есть и будет», лучше сказать: «Он есть». В Божестве и божественной жизни нельзя мыслить или представлять какие бы то ни было изменения. Бытие Отца и рождение Сына совпадают, но совпадают неслиянно. Рождение Слова (Логоса) и исхождение Духа нужно мыслить «прежде всякого когда». Однако, если Сын и Дух «безначальны в отношении времени», они не безначальны в отношении к Отцу. «Ибо Они – от Отца, хотя и не после Отца». В Троице ничего не возникает и ничего не становится, так как Божество есть законченная полнота. Совершенное и непреложное единство божественного бытия определяет единосущие Троических ипостасей. Все, что имеет Отец, принадлежит Сыну; и все, что принадлежит Сыну, – принадлежит Отцу, так что «ничего нет собственного, потому что все общее, и само бытие у Них общее».

Но в единстве Божества не исчезает различие ипостасей. Личные свойства Трех непреложны, хотя различия их лежат «в одной и той же сущности». Смысл понятия «ипостась» у Григория сливается с понятием «особенность» и «лицо». Главные свойства каждой ипостаси такие: у Отца – порождать, у Сына – рождение, у Духа – исхождение. Однако Григорий сразу предостерегает от расследования точного смысла этих определений по аналогии с их употреблением в области тварной. Ответа на вопросы: «Как рождается Сын? Как исходит Дух?» лежат за пределами умопостигаемого. «Не допытывайся знать, – говорит он, – каков образ рождения; слышишь, что Дух исходит от Отца, – не любопытствуй знать, как исходит».

О процессе творения и о месте в этом мире человека Григорий учил так: Бог есть Великий Ум, «постигаемый только напряжением ума». От века, «царствуя в пустыне веков», Мирородный Ум рассматривает в Своих великих умопредставлениях Им же составленные прообразы впоследствии возникающего мира. Бог начертывает или «измышляет» «образы» мира, сперва небесного и ангельского, потом мира вещественного и земного. И «мысль становится делом», которое исполнено Словом. Сначала возникает мир ангельский – первое творение, сродное Богу по своему духовному естеству. Затем Бог создает мир вещественный, в котором творит человека. Человек поставлен на грани двух миров и, тем самым, в средоточии всего мира. В нем дух – «струя невидимого Божества», «дыхание Божие» или «Божественная частица». Отсюда сверхчувственные и сверхземные цели человеческой жизни – как «новый ангел», поставленный на земле, человек должен взойти на небо, – призван стать богом по усыновлению, исполниться высшего света, «уподобиться Богу». Это «уподобление» совершается прежде всего через таинства. Цель тайнодействий в том и состоит, чтобы «окрылить душу», «исхитить ее из мира» и передать Богу. Человек есть творение, но имеет повеление стать богом. И путь «обожения» есть путь очищения. Это прежде всего путь отрешения от чувственного мира, от материи. Для Григория истинная жизнь есть умирание, – умирание для этого мира, в котором невозможна полнота Богоподобия.

Под «обожением» Григорий понимал не превращение естества, но всецелую причастность, сопроникнутость Божеством. Обожение возможно не столько по богообразности человека, сколько через «человечность Бога». С этой точки зрения Григорий глубоко рассматривает догмат о соединении «двух естеств» в Иисусе Христе. О чуде рождения Христа он писал: «Я провозглашу силу дня: Бесплотный воплощается, Слово отвердевает, Невидимый становится зримым, Неосязаемый осязается, Безлетный начинается, Сын Божий становится Сыном человеческим». Во Христе «естество человеческое приобщилось всецело Бога», а Бог всецело восприял человеческое естество, но при этом каждый сохранил свою сущность и свойства. (Так в раскаленном куске железа металл соединяется с огнем). Григорий отчетливо разделял в Христе оба естества – «естество, которое подлежит страданию» и «естество неизменяемое, которое выше страданий».

Человеческое естество в Богочеловеке обожено, как начаток – ибо это человечество Бога. И в силу «срастворения» двух начал имена Бога и человека становятся взаимно переносимы. Поэтому Григорий с ударением говорил о страдании и смерти Бога. Полемизируя с аполлинаристами, он неоднократно указывал, что в Христе произошло именно «вочеловечивание» Бога, а не Его «воплощение». Последнее понятие он отвергал как неполное, ибо оно допускало толкование в том духе, что в Христе человеческая природа могла быть как бы подменена и подчинена божественной. Оно и понятно – в этом случае выходило, что Иисус лишь по плоти был человеком, а этого, конечно, недостаточно. «Если в Нем лишь одна плоть без ума, то я обманут, – восклицает Григорий, – кожа моя, но чья же душа?» Само по себе такое заблуждение возможно лишь при механическом разложении человеческой природы на части, когда в нем по отдельности рассматривают тело, душу и дух. Но Григорий никогда не соглашался на такое толкование и настаивал на неразложимости человеческой природы. «Божество с одной только плотью еще не человек», – говорил он. А раз так, то и искупление человечества Христом не могло быть полным. «Ибо невоспринятое не уврачевано, но что соединилось с Богом, то спасено, – учил Григорий. – Если Адам пал одной половиной, то воспринята и спасена только половина. Но если пал всецело, то со всецелым Воскресением соединился и всецело спасается».

Высшее благо и высший дар Божий человечеству – Его крестная смерть – Христос приемлет на Себя весь грех человеческий и потому страждет «изображая в Себе нас». Это не просто замещение, то есть не страдание «вместо нас», а именно страдание «с нами» – сострадание, сожертва. Но возникает вопрос: кому и для чего принесена эта жертва? Неужели только одному лукавому, во власти которого находится падшее человечество? Можно ли с этим согласиться? Григорий говорит: «Разбойник получает цену искупления, получает не только от Бога, но и Самого Бога, за свое мучительство берет такую безмерную плату, что за нее справедливо было пощадить и нас». Признать это невозможно. Значит крестная жертва нужна была по каким-то другим, высшим причинам Самому Отцу. И в самом деле – Распятие есть не только (и даже не столько) выкуп, это есть жертва, благоприятная Богу. В смерти и Воскресении Спасителя произошло возрождение падшего человечества. Через падение Адама плоть отяжелела и стала трупом, а душа «трупоносицей». Через крестное пролитие крови она очищается от повреждений грехопадения и обретает ту первозданную чистоту, которую имела в день творения. Другими