Пепел богов. Трилогия - Сергей Вацлавович Малицкий

чтобы от злодея в толпе отбиться, да не более того.

— А не слишком ли длинна рукоять у кинжала для толпы? — усомнилась Арма. — Или это особый двуручный кинжал для немощных и старых?

— Не обидишь, не старайся, — погрозил Арме пальцем Эша, сдвинул на середину живота висевший на поясе и впрямь странный кинжал, погладил ладонями вытянутую, с солидным противовесом рукоять чуть ли не в половину локтя, ощупал такой же длины ножны из точно такого же рога. — Если бы я мастерил это оружие, я бы ответил тебе, а так-то… Видишь, рукоять из рога? А ножны? Из того же рога. Пара, выходит. А что, если мастер пожалел творение природы, не захотел его половинить? А уж сам металл… — Эша медленно потянул кинжал наружу, показал темный, выщербленный от времени клинок, который отливал красным.

— Бронза, — объяснил старик. — Такие уже давно не делают. Против хорошей стали никуда не годится. Но вот что-нибудь мягкое проткнуть — очень даже подойдет. Так что я опасный старик!

Сказал и раскатился хрипловатым смешком, а Арма так и не поняла, что за зверь одолжил рога оружейнику, что мастерил рукоять и ножны древнего кинжала, — для козьих рога были слишком прямыми, да и разбегались на концах в ребристые бобышки, не иначе как какая-нибудь пустотная тварь поделилась наростами на голове, и опять же загадка. Всякая тварь из Пустоты после гибели обращалась в прах. Нет, не прост был старик, совсем не прост, но уж если тот же зеленоглазый знался с ним не меньше десяти лет, да еще взял с собой в Запретную долину, может быть, и Арме не следовало беспокоиться об этом? Хотя мало ли кого он взял? И Шалигая взял с собой, и эту парочку тати — Усануву и Течиму, да и троица из Пустоты всех остальных стоила. На второй день забрела Арма на второй ярус, чтобы найти Истанзу, да ошиблась дверью. Толкнула и оказалась в круглом зале, и все трое: и Илалиджа, и Тиджа, и Вериджа оказались там. Сидели истуканами вокруг круглого стола, на котором не было ничего, кроме глиняной плошки. Иней лежал на их лицах, на серых бурнусах и на краях посудины, внутри которой Арме почудился с красноватым отблеском лед. Вылетела оттуда стрелой, едва дверь не снесла. Побежала вниз, во двор, словно не сама спешила, а ноги несли, а там Лилай и Теша. С утра, наверное, упражнялись, потому как и рубахи на обоих были мокрыми между лопаток, и лица блестели. Теша так то и дело выставляла вперед нижнюю губу и дула, сбрасывая с глаз налипшие пряди. В руках у каждого палки вроде того же короткого мугайского копья. У Теши еще и рукавицы кожаные с накладками, а все одно — пальцы отстучала уже, наверное, потому губа прикушена была. Но глаза у мугайки огнем горели. Словно дождалась, что растрепанная Арма окажется в проходе, ринулась вперед, нанесла один удар, другой, третий, развернулась, наклонилась, пропуская ответ Лилая, но все-таки поймала на излете его на плечо. И все одно — припала к камню, присела на ногу и подцепила воина клана Хара за пятку.

— Вот ведь… — проглотил ругательство Лилай, упав на спину. Увидел Арму, смахнул с лица досаду, кивнул, — палка или копье совсем другое, не меч. Все иначе. А Теша воистину кое-что может.

Мугайка с гримасой потерла плечо, гордо выпрямилась:

— Те, кто родился и живет рядом с палхами, должны уметь все. Кто не умеет, долго не живет.

— Скоро вечерняя трапеза, — заметила, переводя дыхание, Арма. — Завтра выходим с рассветом. Поэтому каждый получит порцию еды и на утро. Потом следует отдыхать.

Она посмотрела на Тешу, потом на Лилая, которые не сводили друг с друга глаз, добавила чуть громче:

— Я собираюсь ночью спать, так что не задерживайся, дверь закрою изнутри.

— Кого тут бояться? — не переставая смотреть на Тешу, спросил Лилай.

— Бояться следует каждого, — ответила Арма.

Развернувшись, она пошла назад и вдруг подумала, что завидует вот этому взгляду, когда исчезает и рассеивается все, кроме глаз напротив. И тут же поправила себя: а откуда она знает, как это, когда исчезает все?

Дверь она не закрыла. Теша явилась далеко за полночь, тихо сбросила одежду, но не легла, а села на постель. Арма открыла глаза, разглядела в тусклом свете масляной лампы силуэт, прошептала:

— Что, слезы по родной деревне уже выплакала?

— Завидуешь? — прошелестела в ответ Теша, а потом вдруг заскулила, как пришибленная собака, согнулась, залилась слезами.

Арма с досадой выдохнула, поднялась, но не подошла, села на своей постели, набросила одеяло на плечи, оперлась спиной о холодный камень стены.

— Ничего не было, — вдруг, захлебываясь, прошептала Теша. — Вовсе ничего. У нас в деревне с этим проще, там некогда вздыхать, каждый день ждешь… ждали нападения. Тетива от лука чуть ли не в кулаке всегда. А тут… Половину ночи сидели рядом, смотрели друг на друга. Даже не говорили ни о чем, почти не говорили.

— Ложись, — отрезала Арма, встала, задула лампу. — Вставать рано. С утра обольешься ледяной водой. Наговоришься еще, в одну сторону идешь с ним.

Утро оказалось темным. Если бы не привычка подниматься с точностью до минуты, когда следовало, Арма никогда бы не подумала, что мрак за окном и есть рассвет. Не прошло и получаса, как отряд собрался во внутреннем дворе, который освещали четыре чадящих светильника, потому как небо чернело тучами, да и туман лепился к древним стенам. Истанза не появилась, зато во дворе оказалась троица из Пустоты, и каждый из них сам нес приготовленный для него мешок, так что Шувай приладил приготовленный ремень к новой рукояти молота и закинул его за спину. Кай окинул отряд долгим взглядом, как и всегда напоследок посмотрел в глаза Арме, ткнул приготовленный факел в один из светильников, поднял потрескивающий язык пламени и толкнул тяжелые ворота. За ними открылся сначала выложенный из тесаного камня, а потом и просто пробитый в скале проход. Арма дождалась, когда внутрь вошли все, и двинулась последней, сразу за Шуваем, который, кряхтя, согнулся, потому как пройти в полный рост не мог.

Проход вытянулся на четверть лиги, не меньше, и вряд ли им пользовались так уж часто. Во всяком случае, Арме даже после прохода тринадцати спутников не единожды пришлось снимать паутину с лица. Но вот заскрипели вторые ворота, потянуло свежестью, и вскоре мрачное утро в горах Северной Челюсти показалось