Перед зеркалом. Двойной портрет. Наука расставаний - Вениамин Александрович Каверин

позвольте мне еще раз поздравить молодых и проститься.

Но проститься не удалось, потому что приглашенный оркестр пожарной команды грянул в честь Василия Платоновича известную «Славу».

– Слава, слава! – кричали котомадядькинцы, показывая руками, что это не имя, а слово, означающее всеобщее признание, и что Славе они тоже будут кричать «слава!», когда он со своей командой покажет «Спартаку», где зимуют раки.

Там временем Вася разбудил Кота и шепотом рассказал о своем плане.

– Мяу! – только и ответил Кот и прибавил, подумав: – Блеск!

И, взглянув на Иву, он крепко зажмурил левый глаз: на языке, о котором никто, кроме них, не имел никакого понятия, это значило «возьми меня на руки – важная новость».

Эта новость заставила Иву извиниться перед молодыми и, сославшись на головную боль, удалиться в свой номер.

Конечно, надо было проводить ее, и это было бы сделано, если б Филя не захотел снова блеснуть, а Вася не опасался, что он снова напьется. Решив поразить котомадядькинцев своей вежливостью, Кот подал каждому из них лапку и сказал, как говорят врачи: «Будьте здоровы». Эта церемония отняла довольно много времени – драгоценного, потому что (как вскоре выяснилось) надо было спешить. Наконец, когда у него уже начал заплетаться язык и он вместо «будьте здоровы» стал говорить для краткости просто «будьте», а потом уже только «будь», что было почти неприлично, Вася взял его на руки и поднялся на второй этаж. Осторожно, стараясь не разбудить Иву, он приоткрыл дверь, чтобы Филя мог досмотреть свой сон на своей постели. Но осторожность уже не могла пригодиться. Комната была пуста. Ива исчезла.

Глава XXII,

в которой котомадядькинцы предлагают Васе объявить всесоюзный розыск

Над словом «ясно» почему-то принято шутить. «Ясно как карандаш», – говорит один остряк. «Ясно как шоколад», – вторит ему другой. «Ясно как пуговица», – замечает третий. Но для того, что случилось с Ивой, следует, мне кажется, остановиться на вразумительном, справедливом сравнении: «Ясно как день». Тут было не до шуток! Ясно как день, что Ива не растаяла в воздухе и не провалилась сквозь землю. Она была похищена тем, кто под именем Л. С. Пещерикова избрал ее среди участниц московских школьных ансамблей и не сомневался в том, что она считает его своим женихом.

…Прежде, когда Вася думал о себе, перед его глазами как бы возникал неоконченный холст. Как белое на белом, едва намеченная фигура лишь угадывалась на расплывчатом фоне. Теперь холст определился, кисть прошлась по нетронутым местам. Он перебрал в памяти все свои встречи с Ивой. Всякий раз что-то случалось между ними, угадывалось, передавалось. Не пропуская ни одной, он мысленно как бы провел их (как детей, взявшихся за руки) перед своими глазами. Ветка протянула ей единственное яблоко в одичавшем саду. Ива читала свои стихи, бледнея от волнения. Незагорелые виски с крошечными завитками стали видны, когда она остриглась, собираясь в дорогу. «Все это было, – подумалось ему. – Не только мелькало, чтобы исчезнуть, не только мерещилось, чтобы ускользнуть, но было, было! И вернулось ко мне теперь, когда надо ее искать и спасти».

Он не видел себя в эти минуты. Но умный Кот, у которого грозно и горестно повисли усы, понял, что перед ним не юноша, смелый от застенчивости, в глубине души стеснявшийся своего дарования, а решительный человек из тех, о которых в старину говорили «мужествен во бранях». Котомадядькинцы предложили ему отправить телеграмму в Москву с просьбой объявить всесоюзный розыск, но Вася отказался.

– Я сам найду ее, – сказал он.

И, охая и вздыхая, котомадядькинцы стали собирать его в дорогу.

Если судить по географической карте, Шабарша отмечена таким крошечным пятнышком, что его с трудом могут различить даже самые опытные путешественники, и то с помощью электронного микроскопа. От Котома-Дядьки этот городок лежит в четырехстах километрах – ни много ни мало! Горючего должно хватить, но кто знает, что может случиться в дороге? Есть ли заправочные станции? «Кажется, есть», – отвечают котомадядькинцы, которые почему-то никогда не бывают в Шабарше и в разговорах избегают называть ее, как суеверные люди в старину старались не упоминать черта и крестились, когда нечаянно все-таки упоминали. Почему? Но нет времени расспрашивать. Важнее знать, например: встречаются ли по дороге реки, и перекинуты ли через них мосты? И каменные или деревянные эти мосты? И если деревянные – сильно прогнили или не очень? А если не очень – выдержат ли они «москвич», или он, не дай бог, провалится в реку?

Надо срочно послать телеграмму в Сосновую Гору – из каждого населенного пункта посылались телеграммы, правда короткие, но содержательные: «Все хорошо», или, если это поручалось Коту, просто: «Блеск» (он любил это слово). Но не поднимается рука, чтобы написать, что Ива пропала! Что делать? Кот предлагает послать телеграмму в стихах. Кот пылко доказывает, что сама стихотворная форма покажет, что с Ивой ничего не случилось. Но Вася, вздохнув, пишет: «Ближайший пункт Шабарша» – и обиженный Филипп Сергеевич со всех ног летит на телеграф.

Подарки, подарки! «Москвич» не автобус, багажник не резиновый, разве затолкнешь в него все, что натащили и навезли Васе признательные котомадядькинцы в заплечных мешках, на тележках и в тачках?

Слава предлагает принести еще один багажник – на крышу, – и приносит, и возится с ним, хотя времени мало! Времени мало, но нельзя же отказаться от модели звездолета, которую приносит мальчик, мечтающий стать космонавтом. Мальчик уверяет, что его модель способна долететь до Сатурна вдвое быстрее, чем это удалось американцам, – Василий Платонович не был бы Василием Платоновичем, если б отказался от такого