Три лица Януса - Станислав Гагарин

- О возможностях использования соединений "вервольф" мы поговорим с вами после обеда. А сейчас прошу пройти в столовую, где нас ждет более приятное занятие.

В начале февраля 1945 года обергруппенфюрер СС Ганс-Иоганн Бёме возвратился из Берлина мрачный и злой. Полдня устраивал разнос своим подчиненным, и во всех отделах военной контрразведки СД, гестапо и криминальной полиции шушукались по поводу причин, омрачивших чело их шефа.

Уже с аэродрома Бёме послал за Хорстом и приказал ему приехать не в управление, а в особняк обергруппенфюрера на Луизеналлее. Часовые проверили документы Хорста. Ответив на их приветствие, он прошел к дому по узкой аллее, обсаженной невысокими, сейчас заснеженными деревьями.

У входа Вильгельма Хорста встретил личный секретарь Бёме - Вальтер.

- Здравствуйте, Хорст! - сказал он, пожимая руку оберштурмбанфюрера. Шеф ждет вас двадцать минут, и вы будьте готовы...

- Я всегда готов, - перебил его Хорст, - всегда готов, милый Вальтер. Ко всему готов, и даже к разносам шефа.

Но разносов не было, хотя Бёме был мрачен, и таким его Хорст, пожалуй, еще не видел. В домашнем кабинете хозяина особняка пол устилал персидский ковер. В углах высились античные скульптуры, в проемах между шкафами и на свободной от них стене висели настоящие фламандцы и подлинный Дюрер. В эсэсовских кругах обергруппенфюрер считался снобом. Он сидел в низком кожаном кресле и лениво махнул рукой, приглашая сесть рядом вытянувшегося в дверях с выброшенной вперед рукой Хорста.

- Садитесь, Хорст, и притворите за собой дверь, - сказал Бёме. - В этих самолетах страшные сквозняки, и мне не хотелось бы иметь их у себя дома.

Вышколенный и умный, оберштурмбанфюрер отлично знал, как вести себя с начальством, даже если оно принимает дома. Он'осторожно перешел к такому же креслу, в каком сидел шеф, и присел на краешек сиденья.

Бёме усмехнулся:

- Так вам будет неудобно, Хорст, а разговор у нас долгий. Садитесь посвободнее. - Он показал на маленький низкий столик, заставленный бутылками и снедью: - Подкрепляйтесь, Хорст. К началу разговора нужно подготовить не только голову, но и желудок.

- Я готов служить вам и фюреру, экселенс! - Эту фразу Хорст произнес, слегка привстав в кресле.

- Выпейте рюмку мартеля, Хорст. Сами французы - распутное дерьмо, но коньяки у них неплохие.

- С вашего разрешения, я предпочту виски.

- О, вы, оказывается, любитель виски, Хорст...

- Что делать, экселенс, я долгое время жил в Америке, а там пьют виски как молоко, и молоко как виски.

- То, что вы работали в Штатах, хорошо. Это одно из обстоятельств, побудивших меня избрать именно вас. Что ж, пейте виски, вон та бутылка, с краю, а я позволю себе рюмку коньяку.

Хорст выжидающе смотрел на шефа.

- Дело, Хорст, весьма щекотливое и для меня лично неприятное. Я здесь родился, и каждый камень, каждое дерево дороги мне в этом городе. Я не сентиментален, Хорст, в этом вы имели возможность убедиться за время нашей совместной работы, но у нас, немцев, чувство фатерланда развито сильнее, чем у любой нации. Этим мы и сильны, Хорст. И меня, конечно, не может радовать, что этот дом, в котором мы сидим, должен взлететь на воздух и что сделать это должен я своими руками. Но такова необходимость. Вы хорошо знаете учение Фридриха Ницше, Хорст, вы не из тех кретинов, которые, будем откровенны, засоряют нашу партию. Вы помните, как он призывал сверхчеловека не останавливаться ни перед какими жертвами для достижения своей цели. И вы, Хорст, будете тем единственным человеком, который разделит со мной ответственность за избранное средство. Впрочем, - продолжал Бёме, - я ведь, как вы понимаете, тоже лишь ступенька на длинной лестнице, ведущей к небу... Но фитиль подожжете вы, Хорст.

- Фитиль?

- Вот именно, мой Хорст. Вы знаете, какая была здесь паника, когда русские едва не ворвались в город на плечах отходивших дивизий?! Немногие оказались крепкими духом. Эрих Кох со своей свитой, чиновники магистрата, обер-прокурор Жилинский бежали, как крысы с тонущего корабля...

- Жилинского мы расстреляли, - сказал Хорст.

- И правильно сделали. Жалею только о том, что фюрер не повесил, как обещал, этого кретина Коха...

- Крейслейтер Вагнер оказался настоящим наци...

- Да, именно он сейчас на высоте положения, а Эриху пришлось уйти в тень, хотя он продолжает пыжиться, этот осел. Но мы отклонились, продолжал обергруппенфюрер. - Русские у стен Кенигсберга. Он не должен достаться им во второй раз. 11 января 1758 года, день, когда русские вошли в Кенигсберг, никогда не повторится. Мы оставим большевикам пустыню и горы из их собственных трупов. Немцы будут драться до последнего, а потом взойдут на костер, в котором сгорят русские армии.

- Я начинаю понимать вас, экселенс.

- Вы могли бы сказать об этом и раньше, - проворчал Бёме. Он налил себе коньяку: - Вам, Хорст, я поручаю подготовку секретной операции под кодовым названием "Костер нибелунгов".

Март сорок пятого года был дождливым. Влажный воздух Балтики собирал тяжелые тучи над Пруссией и обрушивал на землю сильные потоки весенних дождей. Фронт превратился в топкое болото. На дне окопов и траншей чернела холодная вода...

13 марта русские солдаты поднялись в новую решительную атаку. Две недели непрерывных боев за овладение позициями Хаильсбергского укрепленного района. Наконец пал Дойч-Тирау. Еще несколько дней - и русские танки идут по улицам города Людвигсорт. Хайльсбергская группировка, состоявшая в январе из ста пятидесяти тысяч солдат и офицеров, ликвидирована.

На очереди - штурм Кенигсберга.

ПРИБЛИЖАЕТСЯ РАЗВЯЗКА

Новенький закрытый "виллис" мчался по шоссе Шталупеннен - Гумбиннен, резко тормозя и сбавляя ход перед незасыпанными еще воронками... Действующая армия прошла вперед, а вслед за нею устремился второй эшелон: запасные части, мастерские, медики и интенданты. Оттуда, где уже еле слышно громыхали орудия, встречным потоком шли транспорты раненых и колонны немецких пленных.

Подполковник Климов сидел на заднем сиденье "виллиса", время от времени наклонялся вперед и разговаривал с капитаном Петражицким... Они пробирались в Гумбиннен, где Климов намеревался организовать филиал разведывательного отделения Центра, а возможно, и перебросить туда весь. аппарат, занимающийся Восточной Пруссией. Обменявшись несколькими фразами с Петражицким, Климов с интересом осматривал окружающую местность, пытливо вглядывался в осунувшиеся лица пленных' немцев и раза два останавливал машину, чтобы поговорить с тем или другим.

Но разговоры эти были однообразными и скучными. Немцы втягивали головы в плечи, испуганно таращили глаза на русского офицера, безукоризненно говорившего на их родном языке, повторяли сакраментальное "Гитлер капут" и напоминали жалких, забитых дворняг, которые ждут, что их вот-вот снова ударят.