Призрак шимпанзе - Фредерик Браун

— К черту твои вопросы. Я не смогу тебе ответить. Есть вещи, которые чувствуешь, но не можешь выразить словами. Например, ты можешь объяснить, почему ты играешь на тромбоне?

— Конечно, нет. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Миссис Червински предсказала, что я никогда не стану музыкантом. Думаю, она была права.

Лицо дяди Эма выразило отвращение.

— Господи, неужели ты веришь в эти басни! Эти так называемые «ясновидящие» всегда были проходимцами.

— Я так думаю не из-за предсказания миссис Червински. Я не брошу игру на тромбоне, но никогда не стану профессионалом. У меня нет способностей, которые должны быть у настоящего музыканта. Однако меня разбирает любопытство: что она подразумевала, когда говорила, что я попадусь в ловушку?

— Эд, именно поэтому я перестал заниматься ясновидением и прочими штуками. На этом можно неплохо заработать, но я предпочел держать балаган. В конце концов ты сам ловишься на эту удочку. В действительности ты просто угадываешь некоторые вещи. Но помимо твоей воли ты начинаешь думать, что в тебе живет какая-то таинственная сила, которая позволяет тебе читать в душе у других людей. Иногда ты попадаешь в яблочко и все больше и больше веришь в свой дар. А тут уже недалеко до сумасшедшего, дома.

— Но ведь она сказала правду о моем отношении к музыке. Впрочем, она могла узнать об этом от Вейса — я все ему выложил, когда был у него в гостях.

Дядя Эм покачал головой:

— Вейс не знал, что я знаком с Фло; у него не было причин говорить с ней о тебе. Все гораздо проще, малыш. Парни твоего возраста все помешаны на музыке, но только единицы действительно становятся музыкантами. Она не могла ошибиться. А тебе это показалось чем-то необыкновенным, потому что ты играешь на тромбоне. Если бы ты просто любил музыку — все равно какую, — ее предсказание так или иначе было бы верно. Ты сам теперь видишь, что она действовала наверняка.

Он сгреб пачку «Билбордов» и положил ее себе на колени.

— Любой может этим заниматься — стоит только набраться наглости. Каждому можно наговорить кучу вещей, которые покажутся правдой. Тут нет никакого риска. Нужно только напустить как можно больше тумана. Человек сам постарается найти совпадение между предсказаниями и тем, что с ним случится. Однако, черт возьми, нужно заняться этими газетами. Мы продолжим разговор после.

Он поделил пачку газет на две части и протянул мне половину.

— Получай свою долю! Ну, давай начинать!

— Что будем смотреть прежде всего. Объявления?

— Конечно, особенно раздел предложений о найме и частные объявления. Все, что может касаться карлика. Я пока не знаю, что мы ищем, но что-то должно найтись.

— Понятно, — сказал я.

Я взял первый номер и просмотрел раздел объявлений. Там ничего не оказалось. Во втором номере в разделе о найме на работу я наткнулся на имя какого-то карлика из Бирмингема, который предлагал свои услуги в качестве циркового артиста. Он не имел никакого отношения к нашему делу, но на всякий случай я выписал его адрес. И только в третьей газете я нашел то, что искал. Я сразу наткнулся на это объявление, потому что оно было обведено черным карандашом. Это было объявление частного характера:

ЛОН С. — ТОЛСТЯК, НАПИШИ КОРОТЫШКЕ Б.П.

Д-Ц, «БИЛБОРД», ЦИНЦИННАТИ 10 ав. 17.

Я усматривался в это объявление, когда дядя Эм сказал мне:

— Посмотри отдел писем — может, на его имя было отправлено письмо.

— Нашел. Посмотри!

Я протянул ему газету, и он прочитал объявление.

— Это именно то, что нам нужно. Это ты сделал рамку или…

— Нет, не я. А что значит «ав»?

— Это дата, когда должен был выйти последний номер с этим объявлением. Давай-ка посмотрим. Это номер от третьего августа, я просмотрел последний июльский, и там ничего. Значит, объявление было дано третьего августа с последующим повторением в номерах от десятого и семнадцатого августа. У тебя есть эти номера. Проверь!

Я проверил. В обоих номерах было помещено это объявление, но только в номере от третьего августа оно было обведено рамкой.

Я показал оба номера дяде Эму.

— Нужно обязательно узнать, кто отметил объявление карандашом. Фло говорила, что карлик не читал «Билборд». Правда, он мог читать его втайне от нее.

— Это вполне возможно, — заметил я.

— Бели поразмыслить хорошенько, то это маловероятно. Если он читал газеты тайком, то не стал бы ничего подчеркивать. Это выдало бы его намерения. Ну, пошли!

Он собрал газеты, положив интересующий нас номер сверху, и пошел к выходу. Я быстро собрал разложенные на полу газеты, кинул их в угол и догнал его у лестницы. Что-то заставило меня обернуться, и я бросил взгляд на чемодан. Он был похож на гроб ребенка — или карлика.

Этот чемодан действительно стал гробом если не тела, то мыслей этого несчастного человека. Мыслей, изложенных на бумаге. Эти мысли еще поживут какое-то время, пока их не выбросят или не сожгут в печи. А потом они превратятся в дым, тогда как тело, породившее их, у же стало изюминкой в толстом пироге земли.

Дядя Эм уже спустился с лестницы и ждал меня внизу. Я погасил на чердаке свет и закрыл за собой дверь.

«Прочтет ли кто-нибудь еще эти мрачные стихи, спрятанные на чердаке?» — подумал я.

Спустившись на второй этаж, я спросил у дяди Эма:

— Ведь ты не станешь ее будить? Мы пробыли там довольно долго. Сейчас уже около пяти утра.

— Разумеется, я ее разбужу. Это крайне важно.

И он постучал в дверь миссис Червински. Я услышал, как скрипнула кровать, потом зажегся свет, и Фло появилась на пороге своей комнаты.

— Мне чертовски жаль тебя беспокоить, Фло. Но кое-что я должен выяснить немедленно. Речь идет об этом объявлении.

Он протянул ей газету и ткнул пальцем в черную рамку.

— Господи, я совершенно об этом забыла. Входи, Эм.

— Нет, мы сейчас уйдем и оставим тебя в покое. Так что ты можешь сказать по этому поводу?

— Ничего особенного. Я увидела это объявление в субботнем номере. Меня удивило начало: «Лон С» Естественно, я сразу же подумала, что объявление касается Лона Стасрфолда, и подчеркнула его. Когда он вернулся вечером, я его ему показала. Но он заявил, что это не имеет к нему никакого отношения и он не знает никакого Коротышки. И вообще не понимает, о чем идет речь. Он сказал, что я ошиблась.

— Больше он ничего не добавил?

— Нет. Но я заприметила это объявление. Оно появилось еще в двух номерах, а потом пропало. Поскольку Лон уверял, что оно его не касается, я выкинула это из головы. А теперь ты мне о нем напомнил.

Сонное выражение сошло с ее лица.

— Значит, объявление все-таки предназначалось для него, а он не хотел, чтобы я об этом знала. Оно очень коротенькое. Он с первого раза мот запомнить содержание и, почтовый адрес. Он уверял, что это не имеет к нему отношения, но наверняка ответил. Ты согласен со мной, Эм?

— Пока не знаю, Фло, но наведу справки. Во всяком случае, большое спасибо… Возвращаю тебе ключ от чердака и газеты.

— Я еще увижусь с тобой, Эм?

— Надеюсь. Я обязательно тебе позвоню. До свидания, Фло.

Мы вышли на Вайн-стрит. Мимо нас проехали одно или два такси, но дядя Эм даже не попытался их остановить.

Небо уже начало сереть, а с реки дул свежий северный ветер. Я слегка дрожал, но не потому что было прохладно. Я никак не мог отделаться от воспоминания о стихах. Мне хотелось забыть их, но они росли во мне и наполняли душу смутной тревогой. Сам того не желая, я их выучил наизусть слово в слово.

— Тебе холодно, Эд? — спросил дядя Эм.

— Нет, но я хочу есть.

— Сейчас мы перекусим. А потом пойдем в какой-нибудь отель. Надо немного поспать. Наш следующий визит будет на площадь Оперы, двадцать пять. Но туда нельзя явиться раньше девяти-десяти часов.

Мне не нужно было спрашивать, что находилось на площади Оперы, двадцать пять. Все циркачи знали этот адрес — это был адрес редакции «Билборда».

— Ты думаешь, они скажут, кто поместил объявление? — спросил я.

— Я когда-то знавал там одного парня, может, он поможет нам пролить свет на это дело.

— А если он там больше не работает?

— Если я не справлюсь в одиночку, придется подключить Вейса. Он может устроить, чтобы здешняя полиция сделала официальный запрос. И все-таки я боюсь, что у нас ничего не выйдет. Тот тип наверняка действовал под чужим именем.

— Тогда зачем мы туда, идем, если ты считаешь, что мы ничего не добьемся?

— У тебя что, есть другие предложения?

— Нет, — сказал я. — Я могу предложить только поспать и поесть. Лично я умираю с голоду.

На углу Вайн-стрит мы нашли ресторан, к счастью, еще открытый. Нам удалось кое-как перекусить, а затем мы отправились на поиски ночлега. В отеле на Фонтейн-сквер нам предложили двухместный номер, и мы повалились в постели, приказав разбудить нас в девять часов. Уже засыпая, дядя Эм сказал: