Желтый ценник - Шавалиева Сания

– Нравится? – хлопнул Василия по спине Ибраим.

Увлеченный конем, Василий вздрогнул, тряхнул головой, закричал:

– Ми-му-ми!

– Да, брат, – пожалел Василия Ибраим и показал жестом, словно скачет на коне.

Василий понял, закивал, заулыбался, замахал руками. Он применил все свои красноречивые эмоции, чтобы показать, как он хочет прокатиться на этом иноходце.

– Понял, понял, – приобнял Ибраим Василия за плечи.

Пока Ибраим устанавливал настил, конь стоял смирно, обескураженный всем тем невероятным, что ему пришлось пережить. Ибраим отвязал коня, пошел краем кузова, отодвигая вороного в сторону, и погнал его вперед к деревянному мостку на краю. Вороной был не прочь покинуть кузов. Он фыркнул, оскалил зубы и тронулся с места. Осторожно правым копытом испробовал деревянный настил с продольными перекладинами. Видимо, настил показался неустойчивым, потому что конь громко заржал, вернул ногу на пол кузова. Ибраим потянул за уздечку. Конь снова фыркнул, потянул голову за уздечкой, но ступить не решался. «Хоп-хоп», – кричал Ибраим, одновременно дергая уздечку, махая укруком и следя, чтобы конь не оступился.

Ступив на землю, конь отряхнулся, захрапел, затем взвился на дыбы. Ибраим вздрогнул, не удержал уздечку. Люди вокруг мигом рассыпались, и конь оказался один на один с Василием. Еще секунда – и он задавит Василия всем своим весом. «Беги!» – хотелось орать Асе, но от ужаса слова застряли в горле, а голос пропал. Василий стоял с широко раскрытыми глазами, он замер, но не от страха, а от красоты этого иноходца – он восхищался его высотой, мощью и величием. Однако Василий успел присесть, откатился из-под брюха коня в сторону, вскочил на ноги и ухватился за уздечку.

– Ми-ми-му, – осторожно приближался Василий к иноходцу, дотянулся рукой до его головы, погладил. Конь захрипел, попытался рвануться прочь, но Василий уже ухватил его за верхнюю губу.

Ася не заметила, как Василий оказался на спине коня. Минуту-другую конь стоял, потом покосился глазом через плечо и почувствовал, как ноги человека крепко впились в его бока. Иноходец вскинулся на дыбы, заржал негодующе и яростно поскакал вперед, взбрыкивая задом. Он весь напрягался, чтобы сбросить с себя все чужое, но быстро устал. Тогда он тряхнул челкой и пошел с места четкой, стремительной иноходью, описывая большой полукруг, чтобы вернуться к машинам. Увлеченный его бегом, Василий закричал:

– Ми!.. Му!.. А!..

– О-о-о, смотри, как идет!

– А ты как думал, – задорно отозвался Ибраим.

Они быстро рысили за иноходцем и кричали, как маленькие дети. Голоса их словно подстегивали коня, он все убыстрял и убыстрял бег, но быстро сдал, превращая ритм иноходи в ровный шаг.

– Хорош, – согласилась тетя Валя и сурово добавила: – Только зря на виду у всего поселка. Сглазят. А то еще хуже – уведут ночью. На хорошего коня, как на дорогую иномарку, охотников много. Это ж казахская степь, здесь порою конь в загоне более ценен, чем жена в доме. Некоторые дурни на страдания пойдут ради такого, и себе жизнь загубят, и коню.

Василий повел коня в коровник и сам остался там.

Пообедав, Руслан расчистил перед собой на столе место, взял пакет, который ранее принес из машины, стал вытаскивать пачки денег. Гуля сняла жилет, вывернула наизнанку, и все увидели ровный ряд карманов, туго набитых деньгами.

Ибраим сразу отказался принимать деньги лично, сославшись на то, что он только перевозчик, а для денег дан другой человек. Ибраим вышел со двора и вскоре вернулся с щуплым человеком в кожаной куртке. В дверях остановился еще один, своим огромным телом занял весь проем и перегородил дорогу свету и всему, что хотело пройти или протиснуться мимо.

Тетя Валя, увидев деньги, поразилась их количеству. Неужели конь стоит таких денег? Неужели у людей есть такие деньги? Неужели кто-то согласен такие деньги отдать за коня? Все эти вопросы разом пронеслись в голове тети Вали, которая в жизни не видела такой кучи.

Руслан укладывал стопки ровными рядами и пересчитывал указательным пальцем, словно это были кирпичи. Тетя Валя опомнилась, вспомнила про Василия, что он не кормлен, заторопилась в коровник, собрав остатки еды со стола.

– Лучше бы долларами, – искренне вздохнул человек в кожаной куртке.

Руслан оглянулся на Гулю, словно предлагая ей слово.

Гуля улыбнулась и пошутила:

– Откуда в нашей стране столько долларов?

Все шутку оценили, одобрительно поржали.

Человек в кожаной куртке сгреб деньги в большую черную сумку и сказал хриплым голосом:

– Советую здесь не задерживаться.

В другое время Ася с Русланом не прислушались бы к совету и откликнулись на приглашение двоюродных братьев и сестер погостить, попариться в баньке, но второе предупреждение за час призывало к размышлению о том, что стоит все-таки поторопиться, тем более что и деньги не их, и конь чужой, да еще тяготила ответственность за Гулю.

Все были измучены тяжелой дорогой, хотелось спать. Они готовы были развалиться прямо на полу летней веранды, казавшемся прохладным от голубой краски. В углу, огороженном кирпичами, теплыми желтыми пятнами шумели трехдневные цыплята. В другой раз Ася обязательно за ними понаблюдала бы, покормила яичными желтками, а сейчас хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть ярких отблесков солнца на самоваре, позволить вялой голове отключиться от мыслей и проблем. Хоть ненадолго, хоть на чуть-чуть.

Тетя Валя проводила гостей в дом, и здесь оказалось гораздо прохладнее. Стала суетливо расправлять кровати, но все отказались и развалились на полу. Никто не заметил, как она стащила с кровати перины, подушки, силилась их подсунуть под гостей. Так и проспали до вечера рядом с перинами и подушками, посапывая и морщась от звуков пробегающих мимо дома машин.

Асе показалось, что они проспали полчаса от силы. С тех пор как она вышла на рынок, она никак не могла выспаться. Она спала повсюду: если появлялась свободная минута, присаживалась за стол, приваливалась к стене, вытягивала ноги в кресле самолета – хоть где, в любой позе прикрывала глаза и отрывала у сна десять, пятнадцать минут. Главное, когда просыпаешься, вспомнить и сориентироваться, где ты находишься: в китайском отеле или на даче у свекрови. От этого зависит, как ты просыпаешься: или ты вскакиваешь с чувством неловкости, или, не запоминая ни слов, ни жестов, растягиваешься, переворачиваешься и продолжаешь досыпать, домурлыкивать.

– Вставайте, – тормошила тетя Валя Асю.

А где Ася? Она по кончик носа провалилась в глубину перины, и не выкорчевать ее никакими уговорами. Зажатая облаком перьев, она не способна даже повернуть голову. Она ежится – ей неудобно в этом перьевом плену. В попытке подняться, старается выплескать руки, набирает силы и чувствует, что не может, не владеет телом.

Тетя Валя подставляет руку, помогает выпростаться. Ася с сожалением освобождается от мягкого очаровательного плена. Век бы здесь спала, но надо ехать обратно.

Теперь надо собраться и вспомнить.

Смутно выплывает конь, дорога, фура, пограничники, коричневое лицо тети Вали. Она что-то говорит, и Ася не сразу понимает о чем.

– Тут это, – как-то застенчиво-фальшиво ведает она, – тут это… короче, Василий ускакал на коне в пустошь.

Ася обдумывает сказанное и не понимает, к чему ведет тетя Валя.

– Он же вернется?

Тетя Валя неопределенно пожимает плечами. По мнению Аси, это абсолютно неправильный жест: «Скажи „да“, покатается и вернется. Ведь правда?!» Но тетя Валя молчит. Так делают все люди, которые знают правду, но ни за что ее не выдадут, потому что она неудобная и не та, которую ожидают.

– Тетя Валя! Не молчи! Куда уехал Василий? – напрягается Ася.

– Честное слово, не знаю. Сказал, что здесь опасно оставаться коню, он уже видел злых людей и от греха подальше решил коня спрятать.

Ася помотала головой. Нет. Она не собирается слушать эту чушь. Ее голове не нужны неправильные слова, собранные из неправильных мыслей.