Боярские дворы - Нина Молева

Восстановить отцовское наследство, в силу сомнительности его происхождения в глазах властей, детям не удалось. Но и той части, которая была им возвращена, было вполне достаточно для самого роскошного образа жизни. К тому же императрица Анна Иоанновна торопилась выдать замуж княжну Александру за младшего брата Бирона, а молодой князь Александр предпочел военную службу придворной. Он отличился в турецкую войну под командованием Миниха и обратил на себя внимание в Семилетнюю. При Елизавете Петровне он получает чин генерал-поручика и награждается Александровской лентой. При Екатерине II — генерал-аншеф. Благоволение новой государыни он сумел снискать тем, что первым известил жителей Москвы о ее приходе к власти. Генерал жил в Черемушках, любил их, но не находил времени и, скорее всего, желания заниматься хозяйством.

В Черемушках выросли четверо его детей. Дочь Дарья вышла замуж за грузинского царевича Александра Бакаровича. Это ее внучка Анна Егоровна будет принимать у себя Н. В. Гоголя в последние годы его жизни. Писатель умрет в доме правнучки «светлейшего», ставшей супругой А. П. Толстого. Старший сын генерал-аншефа, старший внук «светлейшего», Петр женится на княжне Екатерине Алексеевне Долгоруковой, племяннице «порушенной» невесты Петра II. Черемушки переходят второму сыну, Сергею Александровичу, женатому на княжне Е. А. Голицыной, который словно торопится наверстать упущенное семьей время. Усадьба в Черемошьем планируется с царским размахом: главный дом — дворец, многочисленные флигеля, службы, конный двор с конюшнями и манежем, огромный липовый парк с правильной посадкой, садовыми павильонами, мостиками, прудами (Большая Черемушкинская улица, 90 и 91).

Его замыслы продолжает развивать сын, Александр Сергеевич Меншиков, известный острослов и на редкость бездарный военачальник. Отмеченный Николаем I и назначенный им главой русских войск в Крыму во время Крымской войны 1853–1856 годов, он во многом способствовал неудачам и развалу армии. Возмущение Меншиковым было так велико, а допущенные ошибки так очевидны, что правительству пришлось его снять. Служебные промахи, неудовольствие двора совпадают для А. С. Меншикова с сильно пошатнувшей его состояние отменой крепостного права. Подобно многим владельцам усадеб Меншиковы были вынуждены продать свои владения. В качестве хозяина Черемошьего — Черемушек их сменяет коммерческий советник В. И. Якунчиков.

После реформы характер Черемушек резко меняется. Здесь появляются многочисленные дачники — село становится одним из самых популярных подмосковных дачных мест. Одновременно вокруг него вырастают многочисленные кирпичные заводы, и среди них завод самого Якунчикова, насчитывавший в 1890 году 100 рабочих.

В начале 1890-х годов, уже во владении «Наследников Якунчиковых», завод занимает на своем производстве около 300 рабочих и около 100 работниц.

Но имя В. И. Якунчикова связано не только с промышленным развитием Черемушек. Именно благодаря ему и его многочисленной семье Черемушки зажили новой жизнью, войдя в историю русского изобразительного искусства и художественной промышленности.

Человек, близкий П. М. Третьякову — оба были женаты на родных сестрах Вере и Зинаиде Мамонтовых, — Якунчиков разделял в значительной степени и художественные вкусы своего родственника. Обе супружеские пары были очень дружны и близки. В канун свадьбы младшей своей сестры З. Н. Якунчикова пишет будущей В. Н. Третьяковой: «Впоследствии я желала бы быть так же близкой с тобой, а ты не откажи в сочувствии и расположении преданнейшей тебе сестре Зинаиде Якунчиковой. Передай мой душевный привет твоему жениху. Муж мой желает вам обоим искреннего счастья».

К. Мазер. Князь Г.А. Грузинский. 1839–1840 гг.

Со временем В. Д. Поленов, женившийся на дочери Якунчикова Наталье Васильевне, будет отмечать в письмах увлечения тестя: «Обедал сегодня у Якунчиковых, а после обеда к папаше пришли три музыканта из оркестра и играли с ним квартеты Гайдна». Или — «папаша принимает ужасно горячее участие в моих этюдах и все спрашивает, можно ли с этих набросков сделать большую картину и какой именно величины…»

Дом Якунчиковых в Среднем Кисловском переулке (№ 6, ныне занят Российской академией театрального искусства, бывший ГИТИС) славился прежде всего своими музыкальными вечерами. Здесь постоянно бывали художники — члены Абрамцевского кружка. Эту группу живописцев объединял интерес к обновлению специфических средств искусства, его сюжетов, изобразительного языка и тому, чтобы в искусстве более реально и непосредственно передавались человеческие чувства во всей их жизненной сложности и взаимосвязи. В своих поисках они обращаются к сюжетам из национальной истории, из русских сказок, народных былин, эпоса. А отсюда в свою очередь рождался и интерес к народному искусству.

Ставшая женой В. Д. Поленова, Н. В. Якунчикова занималась живописью вместе с мужем. Успеха на этом поприще удается добиться и Вере Васильевне Вульф-Якунчиковой, великолепные портреты которой были написаны влюбленным в художницу Константином Коровиным. Но наиболее талантливой художницей была Мария Васильевна Якунчикова. Ее работы В. Д. Поленов ставит в один ряд с произведениями И. И. Левитана и В. Э. Борисова-Мусатова. Большой успех приносит ей участие во Всемирной выставке 1900 года в Париже. Западный критик тех лет восторженно пишет о происходящем в России «возрождении индустриальных искусств, которому с самоотверженностью и удивительной бескорыстностью служат такие художники, как М. Врубель, Малютин, Головин, мадемуазель Давыдова, мадемуазель Якунчикова-Поленова». Он отмечает, что «повсюду господствует атмосфера искренности и покоряющей простоты». Общим руководителем работ на выставке был Константин Коровин.

Всегда считалось, что увлечение народными кустарными промыслами началось с появления Абрамцевского художественного кружка, связанных с ним художественно-ремесленных мастерских. Где, как не в Абрамцеве, родился первый Музей крестьянского искусства! А между тем факты и даты говорят иное.

Абрамцевские мастерские, само желание четы Мамонтовых, прямых родственников Якунчиковых и Третьяковых, заниматься народными промыслами появились после того, как у Никитских ворот открылся в 1885 году первый в России Кустарный музей (Никитский бульвар, 16). И не просто музей. Здесь можно было увидеть работы мастеров, можно было их и заказать. У кустарей покупались лучшие образчики их мастерства, и им давались ссуды для покупки сырья. Предоставленный московским земством капитал в 15 тысяч рублей годовых дополнялся 18 тысячами рублей на содержание музея и вновь открываемых мастерских. Размах немалый! Он не мог оставить меценатов равнодушными.

Для приобретших Абрамцево Мамонтовых увлечение было тем более понятным, что в соседнем Сергиевом Посаде возникла самая крупная из поддержанных московским земством организация — Общество взаимопомощи кустарей. В центре современного нам города, у входа в Троице-Сергиеву лавру, и поныне стоит большой трехэтажный кирпичный дом в причудливой кладке красного кирпича — дань увлечения архитекторов декоративными приемами русского XVII века. Выстроенный на средства общества, он объединял библиотеку, мастерскую, банк и склад готовых изделий.

Таким образом, именно появление музея у Никитских ворот дало толчок возникновению абрамцевских мастерских, что лишний раз говорит о том, что живой интерес к народу, его судьбе, правам и талантам стал общим для второй половины 1870-х годов — времени, наступившего после «безумного лета» 1874 года, с его хождением в народ, с верой в неизбежность взрыва народного возмущения и отчаяния. Абрамцево вобрало в себя отблески мыслей и чувств, которыми жили передовые разночинцы, и стало свидетелем меценатских увлечений.

Пройдут годы, и в день восьмидесятилетия В. Д. Поленова старые друзья напомнят ему о сложившемся кружке, где наряду с Абрамцевым немалую роль сыграли и собиравшиеся в Черемушках художники: «Вы помните, мы совсем разные пришли отовсюду: В. Васнецов и М. Антокольский, Е. Д. Поленова и Серов, Репин и Арцыбушев, А. Васнецов и М. В. Якунчикова, Спиро и Остроухов, другие еще… Мы совсем разные, но вдохновляемые одним и тем же — правдою и честностью в искусстве; мы в Абрамцеве сомкнулись в одну тесную семью, которую, как ни разделяй ее почти бездорожные расстояния и лихие времена, и до сих пор связывает нас, оставшихся, нерушимыми узами большой, настоящей человеческой дружбы».

Сохранились и другие, очень личные страницы, связанные с Черемушками. Доживший едва ли не до ста лет известный московский врач-гомеопат, в прошлом кавалергард, Д. П. Сорохтин вспоминал о своих приездах в якунчиковскую усадьбу. "В перспективе прошедших лет мне начинает казаться, что было в его атмосфере что-то от «Вишневого сада», что-то от Лопахина, хотя и женившегося на Варе и облагороженного ею. Почтенному хозяину как будто хотелось сократить размеры огромных высоких комнат, устроиться в них, как говорилось, поуютнее. Потеснее, что ли. Чайный стол был задвинут в угол, отгорожен от остального помещения огромными декоративными растениями в кадках, напоминавшими зимний сад. Самовар должен был постоянно кипеть, и прислуга следила за этим неустанно. Иногда это были горничные в обязательных кружевных наколках и передниках, иногда старушки с восковыми благообразными лицами, в подколотых у подбородка большими булавками одноцветных платках. Старушки непременно кланялись в пояс и говорили, как шуршали, — ничего не было понятно, хотя губы двигались быстро-быстро. Чашки ополаскивались здесь же, на чайном столе. Хозяин постоянно прислушивался к разговорам молодежи, которой собиралось очень много, вставлял свои замечания, но непременно касался и своих дел, в том числе предмета его гордости — дымившего бок о бок с поместьем кирпичного завода. В то время якунчиковский кирпич действительно признавался одним из лучших. Во всяком случае, подрядчики часто говаривали, что выполнят работы не в каком-нибудь, а именно в «якунчиковском» кирпиче.