Дети порубежья - Вера Школьникова

— Ну что, хватит с тебя? А то ведь и убить могу. Забирай своего братца и убирайся, а вернешься — уши отрежу.

Вместо ответа Ллин встал в позицию. Теперь он не мог тратить время на пустые разговоры — минуты вытекали кровью из раны. Если бой затянется, он упадет от слабости. Сейчас юноша не отказался бы от помощи брата, но Мэлин и так принял на себя половину удара, и стоял, навалившись на стену. Он разделил с братом боль так же, как разделял радость, впервые понимая, что их связь, быть может, не благословение, а проклятье.

Тэйрин, задыхаясь, бежала вверх. Ей казалось, что винтовая лестница уходит в бесконечность, виток за витком, и она никогда не добежит до площадки. Она опоздает, близнецы убьют Корвина, как убили Виля. Он умрет из-за нее. Девушка оступилась и съехала на две ступеньки вниз, разбив колено, но успела ухватиться за стену. Поднялась, и не обращая внимания на струящуюся кровь, побежала дальше.

Поединок продолжался, темп ускорился, теперь атаковал Ллин, Корвин отбивался, ожидая, когда рана подействует, и соперник подставится. Но старый граф слишком хорошо обучил своих приемышей — упрямец истекал кровью, но не допускал ошибок. Пора было заканчивать: рана в бедро, сама по себе не опасная, могла привести к смерти, если вовремя не перевязать, а убивать так некстати объявившегося родственника Корвин не хотел.

Не то, чтобы он проникся внезапной братской любовью, но вряд ли Ивенне понравится, что ее сыновья убивают друг друга, да и Семеро не одобряют братоубийства. Движения Ллина замедлились, и Корвин решил, что наступил подходящий момент — можно закончить бой одним ударом, и у противника пострадает только самолюбие.

Тэйрин толкнула тяжелую дверь и вышла на площадку. Ветер швырнул ей в лицо водяную завесу, она на ощупь добралась до поручня, несколько раз упав по дороге. Прижавшись к решетке, она переждала сильный порыв ветра. Нужно было идти дальше, отпустив надежную опору — веревка от колокола крепилась посередине площадки, к вделанному в каменный пол кольцу.

Девушка до боли сжала зубы, выпустила поручень, и пригнувшись, рванулась вперед. Ветер тут же снес ее в сторону. Тогда Тэйрин поползла, распластавшись по скользкому камню, уткнувшись лицом в воду. Прошла целая вечность, пока ее пальцы наткнулись на кольцо. Она с трудом развязала тяжелый мокрый узел, обломав ногти, и потянула на себя веревку.

Корвин шагнул навстречу Ллину, целясь в левое плечо. Еще одна рана точно заставит упрямого барана сдаться. Но Ллин успел отбить выпад: принял удар на кинжал, отвел клинок в сторону и контратаковал. Корвин зеркально повторил его движение, встретив меч своим кинжалом, и отшатнулся, пытаясь высвободить клинок. Но Ллин потянулся вперед, углубив выпад, раненая нога подломилась, не выдержав вес тела, и он упал прямо на противника. Корвин не успел отдернуть руку с кинжалом, и изогнутое лезвие серпом вспороло беззащитное горло.

Мэлин кричал, хрипло, страшно, словно кипящая кровь клокотала в его горле в поисках выхода, разрывая гортань изнутри. Корвин осторожно опустил на пол окровавленное тело, отведя взгляд от рваной раны на горле. Видят боги, он не хотел. Между двумя раскатами грома вклинился тревожный бой колокола.

* * *

Ллина похоронили на родовом кладбище, на гранитной плите выбили даты: «1293—1317» и имя — Ллин Эльотоно. Ивенна стояла между могилами мужа и сына и смотрела на море, положив руки на надгробья, пальцы медленно ласкали шершавый камень. Не успела, не уберегла. И не у кого просить прощения.

Она вспоминала: мальчики играют с разноцветной галькой на берегу моря, волны щекочут голые пятки. Малыши пытаются сложить башню из скользких, нагретых солнцем камней, а галька упорно рассыпается, выскальзывает из маленьких рук.

Тогда они замирают на минуту, соленые от морской воды пальцы оказываются во рту, брови задумчиво нахмурены. И начинают отбирать камни, меньший кладут на больший, присыпая холодным морским песком, спрятавшимся под слоем гальки. Их несколько раз зовут обедать — не слышат, упрямо продолжают строить башню. И только когда последний, зеленовато-желтый овальный камушек завершает постройку, маленькие зодчие позволяют няне увести себя в замок. Вернувшись следующим утром, они не найдут и следа от своих трудов. Прилив.

Подошедший Корвин вернул Ивенну в настоящее:

— Матушка, пора возвращаться, — он виновато смотрел вниз, боясь поднять на нее взгляд.

Ивенна рассеянно кивнула, но не двинулась с места — чужой, совсем чужой. Как же ловко ее обманула Энрисса: когда пищащий комок плоти первый раз улыбается тебе, только тебе одной, так, словно в мире не существует других людей, когда вся радость вселенной отображается на маленьком лице, становится без разницы, кто произвел этого ребенка на свет. А потом он пополз, потом заболел, потом побежал, подарил ракушку, разлил чернила, выучился читать… и нет времени задуматься, нет сил оглянуться. А теперь уже поздно.

Чужой, стоит рядом с ней, и солнце золотит его макушку, а тот, под могильной плитой, как две капли воды похож на ее брата. Аэллин, черноволосый, золотокожий… Воплощение ее греха. Она не должна была выходить замуж, не должна была покидать Суэрсен, оставлять Иннуона. Узы не порвать, боги отомстили за попытку.

До рождения близнецов она еще могла лгать себе — узы Аэллин не передаются по женской линии. Но ее сыновья одновременно засыпали и просыпались, плакали и смеялись, хотели есть или пить. Она завернулась в плащ — зябко, несмотря на жаркий день, ей теперь все время будет холодно. А Корвин продолжал говорить:

— Отцы-дознаватели собираются уехать сегодня вечером, как спадет жара, и забрать Мэлина. Мы должны им помешать, он не в себе.

Корвин не испытывал особой любви к оставшемуся в живых брату, но чувство вины, смешанное с чувством справедливости, заставляло вмешаться. Мэлин определенно сошел с ума, и будет слишком жестко карать безумца за то, что он совершил пребывая в здравом рассудке. Корвин поежился, вспоминая, как кричал потерявший брата близнец, такого крика он никогда не слышал и, дай боги, не услышит больше.

Мэлин кричал, пока не сорвал голос, а потом, оцепенев, упал на пол, прижав руки к горлу, на котором проступила багровая полоса, сочившаяся кровью. Прибежавшие на колокольный звон дознаватели так и не смогли привести его в чувство, связали и унесли. Через день он пришел в себя, но не двигался и не говорил, сидел, не шевелясь, уставившись в одну точку.

Ивенна, без малейшего интереса в голосе, спросила:

— Зачем?

— Но ведь они убьют его!

— Он уже мертв. Чем скорее они это сделают, тем лучше. Когда рвется связь, лучше умереть сразу. Ты убил их обоих, Корвин.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});