Шевалье (Рыцари). Книги 1-3 - Жюльетта Бенцони

здесь надолго, не вздумал бы ждать здесь весны, прибытия войск из Европы и главных сил византийского флота... В этом случае придется двигаться к Каиру.

— Не уверен. У него всего три галеры, и он, несомненно, предпочтет вернуться домой и перезимовать там. Если потребуется, мы можем ему предложить этот вариант... деликатно. А пока он хочет засвидетельствовать свое почтение вдовствующей королеве, своей кузине.

— Это вполне понятно. В таком случае я пошлю Тибо предупредить мою мачеху.

— Зачем посылать Тибо, когда можно было бы отправить письмо с гонцом? — удивился Гийом, лучше чем кто бы то ни было знавший, что бастард не любит разлучаться с Бодуэном.

— На то у меня есть очень веская причина, друг мой. Вы ведь не могли не заметить, что сенешаль отсутствовал на приеме?

— В самом деле. Мне сказали, что он болен. И меня это сильно удивило: он так любит быть на виду, что должно быть, болен довольно серьезно, если упустил такую возможность.

— Прошлой ночью он весьма неудачно ударился о стену. У него на голове огромная шишка, и щека разодрана. Опасности для жизни ни малейшей, но выглядит ужасно...

— Он до такой степени напился? — смеясь, спросил канцлер.

— Нет. На самом деле это Тибо его так отделал, оторвав от девушки, которую этот мерзавец пытался изнасиловать.

Гийом, вскинув брови, всмотрелся во внезапно побледневшее от гнева лицо короля и, немного помолчав, проговорил:

— Изнасиловать девушку? Надеюсь, речь идет не о той молоденькой армянке, которую подарила вам ваша матушка?

Бодуэн, только что смертельно бледный, густо побагровел.

— Вам это известно?

— Если я хочу хорошо вам служить, Ваше Величество, мне необходимо знать обо всем, что происходит во дворце. Я видел, что сегодня ночью ее привели к вам, и что она была совершенно счастлива, потому что любит вас сильно и искренне. Я надеялся, что и вы будете счастливы.

Он говорил мягко и ласково, однако Бодуэн повернулся к нему спиной — не хотел, чтобы бывший наставник заметил, что глаза у него полны слез.

— Я и был счастлив, — прошептал он. — Я испытал огромную радость, потому что на мгновение забыл, кто я такой и какой недуг меня гложет. Но, когда я ею овладел, ее крик отрезвил меня... вернул к ужасной действительности. Мое проклятое семя в нее не излилось, и я благодарю за это Господа. Господа, который не уберег меня от искушения!

— Не обвиняйте его! Он не осуждает подаренную вам любовь! Каждый волен распоряжаться своим телом, и эта девушка отдалась вам, полностью сознавая то, что делает. Но что же произошло потом?

— Прибыл гонец от византийцев, и я отослал ее к моей матери. Она не хотела, чтобы ее провожали, но Тибо забеспокоился, побежал ее догонять... а что было потом — вы уже знаете.

— Сенешаль узнал нападавшего?

— Тибо думает, что нет. Там было темно, и все произошло очень быстро.

— И вы отправили девушку к вашей матушке? В том состоянии, в каком она, наверное, была, это не слишком...

— Мариетта забрала ее к себе, она и сейчас там. Я поблагодарил матушку и сказал, что оставлю ее у себя, но на самом деле намерен поступить с ней иначе. Ей надо уехать, вот потому я сегодня же вечером и посылаю Тибо в Наблус: он отвезет Ариану к моей мачехе. Мария немного безрассудна, но она — сама доброта, и дом у нее чудесный. Ариане там будет хорошо... а я смогу успокоиться. Здесь, среди этих злобных женщин, рядом с мерзким Куртене, который, скорее всего, продолжит ее добиваться или постарается как-нибудь отомстить, девушка уже не будет в безопасности. Сколько же в людях грязи и мерзости! — Продолжая говорить, Бодуэн приблизился к резному кедровому ларю, на котором лежали его меч и кинжал. Взяв кинжал, он выхватил его из ножен и с последними словами яростно всадил в драгоценную крышку, а потом выдернул и уставился на блестящее лезвие с таким видом, словно искал, куда бы его еще вонзить. Гийом Тирский, испуганный выражением отчаяния на его лице, бросился к королю и осторожно отнял у юноши оружие.

— Нет. Это ничего не решит, а вы погубите свою душу! Сын мой... вы уже так ее любите, эту девочку?

— Вы ведь знаете меня лучше, чем мой духовник, правда? — С горечью проговорил король. — Да, я люблю ее! И вот теперь, когда я хотел бы, чтобы она была моей безраздельно, я должен оторвать ее от себя, отослать как можно дальше!

— Это и есть истинная любовь: желать другому добра даже в ущерб себе. Наблус не так далеко! Всего каких-то пятнадцать лье!

— Для меня они должны превратиться в океан. Если я больше ее не увижу, может быть, мне удастся ее забыть...

Гийом лишь молча покачал головой: он слишком хорошо знал Бодуэна, чтобы допускать такую возможность, но благоразумие подсказывало поддержать короля в его решении. В эту минуту вернулся Тибо — он побывал у Мариетты и узнал, как чувствует себя Ариана. Его улыбка стала ответом на вопросительный взгляд Бодуэна.

— Она чувствует себя куда лучше, чем мы смели надеяться. Мариетта прекрасно за ней ухаживала. К тому же, она очень хочет вас видеть, но не решается попросить об этом. Теперь, когда ее честь поругана этим негодяем, она сгорает от стыда.

— Она в состоянии путешествовать?

— Путешествовать? Но куда ей надо ехать?

— В Наблус, и ты отвезешь ее туда сегодня же вечером! Я не хочу, чтобы она оставалась здесь и подвергалась... всякого рода унижениям!

— Она ни за что на это не согласится, — возразил Тибо, предвидя ответ молодой армянки. — Кроме того, она никогда не ездила верхом...

— Это приказ! Что касается верховой езды... Возьми мула... осла... носилки, что угодно. Но завтра утром она должна быть далеко отсюда. Вели Мариетте все приготовить! А я сейчас напишу Марии...

Тибо, повернувшись на мгновение к Гийому Тирскому, с улыбкой смотревшему на него, состроил забавную гримасу — и отправился выполнять королевское поручение. Он по опыту знал, что когда король начинает говорить с определенной интонацией, спорить с ним — только понапрасну терять время. Но вскоре он вернулся, взволнованный и растроганный.

— Ваше Величество, вы должны с ней встретиться, хотя бы на минутку! — сказал он. — Она плачет, уверенная, что вы отсылаете ее подальше от