Трюфельный пес королевы Джованны - Анна Малышева

– Просто назови.

– Это совершенно ни к чему. Этого человека уже нет в Москве. Он уехал.

– Убил, уехал и бросил тебя? Кто он?

– Это была случайность, глупая и ужасная случайность, – Маргарита шептала быстро, лихорадочно, путаясь в словах. Она то и дело комкала на груди слишком просторную ночную рубашку, которую выдала ей со своего плеча мать Александры. – Это старый друг, он пришел навестить меня… А я встречала его и на лестнице столкнулась с Андреем, он спускался от тебя. Мы все вошли в квартиру, там я поссорилась с Андреем… Требовала от него вернуть пса, он сперва просто отказал, потом стал издеваться… Н у, мой друг вступился. Даже драки не было – так, толчок в плечо… Андрей упал, ударился виском и умер. Мы испугались и уехали.

И так как Александра молчала, гостья тихо, покаянным тоном добавила:

– Я знаю, что ужасно тебя подставила… Прости. Но мы вернулись ночью и все исправили.

– Что исправили?! – воскликнула художница. – Воскресили его?!

– Ох, брось. Мы сделали, что могли, чтобы тебе же не было хуже. Унесли тело в машину. Ключи нашли у Андрея в кармане, машину его я знала… Нас никто не заметил. Потом вернулись в мастерскую и прибрались. Ты же сама говоришь, что у полиции не возникло вопросов. Значит, с этим покончено.

– А по-моему, все только начинается, – перебила ее Александра. – Ты складно рассказываешь, конечно. Драки не было… Толкнули… Убился… А что же вы скорую не вызвали? Зачем убежали?

– Да пойми ты, в каком я была положении? Я же в розыске, наверное, после того как пыталась вывезти в Россию Иоасю и этого проклятущего пса!..

– Наверное или точно? Ты говорила, что ты в розыске, без всяких «наверное»! – напомнила ей Александра.

– Андрей сказал, точно.

– Так ты знаешь это с его слов… А может, он пытался запугать тебя, чтобы ты вела себя потише и не смела требовать вернуть пса?

Маргарита с горечью покачала головой:

– Куда уж дальше запугивать! Пес-то краденый… Кому я могу нажаловаться, если сама всего боюсь? Нет, он не врал. Меня ищут. Я и сама узнавала, стороной. Из тех же источников знаю и то, что, если верну пса, розыск прекратят. Но вот сам этот пес… Андрей мог соврать, что продал его. Он же прекрасно знал, что вещь краденая. Светиться с такой… Он бы не рискнул, думаю.

У Александры вдруг прихлынула кровь к щекам. Ей сделалось жарко, кожу на шее и груди закололо.

– Ты понимаешь, что я показывала снимок пса по крайней мере двум людям? – глухо произнесла она. – Доходит до тебя, что я демонстрировала им фото краденой вещи, которую ищут по международным каналам?!

Но на подругу вопрос не произвел впечатления. Она равнодушно ответила:

– Ну и что? Ты же не пыталась ее продать. Ты хотела ее найти. Что тут криминального-то?

– С твоей точки зрения, ничего?! – Потрясенная, Александра не сразу нашлась, что ответить. Помедлив, она произнесла: – Сильно ты все-таки изменилась. У меня ощущение, что мы говорим на разных языках. Что ж… Значит, имени этого твоего замечательного друга ты не назовешь. Но, наверное, тебе позарез надо было с ним увидеться, раз ты сообщила ему, где остановилась! А меня просила запирать двери, чтобы кто-нибудь случайно не вошел, боялась, что тебя увидят… Может, ты своего приятеля и боялась?

– Прошу тебя…

– Или боялась Демина? Ведь адвокат знал мой адрес и пришел искать тебя именно ко мне! Скольким еще людям ты рассказала, где собираешься остановиться? – Александра села и спустила ноги на пол. – Какие еще гости меня могут там навестить?!

– Тише! – Маргарита обернулась к двери и подняла палец, делая знак молчать.

Художница притихла. Ей и самой почудилось движение в коридоре. Женщины молчали, прислушиваясь. В этот момент они очень напоминали девчонок, которые опасаются, что мать настигнет их с сигаретой, тайком выкуриваемой ночью возле раскрытой форточки. Это сравнение пришло на ум Александре, и она невольно улыбнулась в темноте. «Как редко мне приходится улыбаться в последнее время!» Тревога миновала, приглушенный шум, вспугнувший их, доносился, скорее всего, с лестничной клетки. Маргарита заговорила первая:

– Поверь, ты можешь спокойно возвращаться в свою мастерскую, – шепнула она. – Я сообщила адрес только тому человеку, мне правда нужно было его увидеть. Он туда больше не сунется, сама понимаешь, почему. И еще Андрею. Он хотел, чтобы я сама к нему приехала, но я побоялась…

– А он погиб, – подвела итоги Александра. – Опасаться визитов мне, стало быть, нечего. И все следы вы прибрали, и само тело перенесли… А зачем постельное белье забрали, которое я тебе давала?

– Мы завернули в него тело… Когда перетаскивали… – пробормотала еле слышно Маргарита.

– Похвальная предосторожность! Соседи, если бы увидели в окно, решили бы, что тащат ковер в химчистку! – съязвила Александра. На душе было так тяжело, что хотелось шутить, пусть и едко. – А куда же вы потом простыни дели?

– Не знаю, ничего не знаю, все выбрасывал и прятал он, – затравленно отвечала Маргарита.

Она съежилась, прижав к груди край одеяла. По двору одна за другой проехали две машины, и когда полосы света падали на лицо подруги, та закрывала глаза. Бросив взгляд на стенные часы, циферблат которых слегка фосфоресцировал, художница вздохнула:

– Скоро три. Давай-ка спать, родители встают рано.

Маргарита послушно легла, укрывшись одеялом чуть не с головой. Художница последовала ее примеру. Свернувшись клубком и сомкнув веки, она пыталась прогнать одолевавшие ее тревожные мысли, выудить из разговора, который только еще больше ее расстроил, хоть какие-то светлые крупицы. «Я действительно могу вернуться в мастерскую? Да ведь выбора у меня нет! Здесь – спасательный плотик, на нем никуда не уплывешь, можно только дрейфовать, пережидая крушение… Мой корабль, уж какой-никакой, – там! Все инструменты, книги, материалы. И заказчики знают дорогу туда. Да и сама я уже часть мастерской. А как там сейчас, должно быть, холодно, ведь батареи не греются! Ветер… На крыше, над самой головой, грохочет отставший лист кровельного железа. Как он всегда гремит, как близкий гром! А здесь так тепло и тихо… Тихо и тепло…»

Тепло и тихо было в круглой комнате, высокий сводчатый потолок которой пересекали заросшие паутиной черные балки. Над ними, под самым куполом, в луче солнца, проникавшем в невидимую снизу амбразуру, сверкала взвешенная в неподвижном воздухе пыль. День, судя по яркости луча, был солнечный, но в комнате стоял полумрак. Единственное окно, замеченное Александрой, оказалось задернуто тяжелой бархатной шторой с золочеными кистями – массивными, словно виноградные гроздья. На каменных плитах пола лежали ковры – беспорядочно, внахлест, часто один поверх другого. Женщина поискала взглядом очаг и не нашла его. Зато она увидела книги, множество книг и рукописей и огромных кожаных туб, содержащих, очевидно, пергаментные свитки. Книгами завален был огромный стол, в нескольких шагах от нее, книги лежали на крышке длинного ларя и на каменном карнизе, опоясывающем изнутри всю комнат у, хозяина которой она заметила не сразу.

Он почти утонул в глубоком кресле, покрытом вытертым бархатом, этот щуплый седой старик, живой скелет, обтянутый дряблой плотью и желтой кожей. Его лицо, узкое, с тонкими мелкими чертами, казалось лицом восковой куклы, подтаявшей на солнце. Суконный плащ, подбитый куньим мехом, казался непосильным бременем для узких ссутуленных плеч старца. Черная суконная шапка, сшитая в виде колпака с закрытыми ушами, плотно облегала его голову, казавшуюся непомерно большой относительно тщедушного тела. Взгляд неожиданно ярких, серо-желтых, похожих на кошачьи глаз казался отсутствующим. Но вот на другом краю комнаты, в тени книг, высокими стопками громоздящихся на длинной скамье, что-то шевельнулось. Старик часто заморгал. Его голос, когда он заговорил, оказался звучным и сильным, но старик приглушал его, неизвестно из каких соображений.

– Ну что же? – спросил человек в кресле шевельнувшуюся тень.

– «Трактат о важности знания двенадцати знаков зодиака и их воздействия на разные части тела». – Заговоривший поднялся со скамьи, и Александра узнала в нем чумного доктора из своих снов.

Его бескровное, изможденное лицо в сумраке заваленной книгами башни казалось лицом призрака, явившегося по первому слову заклинателя духов. Черный плащ, сливавшийся с темнотой, усугублял зловещее впечатление. Глубокие глазницы казались пустыми, Александра не могла сейчас различить в них блеска черных глаз, упрямое, непримиримое выражение которых так поразило ее в первый же раз, когда этот человек явился ей во сне.

Мужчина сделал несколько шагов, приблизившись к креслу. Теперь на его лицо упал свет из высоко пробитой отдушины. Александра увидела, как он изменился. Да, то была тень, силой заклинания отделившаяся от холодной стены из песчаника, одна из безмолвных, задрапированных в плащи теней, населявших стены готических соборов. Лишь голос, одушевлявший это изваяние, пока принадлежал миру живых людей. Он звучал скорбно и вместе с тем насмешливо.