Страсть гордой княжны - Шахразада

Масуд ее не торопил. И потому, что ему торопиться-то было некуда, – не он решился на разговор в эту таинственную пору, и потому, что сам был бы не прочь остаться мужем лишь напоказ.

– Я прошу, – наконец решилась девушка, – чтобы ты не касался меня, не желал меня как мужчина. Пусть лишь наедине.

Масуд улыбнулся верности своей догадки.

– Я согласен, прекраснейшая. Так и будет. Я обещаю, что не пожелаю тебя как мужчина до того самого дня, когда ты не пожелаешь меня как женщина.

Девушка облегченно рассмеялась.

– Мне достаточно этого…

– Однако, красавица, я еще не закончил. Я не пожелаю тебя как мужчина, однако не обещаю, что не буду стремиться показать тебе, чего ты себя лишаешь, оставаясь женой лишь напоказ.

И вновь девушка проговорила:

– Мне достаточно твоего слова…

И вновь, в который уж раз за этот вечер, Масуд усмехнулся. Ибо он-то знал, что, произнеся последние слова, превратил свое обещание в пустой звук. «Не следует, красавица, играть со мной… Ведь и я могу начать играть с тобой. А вот кто из нас более опытный игрок, покажет время».

Так и стояли они – девушка в лунных лучах, юноша в полутени, заключившие уговор и почти наверняка знающие, что он будет нарушен. Неясно лишь, когда и кем именно.

Свиток двадцать четвертый

Утро, горячее и влажное, вступило в свои права. Пели птицы, приветствуя новый день, облака, едва заметные в высоком, по-летнему светлом небе, появившись, сразу же исчезали. Трепетала листва в дворцовом саду.

Покой Масуда нарушил скрип двери, хотя еще вчера, юноша мог поклясться в этом, двери распахивались бесшумно и важно, как им подобает в царском дворце. На пороге появилась давешняя художница, та самая, что покрыла руки и ноги жениха изумительной росписью.

– Позволено ли мне будет, о почтеннейший, закончить свою работу?

Юноша кивнул. Быть может, он был бы более гостеприимен, если бы в руках девушки не поблескивал многоцветным перламутром странный узкий кинжал. Тот самый, который еще вчера заставил Масуда настороженно наблюдать за действиями красавицы.

Однако, к счастью, опасения новоявленного жениха оказались напрасными: девушка осторожно счищала этим самым кинжалом, вернее, специальным церемониальным ножом, избыток засохшей хны с ладоней и ступней Масуда. Она делала это так осторожно, что юноша вовсе ничего не чувствовал. Когда же девушка, завершив свой кропотливый труд, покинула покои «достойнейшего сказителя», он наконец смог по достоинству оценить усилия художницы.

Изумительный тонкий рисунок покрывал руки и ноги – и ладони, и тыльная сторона руки были украшены цветами и листьями, птицами в клетках и какими-то неведомыми, но весьма дружелюбными существами. Ногти на руках и ногах приняли оранжевый цвет, а рисунок на руках переливался всеми оттенками желтого: от едва заметного кремового до темного, почти коричневого, подобного закатному солнцу.

И вновь, второй раз уже за это странное утро, с отчетливым скрипом раскрылись двери покоев Масуда, и в сопровождении целой дюжины разряженных юношей вошел второй церемониймейстер. Лицо его светилось значимостью.

– Пора, о мудрый брат правителя. Сейчас ты наденешь свадебное платье, а я буду тебе рассказывать, что и зачем мы делаем. Прозорливость правителя нашего столь велика, что он именно мне дозволил раскрыть тебе глаза на все величие свадебного обряда, о находчивый сказитель и счастливый жених.

Масуд поклонился. Он уже заметил, что свадебное платье похоже на роспись, которую только что рассматривал на руках. Повторялся и узор, золотой нитью вышитый по кремово-желтому фону, вновь улыбались с обшлагов неизвестные существа.

– Желтый цвет, о мудрый брат магараджи, – это цвет солнца, цвет супружеской верности. А потому весь сегодняшний вечер тебя и красавицу Джаю Рану будут сопровождать венки желтых и оранжевых цветов, желтыми же гирляндами вы обменяетесь в присутствии гостей в знак верности своим клятвам. Более того, даже яства будут щедро сдобрены шафраном и украшены цветками настурции – желтыми на желтом, светящиеся богатством и счастливым предзнаменованием. Ибо нет более радостного события, чем свадьба, нет более значимого союза, чем супружество.

Масуд кивнул. Красота обряда сумела найти путь и к его душе. Но вот упоминание о яствах заставило юношу задать второму церемониймейстеру совсем непраздничный вопрос.

– Да, кстати, почтеннейший. Ты говорил о яствах. Почему до сих пор не подан завтрак?

Старик покровительственно улыбнулся.

– В день свадьбы жениху и невесте не разрешается ничего есть вплоть до начала церемонии бракосочетания. Таковы древние наши обычаи. Но для тебя, иноземца, дозволено сделать исключение, и тебе будут поданы фрукты и вода. Они помогут поддержать силы, однако позволят насладиться и свадебными яствами.

Масуд благодарно улыбнулся. Оказывается, и в его положении иноземца есть свои преимущества. Но следовало подумать и о невесте, ибо он, будущий муж, обязан беспокоиться о жене всегда, в любую минуту ее жизни.

– Позволено ли мне будет просить тебя, мудрейший, чтобы и невесте моей подали воду и фрукты?

Старик поднял недоуменный взгляд.

– Традиции моей страны говорят, что мужу и жене следует вместе терпеть все лишения, чтобы семейная жизнь воспринималась одинаково.

Лицо церемониймейстера просветлело. «Ого, старик. Оказывается, вот он, ключик – древность традиций. Ну, теперь мне будет совсем просто».

– Я распоряжусь, о будущий муж принцессы. Древние традиции всегда мудры, и не дело нам, чьи жизни столь ничтожны рядом с Вечностью, оспаривать их.

Масуд кивнул и принялся надевать платье. Тут же трое юношей бросились ему на помощь. Но одного сурового взгляда жениха оказалось достаточно, чтобы они вернулись на место. «Не хватало еще, чтобы мне какие-то бездельники помогали штаны надевать!» – подумал Масуд.

Почему-то им овладел беспричинный гнев – юноша едва удержался от крика. Однако вскоре понял, что сердит не он, сердится его невеста. Уж у нее-то более чем достаточно причин для раздражения.

Фрукты на огромном блюде тоже были ярко-желтыми: персики, абрикосы, айва. Лишь вода, холодная и свежая, была прозрачна и бесцветна. «Остается возненавидеть желтый цвет только потому, что в него будет наряжен сегодня весь дворец!»

Старик-церемониймейстер безмолвно стерпел трапезу жениха и его самостоятельное одевание. Однако как только Масуд взялся за огненно-желтый кушак, встрепенулся и не терпящим возражений голосом проговорил:

– Не дело жениху одеваться, будто он простолюдин. Позволь дальше нам по нашим традициям провести сегодняшнее празднество.

Длинный, как дорога в неведомое, огненный кушак наконец был завязан. Столь же яркий тюрбан, с огромным желтым (о Аллах всесильный и всевидящий!) алмазом был надет.

– Теперь традиция говорит, что ты должен оседлать коня и верхом отправиться к дому невесты. Однако дом невесты – это и твой дом. Поэтому разумно будет, если ты верхом прибудешь в храм. Так нам удастся и древний обычай соблюсти, и не наделать очевидных глупостей.

Масуд усмехнулся тому, сколь удивительно быстро старик смог пересмотреть свои взгляды на традиции и разумность поведения.

– Позволено ли мне будет объехать дворец?

– Конечно, это будет не просто разумно, а воистину отлично – традиции твоей родины, должно быть, продиктовали тебе это решение: жених должен осмотреть дом невесты, дабы сделать распоряжения об охране его в дни празднования. И пусть никому не придет в голову нападать на дворец нашего мудрого правителя, однако желание прогуляться верхом вдоль его прекрасных стен, о мудрый жених, может только приветствоваться.

Верховая прогулка, увы, оказалась весьма короткой: как бы ни был велик дворец, для породистого скакуна подобные расстояния просто смехотворны. Но и эти несколько минут скачки успокоили Масуда и дали ему возможность с легкой иронией взирать на все происходящее.

Наконец впереди показался высокий навес, тоже в изобилии украшенный желтыми цветами. Под ним Масуд разглядел храм, который специально для торжества соорудили за одну ночь. Он был украшен по углам четырьмя пальмами и убран множеством душистых цветов, к счастью, не только желтого цвета. Посреди храма высился помост, с которого улыбался магараджа.

– Тебе следует спешиться, о достойный, – услышал Масуд позади себя шепот одного из стражей. – Взойди на помост и опустись на колено перед владыкой.

Юноша повиновался. К счастью, и помост был высотой всего в три ступени, и под коленом нашлась мягкая подушечка.

«Да, древние традиции порой столь доброжелательны, – Масуд на несколько мгновений перенесся мыслями туда, где будущие женихи прыгали через свадебный костер. Злое высокое пламя и было самой судьбой: лишь тот, что мог его преодолеть и не обжечься, становился в эту ночь мужем. Остальные либо кормили червей в земле, либо делали богатыми лекарей, пока те врачевали ожоги судьбы. – Хотя и несколько утомительны…»