Идеальный шпион - Джон Ле Карре

На полу была расстелена скатерть, на ней лежали книги и половина всех его бумаг. Но он улыбался — любезно и с облегчением, и протягивал ей телеграмму. Она взяла у него телеграмму и отошла с нею к окну.

— Телеграмма была от тебя, Джек, — сказала она, — и подписана условленным именем «Виктор». Адресована она была Пембруку для передачи Пиму. «Возвращайся немедленно, — передавал в телеграмме ты. — Все забыто. Новое ближайшее заседание Комитета в понедельник в десять утра. Виктор».

Бразерхуд не спеша повернулся к Фергюсу — только сейчас он удостоил его своим вниманием.

— Какого черта тебе здесь надо? — спросил он.

Фергюс повел себя совсем как Том, когда тот слишком долго молчит, ожидая, чтобы взрослые разрешили ему вступить в разговор.

— Экстренное донесение от полицейского дежурного в посольстве, — выпалил он. — Он передал его шифром по телефону. Я только что расшифровал. Из бронированной комнаты пропала «кочегарка».

Найджел сделал странный характерный жест, выражающий облегчение и как бы разряжающий напряжение. Приподняв свои холеные руки и устремив кончики пальцев куда-то вверх, он поболтал пальцами в воздухе, словно желая просушить ногти. Однако Бразерхуд по-прежнему склонялся к Мэри, словно впал в летаргическое оцепенение. Он медленно поднялся, а потом медленно потер губы, словно ощутил вдруг дурной вкус во рту.

— Когда это случилось?

— Неизвестно, сэр. Не выявлено. Они искали ее в течение часа. Но не нашли. Больше ничего не знают. И еще удостоверение дипломатического курьера. Удостоверение тоже пропало.

Мэри не могла уловить настроение. «Временной ряд нарушен, — подумала она. — Кто это в дверях, Фергюс или Магнус?» Джек оглушен. Джек, только что засыпавший ее вопросами, вдруг иссяк.

— Сторож в канцелярии говорит, что рано утром в четверг по пути в аэропорт, мистер Пим заехал в посольство. Сторожу не пришло в голову доложить об этом, потому что он не записал его в свой журнал. Ведь он лишь поднялся наверх и тут же спустился, сторож только и успел выразить ему соболезнование в связи со смертью отца. Но когда он спустился, в руках у него был тяжелый черный чемоданчик.

— И сторож не задал ему никаких вопросов?

— Но разве это возможно, сэр? Во всяком случае, не задавать же вопросы человеку, у которого умер отец и который так спешит.

— Чего-нибудь еще недосчитались?

— Нет, сэр. Только «кочегарки», которую он прихватил. И удостоверения, как я сказал.

— Куда вы? — спросила Мэри.

Найджел, встав, расправлял на себе жилет, а Бразерхуд рассовывал по карманам пиджака вещи, словно готовясь в большую дорогу — путь самостоятельный и отдельный от нее. Его желтые сигареты. Ручка и записная книжка. Немецкая зажигалка.

— Что такое «кочегарка»? — с испугом, почти паническим, спросила Мэри. — Куда ты собрался? Ведь я же говорю! Сядь!

Тут только Бразерхуд вспомнил о ней и посмотрел туда, где она сидела.

— Ты не знаешь, — сказал он. — Откуда тебе знать. Чин у тебя маленький. Ты так и не достигла положения, при котором знают.

Объяснение было задачей неприятной, но во имя старой дружбы он все же объяснил: «кочегарка» — это самовозгорающийся сейф. Небольшой металлический ящик, в данном случае чемоданчик-дипломат, металлический изнутри. Когда надо, моментально сжигает все находящееся внутри. Шеф держит там все самое важное.

— Что же там находится?

Найджел и Бразерхуд обменялись взглядами. Глаза Фергюса были все еще вытаращены.

— Что там находится? — повторила она, охваченная теперь страхом, новым и каким-то неопределенным.

— О, не так уж много, — ответил Бразерхуд. — Список секретных агентов. Все наши чешские связи. Кое-кто из поляков. Один-два венгра. Почти все, что исходит из Вены. Или исходило. Уэнтворт, кто это?

— Ты спрашивал. Я не знаю. Место. Что еще в этой «кочегарке»?

— Так, значит. Место.

Она потеряла его, потеряла Джека. Конечно. Потеряла любовника, друга, старшего товарища. Лицо его стало, как у папы, когда она сообщила ему о смерти Сэма. Любовь покинула его и остатки веры вместе с нею.

— Ты знала, — спокойно сказал он. Он уже направился к двери и не глядел на нее. — Знала, черт тебя дери, и знала давно.

«Все мы знали», — подумала она. Но у нее тоже не хватило мужества сказать ему это. И смысла говорить тоже не было.

Как будто прозвенел звонок к окончанию встречи. Найджел тоже стал готовиться уйти.

— Итак, Мэри, оставляю вам, чтоб было не скучно, Джорджи и Фергюса. Они обсудят с вами, как надо себя вести и какой версии придерживаться. Они будут постоянно докладывать обо всем мне. Начиная с этого часа. Как и вы. Но только мне. Я Найджел, глава секретариата. Мое кодовое наименование Марсия. А больше ни с кем в Фирме вам разговаривать не следует. Боюсь, что это можно считать приказом. Даже с Джеком — не следует, — добавил он, имея в виду главным образом Джека.

— Что еще в этой «кочегарке»? — повторила она.

— Ничего. Просто ничего. Обычные мелочи. Не волнуйтесь. — Он подошел к ней и, ободренный фамильярным отношением к ней Бразерхуда, неловко положил руку ей на плечо. — Послушайте. Не обязательно все обстоит так серьезно, как это выглядит. Но, разумеется, нам надо принять меры предосторожности. Учитывать возможность худшего и обеспечить безопасность. Джеку иногда свойственен слишком мрачный взгляд на вещи. Менее драматические объяснения обычно оказываются более практичными, а опытом обладает не один только Джек.

6

Темное море дождя окутало Англию Пима, и он опасливо пробирался в этом море. Уже вечерело. Сегодня он написал больше чем когда-либо и теперь был пуст, уязвим, пуглив. В тумане гудела сирена — один короткий сигнал, два длинных — на маяке и с корабля. Остановившись под фонарем, он огляделся. Эстрада пуста, спортивная площадка залита водой. На стеклах витрин магазинов все еще бьются под ветром желтые маркизы — защита от летнего зноя.

Он направлялся прочь из города. В галантерейном магазине Блэнди заблаговременно запасся плащом из непромокаемого пластика. «Доброго вам вечера, мистер Кэнтербери! Сэр, чем мы можем вам быть полезны?» Дождь громыхал капюшоном плаща, как жестяной крышей. Полами плаща он прикрывал покупки, сделанные по просьбе мисс Даббер: «Бекон купите у мистера Эйкена, только скажите ему и проследите, чтобы он нарезал его потоньше, а то чуть зазевался — и он подсунет толстые куски. А мистеру Кроссу скажите, что на прошлой неделе он продал мне три гнилых помидора, не просто подпорченных, а совершенно гнилых. Если он не вернет мне денег, моей ноги у него больше не будет». Пим следовал всем ее указаниям, но без необходимой, по ее мнению, непримиримости, так как оба торговца, и Кросс и Эйкен, были с ним в тайном сговоре и уже не первый год посылали мисс Даббер счета вдвое меньше, чем это действительно следовало. У бюро путешествий он разузнал подробности тура по Италии для пожилых экскурсантов, начинавшегося через шесть дней в Гатвике. «Я позвоню ее кузине Мелани в Богнор, — думал он. — Если я предложу оплатить поездку не только ее, но и Мелани, мисс Даббер не сможет отказаться».

Остается час сорок шесть минут, прошло только четыре минуты. Кузина Мелани и мисс Даббер были забыты. Из бесчисленных напиравших со всех сторон и требующих отдать им должное воспоминаний Пим выбрал Вашингтон и воздушный шар.

Разговоры наши нередко были весьма необычны, но пальма первенства, несомненно, принадлежит этому шару. Ты хотела поболтать, но я не желал тебя видеть, я испуганно чурался и избегал тебя. Но не смутил тебя этим — не так-то легко тебя было смутить. Чтобы как-то развеселить меня, ты запустила над крышами Вашингтона небольшой серебристый воздушный шар. Полметра в диаметре. Тому иной раз дарили такие шары в супермаркетах. В то время как мы катили в своих машинах — каждый из нас в своей — в разных концах города, ты объясняла мне по-немецки, какой я дурак, что пытаюсь превратить тебя в какую-то затворницу. Наши парные микропередатчики, как клопы в щель, проникали между частотами и, как клопы, бесили, должно быть, радиослушателей.

Он взбирался вверх по каменистой тропке мимо каких-то сторожек и флигелей, на отшибе от главных усадеб, домиков с освещенными окнами. «Я позвоню этому ее доктору и заставлю его убедить ее, что ей нужен отдых. Или духовнику позвоню, его она послушается». Внизу, как сочные ягоды, в туманном полумраке мерцали огоньки «Дворца развлечений». Возле них он заметил голубую с белым неоновую вывеску кафе-мороженого. «Пенни, — подумал он. — Ты больше не увидишь меня, разве что фотографию в газетах». Пенни принадлежала к числу его тайных возлюбленных, столь тайных, что она и сама не догадывалась об этом. Пять лет тому назад она торговала рыбой с картошкой в павильоне на главной аллее и была влюблена в парня в кожаной куртке по имени Билл, который частенько поколачивал ее, пока Пим не пропустил через свой служебный компьютер номер водительских прав на вождение мотоцикла, выданных Биллу, и не установил, что тот женат и что дети его находятся в Тонтоне. Изменив почерк, Пим изложил детали этой истории в письме местному священнику, и год спустя Пенни вышла замуж за веселого итальянца Эугенио — торговца мороженым. Но все это было не сегодня вечером. Сегодня вечером, когда Пим заглянул в кафе за своими обычными двумя шариками корнуэльского, она шушукалась с каким-то плотным господином в мягкой шляпе, с первого же взгляда не понравившимся Пиму. «Да нет же, это просто турист, — твердил он себе, а порывы ветра раздували его дождевик. — Поставщик или налоговый инспектор. Кто в наши дни занимается сыском в одиночку, кроме Джека? А это уж никоим образом не Джек. Но машина подозрительная, — думал он. — Этот чистый капот, щегольские усики антенны. И еще: как он поворачивает голову, вслушиваясь».