Женитьбы папаши Олифуса - Александр Дюма

Можете вообразить себе мою ярость: если бы не эти чертовы туфли, я еще мог бы сомневаться; но поскольку сомнений не оставалось, я расшумелся вовсю. Вдруг кто-то схватил меня за руку.

Обернувшись, я узнал Нахора.

«Ах, черт возьми! — сказал я ему. — Вы пришли как раз вовремя, сейчас вы поможете мне расправиться с вашей мерзавкой-дочерью».

«Что вы хотите этим сказать?» — спросил Нахор.

«Я хочу сказать, что она закрылась с мужчиной, ни больше ни меньше».

«С мужчиной? — воскликнул Нахор. — В таком случае я отрекаюсь от моей дочери; если это правда, вы вправе посадить ее в тюрьму и даже убить».

«Ну, тем лучше. Я рад, что это мое право, и обещаю вам воспользоваться им».

«Но с чего вы все это взяли?»

«Черт возьми, я сам слышал шум в комнате, и, потом, эти туфли…»

Я ногой подтолкнул к Нахору вещественное доказательство.

Нахор, подобрав сначала одну, потом вторую, внимательно рассмотрел их.

«О счастливый Олифус! — закричал он. — О счастливый муж! О, какая честь для нашей семьи! Зять мой, поблагодарите Вишну и его жену Лакшми, благодарите Шиву и его жену Парвати, Брахму и его жену Сарасвати; возблагодарите Индру и его жену Авити; поклонитесь дереву Кальпа, корове Камадеру и птице Гаруде. Святой человек оказал вам честь, сделав для вас то, что обычно делает лишь для короля этой страны; он избавляет вас от труда, который вам предстоял, и через девять месяцев, если восемь великих богов Индии не отвернутся от вас и от вашей жены, в нашей семье появится брамин».

«Простите! — воскликнул я. — Но я совсем не хочу иметь в своей семье брамина. Я не ленив, и труд, который взял на себя наш святой человек, прекрасно мог исполнить и сам. Я не король, поэтому не смотрю как на честь на то, что жрец запирается с моей женой в мою первую брачную ночь. Я не стану благодарить ни птицу Гаруду, ни корову Камадеру, ни дерево Кальпа, ни Индру, ни Брахму, ни Шиву, ни Вишну, а вместо этого переломлю хребет вашему подлецу-брамину, который сжег свою племянницу, поклявшись священными водами Ганга, что отведет ее домой».

И с этими словами я схватил бамбуковую палку, решив привести в исполнение свою угрозу.

Но на крик Нахора сбежались все гости; увидев их, я бросил палку, убежал и заперся в комнате.

Там я смог дать волю своему гневу. Я бросился на покрытый циновками пол, катался по нему, изо всех сил ругался и проклинал все. Но, катаясь, выкрикивая ругательства и проклятия, я оказался в кольце обнимавших меня рук, и к моим губам прижался в поцелуе чей-то рот.

Я не слишком удивился. Среди моих рабынь, принадлежащих к четвертой касте — шудрам, была одна хорошенькая девочка лет четырнадцати или пятнадцати: мне не раз приходилось обнаруживать ее в своей постели, словно змею, ловившую крыс в моем доме, и, должен сказать, встречал я ее с бо́льшей радостью, чем последнюю.

Эта верность ее в несчастье в тот самый вечер, когда я совершенно забыл о бедной девочке, тронула меня.

«Ах, бедняжка Холаохени, — сказал я ей. — Кажется, на мне и моих женах лежит порча. Клянусь никогда больше не жениться и, имея такую красивую любовницу, как ты, довольствоваться этим».

С этими словами я вернул ей полученный от нее поцелуй.

«Ах!» — вздохнула она минут через пять.

«Как! — закричал я. — Это не Холаохени; но кто же? Боже мой, Боже мой, неужели это снова…»

И пот, памятный мне по трем предыдущим случаям, выступил у меня на лбу.

«Да, неблагодарный! Это опять я, снова я; каждый раз, хоть ты и отталкиваешь, оскорбляешь, обманываешь меня, я возвращаюсь к тебе с хорошей новостью».

«Знаю я ваши хорошие новости, — ответил я, высвобождаясь из супружеских объятий. — Вы хотите объявить мне, что я в третий раз стал отцом, не так ли?»

«Да; мальчика, которого я назвала Филиппом в память о том дне, когда пришла сказать вам, что ваша жена вам изменяет. Увы! Сегодня мне незачем говорить, вы сами все видели, бедный мой друг!»

«Все это прекрасно, — нетерпеливо воскликнул я. — Но у меня уже трое сыновей на руках; по-моему, этого вполне достаточно».

«Да, и вам хотелось бы дочку, — подхватила Бюшольд. — Хорошо! Сегодня — двадцатое июля, день святой Маргариты, будем надеяться, что добрая святая поможет исполнить ваше желание».

Я только вздохнул.

«Теперь, мой милый, — продолжала она, — вы сами понимаете, я не могу надолго оставлять семью. Если бы не достопочтенный ван Тигель, амстердамский сенатор, который обещал любить и опекать нашего бедного Филиппа как родного сына и позаботиться в мое отсутствие о нем и его братьях, я не смогла бы прийти к вам даже так ненадолго».

«Так вы уезжаете?»

«Да, но позвольте мне, перед тем как уйти, дать вам совет».

«Дайте».

«Вы злы на этого беднягу-брамина, который, желая оказать вам услугу…»

«Все понятно, дальше».

«Отомстите ему, он это более чем заслужил. Но отомстите ему ловко, как делается в этой стране; не подвергайте себя при этом опасности. Вы должны сохранить себя для жены и детей».

«Ничего не скажешь: совет хорош. Но как отомстить?»

«Ах, Боже мой, вы же знаете, в Писании сказано: «Ищите, и найдете». Ищите — и найдете. У вас стоит корабль с грузом, который здесь оценивается в две-три тысячи рупий, вдвое дороже — на Цейлоне, втрое — на Яве. Идите в Тринкомали или в Батавию — вы все продадите, я в этом уверена. Прощайте, дорогой мой, вернее — до свидания; боюсь, вы заставите меня совершить еще одно или два путешествия в Индийский океан. К счастью, я подобна Магомету, и если гора не идет ко мне, я сама к ней иду. Кстати, не забудьте при первой возможности поставить свечку святой Маргарите».

«Да, не беспокойтесь, — рассеянно ответил я, — постараюсь сберечь себя для вас и для наших детей… И если мне где-нибудь по дороге встретится часовня святой Маргариты… А, нашел!» — воскликнул я.

Казалось, Бюшольд должна была спросить меня, что я нашел, но она уже исчезла.

Я нашел способ отомстить.

Позвав одного из своих рабов, славившегося как искусный заклинатель змей, я пообещал ему десять фаронов, если до завтрашнего утра он принесет мне зеленую змейку.

Полчаса спустя он принес мне в коробке то, о чем я просил. Лучше и представить было нельзя; настоящее изумрудное ожерелье.

Я дал ему двенадцать фаронов вместо десяти, и он отправился восвояси, призывая на меня благословения восьми великих богов Индии.

Оставшись один, я собрал все деньги, камни и жемчуг, какие у меня были. На цыпочках подойдя к двери спальни моей жены, я открыл коробку с гадом как раз над туфлей брамина; увидев приготовленное для нее гнездышко, змея скользнула в него и спокойно свернулась там; я же поспешил сесть на мое судно, стоявшее в порту с грузом кардамона.