Леди Алекс - Кэтрин Крилл

— Вы, леди Алекс, сейчас пойдете со мной или я, черт побери, принесу вас в столовую.

Это была не пустая угроза. Она почувствовала, что его ярость уже переходит опасную границу и вот-вот вырвется наружу. Бросив на него возмущенный взгляд, она наклонилась, подняла с пола батистовую косынку, которую он сорвал с ее груди, пристроила ее на место и с сердитым выражением лица прошла вперед.

— Хорошо, капитан, — дрожащим от обиды и злости голосом сказала она, но внезапно резко остановилась.

Он стоял, внимательно наблюдая за ней. Пребывая в блаженном неведении, насколько ему трудно сдерживать себя и не прикасаться к ней, она мстительно произнесла:

— Сегодня я сопровождаю вас на ужин. Завтра я вернусь с вами на плантацию. Но пусть меня повесят, если вы когда-нибудь притронетесь ко мне! Бог свидетель, что я…

— Не трудитесь продолжать, я вас хорошо понял, — грубо оборвал он ее.

Глаза Алекс вновь метали в него сине-зеленые искры, но она ничего больше не сказала, молча прошла мимо и вышла в коридор.

Ужин продолжался недолго; за столом царило скованное молчание. Алекс была по меньшей мере благодарна хозяевам за то, что они часто появлялись во время еды, ибо она была не в настроении вести с Джонатаном пустую беседу. Он сидел напротив нее и, казалось, как и она, всеми силами хотел избежать разговоров. Но его пронизывающий, обжигающий взгляд был все время направлен на нее. Она впала бы в панику, если бы только знала, о чем он думает.

Постаравшись после ужина поскорее удалиться в свою комнату, Алекс поспешно закрыла дверь на засов и прислонилась к ней спиной. Она могла слышать, как Джонатан ходит по соседней с ней спальне, но старалась не обращать внимания на эти звуки, пока раздевалась и укладывалась в постель на надушенные лавандой простыни. К этому моменту в камине остались лишь тлеющие головешки. Комнату заливал бледный свет луны, проникающий через кружевные занавески. Часы уютно тикали в тишине.

Алекс протяжно вздохнула. Ее глаза предательски осмотрели стену, разделяющую ее комнату и Джонатана. Двери между двумя комнатами не было. И все же она не считала себя в достаточной безопасности.

«Джонатан Хэзэрд — человек-загадка, абсолютная тайна», — сердито думала она, не понимая, как может случиться, что в один момент мужчина способен быть таким героем и таким бесчестным негодяем — в другой. Мужчину попросту нельзя понять, заключила она.

Но ему нельзя и сопротивляться.

Справедливость этой мысли относилась к вещам, с которыми она предпочла бы не иметь дела. И все же ее сердце обмануть было нельзя.

Вновь покраснев от воспоминания о своем бесстыдстве, Алекс нахмурилась и шумно повернулась на другой бок. Она в досаде ударила кулаком по пышной, мягкой подушке. Ночь проходила, но сна не было.

По другую сторону стены так же неспокойно чувствовал себя Джонатан. Он стоял у окна с мрачным выражением лица, скрестив руки на груди, и не отрываясь смотрел на темные, блестевшие под луной воды расположенной невдалеке гавани, однако мозг его был заполнен мыслями о красивой рыжеволосой «леди», находившейся в соседней комнате.

Он лег в постель далеко за полночь. К утру, измучившись ночными раздумьями, он наконец признался себе в своих истинных чувствах, но успокоения ему это не принесло.

Глава 8

В обратный путь на плантацию они отправились утром следующего дня.

Всю показавшуюся ей такой длинной ночь Алекс провела в тревожных снах, в которых на нее нагонял страх какой-то темный, безликий недруг. От опасности ее уберег закованный в латы красивый рыцарь — высокий и, конечно, зеленоглазый, — который сперва поверг злого врага, а потом посадил Алекс впереди себя на великолепного белого коня. Не произнеся ни единого слова, он умчал ее, словно прекрасную принцессу в окруженный башнями замок, возвышающийся в окутанной туманом ночи подобно некоему волшебному райскому уголку.

Все, что произошло потом, запомнилось уже не так хорошо. В ее сознании остались лишь смутные мерцающие отблески пылающего огня, стакан сладкого вина, согревшего все ее тело от головы до пят, а также повергший ее в восторг неотразимый поцелуй, который стер из ее разума все подавляющие чувства запреты…

Она постаралась поскорее стереть этот сон из памяти. Осуждая свое воображение за столь абсурдные романтические бредни, Алекс покраснела и беспокойно задвигалась в седле. Ее красивые глаза были окружены легкими тенями, и она едва была в состоянии скрывать свое разочарование от того, что она ехала не вместе с Джонатаном, а рядом, на своей лошадке. Она объяснила себе это тем, что ее попытка повидаться с губернатором провалилась, и судьба грубо лишила ее надежды на маячившую впереди свободу. По крайней мере теперь она даже не хотела думать о еще одной попытке побега. События вчерашнего дня преподали ей больший, чем она могла рассчитывать, урок.

«Возможно, — предположила Алекс, вздохнув про себя, — настало время для небольшой передышки». Она вынуждена была признать, что все могло бы оказаться гораздо хуже, чем предстоявшие ей несколько дней в таком месте, как Бори.

Украдкой посматривая на своего спутника, Алекс отметила, что, судя по выражению его лица, он все еще оставался начеку. За завтраком он не произнес ни слова и приблизился к ней лишь тогда, когда они стали прощаться с Теннерами.

По телу ее волной прошла дрожь, когда Джонатан обхватил ее за талию и подсадил на лошадь, которую им одолжил Джеймс Теннер. Ей приходилось надеяться только на Божью помощь, ибо сам факт, что на нее могло так подействовать легкое прикосновение мужчины, свидетельствовал о ее безнравственности.

Ведь прошлым вечером ничего, кроме прикосновений, и не было.

Во всяком случае, так напоминал ей ее внутренний голос. Правда, думала она, покусывая нижнюю губу, прикосновения эти были горячими и властными и куда более опьяняющими, чем любое вино. И, конечно же, с радостью отвечая на них, она была ничем не лучше «размалеванной женщины».

Испытывая неудобство от стыда, она поправила юбки у себя на коленях в тщетной попытке прикрыть лодыжки. Надетое на ней бледно-голубое платье из муслина — это тоже был подарок Джонатана — выглядело просто, но было безукоризненно сшито. С его высоко поднятым корсажем в стиле французской империи, скромным вырезом и короткими буфами рукавов оно было и легким, и удобным.

Ее все подмывало ехидно спросить Джонатана, откуда он приобрел такое знание женской одежды. Ее также интересовало — правда, такой вопрос она не решилась бы задать, — как ему удалось так отлично подогнать все по размерам. Когда она стала протестовать, утверждая, будто ни одно из двух подаренных ей платьев для верховой езды не годится, Джонатан довольно раздраженно сообщил ей, что ее старое платье сожжено.