Рассказы о Маплах - Джон Апдайк

— Но ты ведь так любишь Джудит!

— Тем более постараюсь ее не отвлекать.

Повесив трубку, он вернулся в кафетерий и позволил себе шоколадный батончик, чего не делал уже несколько лет. После этого он вернулся к старым журналам, но совсем скоро его оторвала от них Джоан.

— Куда ты подевался? Дела у Джуди пошли быстрее, она уже в родовой палате.

Щеки его бывшей жены покрылись лихорадочными пятнами. Завитыми волосами и отсутствием талии она походила на кембриджских любительниц поэзии, о которых насмешливо писал Каммингс, но которые все равно явились на его выступление тогда, несколько десятилетий назад, вместе с распаренным студенчеством.

— Мне и Полу врач разрешает с ней остаться, а Энди — нет. Энди не выносит комнат ожидания, он считает, что здесь кишат микробы. Медсестры предложили ему побыть в палате Джуди. Там есть телевизор. Мы подумали, что ты тоже мог бы подождать там. — Саму Джоан такой вариант вроде бы слегка тревожил, как будто оба ее мужа не были давними знакомыми, достойно миновавшими все кризисы. — Джуди переживает, что ты сидишь здесь один.

— Ну, волновать Джуди — это не дело. Действительно, почему бы и нет?

С этими словами он пошел за Джоан по коридору. Сзади ее волосы не казались такими седыми и даже подпрыгивали, как в старину, когда она катила на велосипеде впереди него по дорожкам Гарварда.

Энди сидел в единственном в палате кожаном кресле, углубившись в новенькую книгу издательства «Оксфорд юниверсити пресс» с торчащей закладкой. На носу у него были золотые очки-половинки. Он поднял голову с видом скептического школьного учителя.

— Читай, Энди, — сказал ему Ричард, — я примощусь здесь, в уголке.

Джоан смущенно растопырила руки, словно закинула их на плечи невидимым партнерам по танцу.

— Дик, вот более или менее удобный стул, — сказала она.

Энди снова посмотрел поверх своих очков:

— Хочешь в мое кресло, Дик? Мне все равно, на чем сидеть.

— Ни в коем случае, Энди. Выживает самый приспособленный. Трофеи победителю, что-то в этом роде. Что ты читаешь, молитвенник?

Его забавляло, что Джоан, дочь священника, для которой понятие Бога было смутным, а порой даже тираническим, вышла замуж за такого прилежного прихожанина. Энди принадлежал к епископальной церкви, как китайский мандарин принадлежит к конфуцианцам, — чтобы порадовать предков. Показав Ричарду обложку своей книги — «Исследователи Западной Африки», он сказал:

— Поразительно, какой сильной была вера у некоторых из этих бедняг. Всех их, конечно, ждала малярия.

— Значит, вы устроились? — спросила Джоан.

Муж не удостоил ее ответом, успокаивать ее пришлось Ричарду.

— Все отлично! Сообщи нам, когда родится ребенок или подадут ужин — в зависимости от того, что произойдет раньше.

Некоторое время он слушал, как Энди переворачивает страницы и сопит, наблюдал в окно, как заснеженное пространство изредка пересекает скрюченная от холода человеческая тень.

— Можно включить телевизор? — не выдержал он. — А то пропустим рекламу.

— Американский футбол? Ты это смотришь?

— Суперкубок обычно, да. Слушай, Энди, как ты можешь называться американцем, если не смотришь Суперкубок?

— Я нечасто называю себя американцем, — признал Энди с сопением.

Ричард хохотнул. Забавно, подумал он, дома Рут заставила бы его смотреть по каналу Пи-би-эс программу про природу.

Одна команда была в белых шлемах, другая в бронзовых. Один квотербек метал мячи, как дротики, четко, словно на диаграмме, другой делал скрэмблы из своего утлого кармана безопасности, посылая высокие крученые мячи, настоящие бабочки.

— Как поймал! — крикнул Ричард. — Нет, ты видел, Энди? Одной рукой, в шести дюймах над покрытием!

— Не видел.

— Просто чудо какое-то! — заверил его Ричард. — Такое случается раз в жизни. Смотри, сейчас покажут повтор.

Джоан проверяла их каждые полчаса. Один раз она побаловала их пончиками, в другой раз принесла куриный суп с лапшой на подносе из фанеры вторичной переработки.

— Кафетерий закрывается, — предупредила она.

— А крекеры? Помнишь, как я люблю крекеры? — всполошился Ричард.

— Соль и крахмал, Дикки, — предостерег его Энди. — Ты до сих пор ешь этот мусор?

— Если честно, забыла, — призналась бывшему мужу Джоан, краснея, и извлекла из кармана своего бесформенного платья в желтый цветочек две маленькие упаковки. — Я не собиралась их тебе скармливать, пока сам не попросишь.

— В этом баночном супе и так достаточно натрия, чтобы повысить тебе давление на пять миллиметров.

— Давай! — заорал Ричард в экран, на котором бегущий бэк, опустив голову в бронзовом шлеме и усердно работая коричневыми икрами, уводил назад троих теклеров, чтобы выиграть ярд, необходимый для первого дауна.

Энди уже бросил читать свою книгу и нацепил очки для дали, чтобы лучше следить за комментариями своего непрошеного соседа. Ричард оказался болельщиком бронзовых шлемов, поскольку их команда базировалась восточнее команды белых шлемов, к тому же там играл квотербек — мастер скрэмбла и сказочных тайтэндов. К середине матча его избранники выигрывали десять очков. Шоу в перерыве затянулось, выступление музыкантов базировалось на ностальгии по року семидесятых, которую оба больничных зрителя не могли испытывать, ибо в те годы уже были не вполне молоды. Ричард вышел и нашел поблизости автомат, в котором накупил на четыре доллара шоколадных батончиков и чипсов. Энди соизволил съесть четыре сырных чипса, после каждого вытирая платочком пальцы. Пришла Джоан с горящими, как после ванны, глазами и объявила:

— Схватки ускоряются.

— Сколько это очков? — спросил Энди, когда квотербек в бронзовом шлеме получил сэк за своей линией ворот.

— Всего два. Хочешь доесть сырные чипсы?

— Нет, благодарю, доедай сам.

— А как насчет клубничной шоколадки?

— Только не это!

Ричарду было любопытно, привередлив ли Энди в постели так же, как в еде. Возможно, Джоан требовалось именно это — мужчина, помогающий ей раскрываться, чувствовать себя относительно свободной. «Куда бы я ни сунулась, — пожаловалась она однажды Ричарду, подразумевая не только секс, — ты уже там».

— Ух ты! — воскликнул Энди, имея в виду длинный порхающий пас, который ресивер зацепил пальцами и забрал, несмотря на смертельный слепой удар.

— В этом вся теперешняя игра, — объяснил Ричард. — Они пытаются отбирать мячи. Поразительно, что только не позволено у этих профессионалов! Посмотри, что творится после блокировки!

Болтая, он гадал, долго ли Джоан спала с Энди, прежде чем об этом узнал он. Под тем предлогом, что ей нужны занятия вне дома, она поступила в епископальный хор и после репетиций по четвергам возвращалась все позднее, пыталась заползать под простыни неслышно, но поднимала страшный шум. Даже если он спал, внезапное тепло ее тела, холодные пальцы ног и запах пива изо рта прогоняли сон. Энди исполнял басовую партию, хотя внешне его можно было принять за тенора.

— Выживает самый приспособленный, — с улыбочкой сказал Энди под телевизором.

Быстрый косой удар, еще один порхающий пас, блестящий рывок в отверстие, приоткрытое на долю секунды слишком профессиональной атакующей блокировкой — и вот уже фулбек, втянув в плечи голову, прорывает линию ворот. Восточные снова в игре. Интерсепцию в начале четвертой четверти провел лайнмен, бросившийся не в ту сторону, и счет сравнялся. Энди, увлекшийся игрой, издал торжествующий крик, Ричард подставил ему ладонь для шлепка.

— Боже! — всплеснула руками снова появившаяся в комнате Джоан. — Прошу прощения за вмешательство, ребята, но у меня новости.

— Нет! — испугался вдруг Ричард, как случалось порой в кинотеатре, когда под ним разверзалась пропасть реальности и неминуемой смерти, по сравнению с которой дурацкое приключение на экране превращалось в отвлечение от жизни, в напрасную трату бесценных минут, в то время как приближается с угрожающей скоростью его собственная последняя минута…

— Да, — подтвердила Джоан, сама любезность.

— Мальчик или девочка?

— Пол хочет лично объявить вам все подробности.

— Вечно она дразнится, Энди! Назови хотя бы вес.

— Впечатляет. Как и весь процесс — удивительно, если смотреть со стороны! А послед!.. — Она закатила глаза, снова представляя только что увиденное, потом со смешком, выдававшим дочь священника, которой не следует делиться такими интимными подробностями, резко сказала своему нынешнему супругу: — Энди, ты наверняка проголодался.

Через минуту вошел Пол, такой дылда, что можно было подумать, будто его тянет к потолку невидимая резинка. Его бледное лицо и гладкие, длинные, как у женщины, волосы увлажнились от чужих страданий. Он так небрежно протянул руку, что Ричард получил тычок в грудь, и провозгласил в своей задушевной манере трубадура: