Изяслав - Алексей Разин

Но Верникрай хватает отрока за плечи, крепко встряхивает и в самое ухо своему хозяину кричит:

- Что делаешь?!

Он снова и снова встряхивает отрока. Голова Изяслава мотается из стороны в сторону, в глазах гаснут огоньки безумия. Он трезвеет. Отрок закрывает голову руками и бросается прочь, подальше от этого места, где только что собирался совершить ещё одно злодейство. Ох, хоть бы забыть всё, что было в этом городе! Он ведь не хотел ни убивать, ни жечь. Как это всё случилось? Если бы только они не убили Турволода...

А Верникрай и Гром уже врезались в толпу. Они расшвыривают воинов. Гром молча молотит длинными руками направо и налево. Верникрай кричит:

- Скоты! То ж братья ваши! Над своими надругаетесь! Ироды! Тати!

И люди: одни - от слов, другие - от ударов, приходят в себя. Понимают, что натворили. Ужасаются самих себя, останавливают других своих товарищей, что в разных концах города творят то же самое.

Лишь к ночи стих в городе крик. Усталые от бесчинств, воины заснули где попало. Многие не проснулись, замёрзли. Снег валил всю ночь и заносил раненых, умирающих и замерзших.

Утро наступило морозное, ясное. Блестел под солнцем снег, синел вдали лес. Город был молчалив и суров.

Воины не глядели в глаза друг другу. Бывалые дружинники, поседевшие в битвах и зачерствевшие сердцами, и те бродили с опущенными головами. И князь, проезжая по улицам Минска, не слышал приветственных возгласов. Воины провожали его угрюмыми, полными укоризны взглядами: он толкнул нас на лиходейство. А кто чужих не помиловал, не помилует и своих.

И ученик Славяты Гром сказал Верникраю так зычно, чтобы все вокруг слышали:

- Не ищи врага в бору - ищи в своём дому. Земля нынче принимает муку не от чужинца, а от своего князя!

6

Сразу же после взятия Минска дружина черниговского князя и несколько сот киевлян под водительством Святослава отправились отвоёвывать Новгород. Остановились в одном перестреле от города, в лесу. Черниговский князь созвал малую думу. Он сказал:

- В Новгороде много полоцких воинов. Они заставят и новгородцев биться с нами. Как войдём во град?

Первым откликнулся княжич Мстислав:

- Они нас не ожидают. Дай две сотни конных, я выберу миг, проскочу с ними в ворота. А там и вы все нагрянете.

- Река крови прольётся напрасно, - возразил ему старый воевода Гарлов. - Надо по-иному деять. Подадим новгородцам знак, что мы подошли, пусть сами на полочан поднимутся, освободят из поруба посадников и ближних его. А мы поможем.

- Разумно! - похвалил его Святослав. - Зверя бьют - поры ждут. Вначале надобно из поруба посадника выпустить. А там уж он со своими боярами люд поднимет, ворота нам откроет. Лазутчиков пошлём во град... Допроси бояр и гридней, воеводо, кто из них был в Новгороде, кто знает град. Умелый лазутчик - успеху попутчик.

И вот уже Изяслав-отрок с двумя десятками дружинников собрался в опасный путь. Переодетые в купцов, они должны были проникнуть в город, перебить стражу у поруба и выпустить оттуда Остромира, Вышату, боярина Чудина и других знатных мужей, а затем под их началом поднимать люд.

Стража у ворот ничего подозрительного не заметила, не услышала бряцания кольчуг и мечей под плащами новоявленных купцов, пристроившихся к немецкому обозу. Дождавшись темноты, Изяслав повёл воинов к порубу, находившемуся у посадничьего дворца. Они неслышно убрали сторожей, выпустили из поруба пленников. Остромир узнал отрока. Даже он, рассудительный, хладнокровный, слегка расчувствовался:

- Яко сын мне будешь, заместо брата Вышате.

И русоволосый Вышата обнял отрока:

- Здрав будь, брате!

Вновь уголёк давней, покрывшейся пеплом надежды вспыхнул в сердце отрока. Он вспомнил печальные глаза и покорное нежное тело Селии. Теперь-то Вышата не откажет ему, отдаст рабыню. Хорошо тому добро делать, кто помнит...

Той же ночью Святославовы посланцы постучали в дома, указанные Остромиром. А на рассвете, как только войско черниговского князя показалось у городских стен, несколько сот новгородцев изрубили полоцких дозорцев и открыли ворота. Конники Мстислава беспрепятственно проскакали ко дворцу, пленили нового посадника и его ближних.

Князь Святослав торжественно въехал в город под восторженно приветственные крики новгородцев, вышедших его встречать. Умельцы звонари показывали своё умение: громом бухали и гудели била, рассыпали малиновый звон колокола.

Радость вызванивала в сердце Изяслава-отрока. Он узнал, что Селия при новом посаднике была плясуньей и по сей день живёт во дворце. Отрок вошёл в покои терема, разыскал Вышату. Тот обрадовался, увидев его:

- Сегодня у нас пир, брате. Красное место - для князя и для тебя.

- У меня есть просьба к тебе, брате, - поклонившись, молвил отрок.

- Говори. Всё сделаю, - ответил Вышата. - Кто мне резан, тому я гривну.

- Отдай мне рабыню твою, Селию...

Отрок увидел, как вспыхнуло, налилось румянцем лицо боярина. Вышата быстро наклонил голову, его голос дрогнул:

- Проси всё, что хочешь, но иное. Селию сейчас отдать не могу. Измаялся я без неё, истосковался... Оторвать её от себя - всё одно, что свою десницу отрезать или око выколоть. Не могу...

Изяслав резко повернулся, не слушая дальнейших слов Вышаты, побежал из светлицы. Значит, вот чего стоят уверения в братской любви, благодарность за спасение из поруба! Ну, ладно... Просьбами ничего не добьёшься, надо действовать иначе. Всё равно Селия будет с ним!

Гнев и отчаяние совсем опьянили отрока. Слишком велика была его. надежда, слишком горьким явилось разочарование. Неудачи следовали одна за другой, сколько же можно? Не много ли для одного? Он слышал за спиной шаги Вышаты, его голос, но не оборачивался.

Внезапно Изяслав остановился, оперся о стену. Навстречу ему по узкому коридору шла Селия. Он уже издали узнал её. Такая же, как когда-то, робкая и быстрая, словно вспугнутая птица.

Отрок медлил недолго. Бросился к ней, схватил за руку:

- Селия!

Она не прильнула к нему, а наоборот - слегка отстранилась.

- Это я, Изяслав! Не помнишь?

Она кивнула головой: помню, её взгляд на миг коснулся его глаз и вильнул в сторону, туда, откуда спешил к ним Вышата. Отрок тоже услышал его шаги.

- Не бойся, - сказал он, и его рука легла на рукоять меча. - Пойдём отсюда!

Наконец он услышал её голос - милый голос, который так часто звучал в его памяти, не давая уснуть. А когда отрок засыпал, голос звучал опять, произносил самые заветные слова, которые говорят любимым.

- Нет, - сказала Селия. - Не пойду с тобой. Вот идёт мой господин. С ним останусь.

Она указала на Вышату.

Отрок оцепенел. Смотрел то на неё, то на боярина. Он не понимал, что случилось. Неужели она так боится Вышаты? Или полюбила боярина? А его, Изяслава, разлюбила? Значит, он напрасно так стремился к ней, так тосковал. Всё напрасно...

И никто, даже Селия, не мог бы ему рассказать, что с ней случилось. Ибо и она сама не понимала, почему предпочитает боярина Вышату отроку Изяславу. Нет, она не любила боярина. Просто он стал её господином. Сильным господином. А она, дочь Хорезм-шаха, успела за это время стать настоящей рабыней, и в её душе покорность и преклонение заняли место любви. Она преклонялась перед тем, кто богаче и сильнее, - это и была любовь рабыни...

Отрок отпустил её руку, отстранил Селию и пошёл к выходу. Ему казалось, что потолок дворца навис совсем низко, и он нагнул голову, чтобы не ушибиться.

Через три дня Святослав повёл своё войско к берегам Немана на соединение с головными силами. На правом крыле дружины скакал Изяслав-отрок. Он ни разу не оглянулся на Новгород, думал свою горькую думу. Вот и ещё один человек ушёл вслед за Турволодом из его жизни. Ему казалось, что Селия умерла, исчезла навсегда, и, конечно, он не мог знать, что им ещё суждено встретиться.

7

На берегах Немана зажглись костры, заржали кони, забряцало оружие. На холмах раскинулись шатры. На одном берегу - три шатра Ярославичей, на противоположном - один, Всеславов. Ещё совсем недавно все четыре шатра стояли рядом в битвах, и торки, только услышав о приближении соединённого русского воинства, бежали. А нынче степнякам нечего бояться - русичи заняты распрей, сражаются между собой.

Невесёлые мысли иссушают Всеслава. Битва будет тяжкой. У него сил вдвое меньше, чем у Ярославичей. И отступить нельзя - некуда. Расплата ожидает полоцкого князя. Думая о ней, он вбирает голову в плечи.

Если бы победил он, Всеслав, тогда вся вина за распрю пала бы на голову Ярославича. Люд бы вспомнил, как князь Изяслав тайно благословил сыновца на взятие Тмутаракани, как обещал присоединить к Полоцку Псков, да обманул князя Всеслава, как жёг Минск. А если победят Ярославичи, люди вспомнят, как он, Всеслав, грабил караваны, как взял на щит Новгород.