Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа - Катя Абель

«Да, давай подумаем!»

«Подумай, подумай:)»

«Но ведь и завтра репетиция допоздна! Тогда послезавтра, а?»

Ну, до послезавтра я двадцать раз передумаю насчет «гостей»…

«О, ну я так далеко не заглядываю:) ты уж сам реши, когда тебе меня не хватать будет…»

«Сегодня!!!)))»

Значит, сегодня. И вот какое-то чувство удовлетворения от того, что настоял всё-таки на своем, от того, что – всё-таки – сегодня.

«Как скажешь:)»

Таблеток болеутоляющих еще никто не отменял. Выпью парочку и буду как новенькая.

Как новенькая я, конечно, не стала.

Как поднялась с постели звенящей струной – шаг влево, шаг вправо – точно мешок иголок в голове встряхивают, так и проходила весь день в лёгкой болевой дымке, с приторможенными реакциями и трудно формулируемыми предложениями.

Ездила в центр на деловую встречу, держалась из последних сил.

Бокал пива по её завершению, на который меня уговорили («легче станет!») немного сфокусировал реальность. Возвращалась домой вечером, в темноте уже, с томной надеждой на свою теплую постель…

«Мы встречаемся сегодня?»

Пишу ему в девять вечера.

«Да!. Я жду тебя!»

Ой… Значит, все-таки.

«Вы закончили уже?»

«Да, Кэтси, я домой тебя ждать – скучать за тобой».

Назвался груздем, поезжай в гости.

«Хорошо. Я приеду через 1,5 часа где-то…»

Я понимаю, что я делаю? Что тут уже не будет разговоров об искусстве?

Да, я понимаю.

«Ой, беги быстрей, умру с тоски?!»

«Нет уж, дождись меня, пожалуйста:) Далековато от тебя живу:)»

Душ контрастный. Выхожу другим человеком. Точным в движениях, собранным, острым. Перетряхивает слегка, но это уже от нервов. Бокал красного вина из вчерашней бутылки. У любимого пить не придется, хватит уже, повыпивали. Зеркало. Пудра, карандаш, тени. Помада. Фен. Белье новое. Платье. Колготки. Джинсы. Джинсы с платьем? Да, джинсы с платьем. Духи. Сапоги. Пальто. Проверить еду у кота. Вода. Ключи. Дверь. Лифт. Улица.

Без пятнадцати двенадцать. Захожу в аптеку по пути в метро.

Продавец – парень лет двадцати пяти – смотрит на меня тревожную, парадную, в облаке парфюма – улыбается:

– Счастливого вам вечера!

Усмехаюсь в ответ:

– Спасибо!

Еду в метро. Повсюду висит реклама с его новым фильмом. На рекламе – его лицо.

Я еду к любимому.

Первая ночь

Ноябрь, половина первого ночи. Центр – пустой, точно вымерший. На Невском течет жизнь в слегка приторможенном ритме, как только сворачиваешь в сторону – два человека на всю улицу. Ветер дрянной задувает в пальто, фонари почти не светят. Неуютно. Неприятно. Боязно.

Десять минут по промозглой темной улице и вот он, его дом.

Захожу, двор-колодец, кручусь среди подъездов, пытаясь вспомнить, какой же из них. Подсвечиваю телефоном таблички с номерами квартир. Нахожу. Набираю две цифры домофона, звоню. Долгие трели, дверь открывается без единой реплики.

Захожу. Поднимаюсь по лестнице.

Слегка притормаживаю перед нужным мне этажом. Быстро гляжусь в зеркало, еще можно поправить то, что нужно поправить. Поправляю. Испуганные, тревожные глаза. Так, надо успокоиться. Я же не на расстрел иду, а на свидание.

Подхожу к квартире, дверь приоткрыта.

Захожу.

Сердце – тык-дык, тык-дык.

Закрываю за собой дверь.

Коридор, полутьма.

Стою на пороге, молча. Не снимая пальто.

Выходит ко мне, в футболке и штанах домашних.

Подходит. Обнимает. Целует в губы.

Стоим, целуемся.

Снимает с меня пальто, отрывается на мгновение, смотрит:

– Ну, здравствуй.

– Здравствуй.

В темноте не видно, как он постарел за этот месяц. Я увижу это в комнате через две минуты, и сердце сожмется болевым комком.

Он дает мне возможность раздеться, снять сапоги, осмотреться.

– Проходи в комнату. Как ты, человечка?

Тон повышенно бодрый, нервничает сильно.

Я смотрю на него и вижу усталое тяжелое возрастное лицо с глубокими дорожками морщин. Я знала его другим.

– Я – хорошо. Как ты себя чувствуешь?

– Да ты знаешь, спасибо, что живой!

Повторяется.

– Спасибо!

Повторяюсь.

– Вино будешь?

Цепенею моментально.

– Нет, спасибо.

– Давай, я тебе налью…

– Тебе ведь нельзя?…

Подходит ко мне близко, смотрит в глаза, взгляд моментально становится жёстким.

– Ты… это… давай не будешь говорить, что можно, а что нет? Я что сказал, я себе? Я сказал, что тебе налью, да? Так вот и не надо.

Защищается.

– Хорошо. Налей мне вина, пожалуйста.

– Ну, вот так бы сразу.

Тон меняется, становится мирным.

– Но как же ты? – не могу я успокоиться.

– А я от тебя немножко попробую. Вот так.

Целует меня в губы.

Я никак пока не могу привыкнуть, к тому, как плохо он теперь выглядит. Когда открываю глаза, внутренне стопорюсь от этой разительной перемены – после больницы.

– Ты уколы делать умеешь? – спрашивает меня.

Ну, привет. Какие уколы? Нет, конечно. Хотя вспоминаю: я же делала уколы собаке, колола ей инсулин. Все ставят на этом такой акцент: «умеешь ли делать уколы?» Выяснилось, что уметь нечего: протыкай и нажимай.

– Я делала уколы собаке, на людях не пробовала.

– Значит, сумеешь. Мне тут уколоться надо, поможешь?

– Я даже не знаю. Ну, попробую, если надо.

Идём в спальню. На столике у кровати целая гора таблеток. Он достаёт шприц, набирает лекарство, ложится на кровать, оголяя мне пространство для иглы.

Я слегка теряюсь, мы пока только целовались, чужой голый зад так открыто я еще не готова лицезреть. Да ладно, лицезреть. По-моему, я совсем не готова колоть чужой голый зад.

– Как-то я боюсь. Что нужно сделать? Просто уколоть?

– Просто коли!

– А куда?

– Да сюда!

Он начинает раздражаться. Эх, была – не была! Колю. Вздрагивает. Надо же, проколола. Жму на шприц. Его передергивает от этого нажатия.

Всё. Натягивает обратно штаны. Забирает шприц из моих онемевших рук.

Романтика, прямо скажем, слегка подрастеряна.

Возвращаемся в гостиную, в темноте мерцает телевизор, какая-то тетенька рассказывает про свеженайденные окаменелости… Я сажусь на краешек дивана, тянусь к бокалу с вином, делаю пару внушительных глотков. Ставлю бокал на столик. Оборачиваюсь к нему.

Он придвигается ко мне близко-близко. Притягивает к себе.

– Пойдем в спальню…