Мир пауков. Маг и Страна Призраков - Колин Уилсон

— Ты знаешь ту часть города?

— Нет. Дела никогда меня туда не заводили. Та часть совершенно нежилая.

— Я бы хотел туда наведаться. Составишь мне компанию?

Паук без особой охоты согласился. Найл снова повернулся к Сидонии:

— Мне надо взять туда и тебя. Прошу явиться во дворец сегодня в два часа.

С ясного синего неба теперь вовсю светило солнце; снег не успел еще растаять лишь в тени деревьев и зданий, а в воздухе стояло журчание воды, бегущей по водостокам. Спину припекало, и Найл с Симеоном, сняв плащи, понесли их, свесив через руку; лишь Сидония терпеливо сносила неудобство и не допускала нарушения формы одежды. Дравиг, как обычно, казался равнодушным к погоде.

На шее у Найла был медальон — отражатель мысли, подарок после первого визита в Белую башню. Это было устройство для координирования ментальных вибраций мозга, сердца и нервного узла, усиливающее сосредоточенность и восприятие. Став правителем, Найл мало-помалу перестал его носить. Сила воли, как он теперь считал, вызывается интуицией. Сегодня же он надел медальон для особой цели. В тот первый визит в башню вещица пригодилась для запоминания карты города, помогла усвоить ее так четко, что теперь можно было воссоздать в деталях, едва прикрыв глаза. Основной сектор восточной части именовался «индустриальной зоной» — название, сбивающее с толку Симеона с Дравигом, да и самому Найлу не вполне понятное. Из уроков истории в Белой башне он уяснил, что индустрия — это производство и изготовление товаров, слышал и о периоде Промышленной революции. Но вот уж почти дошли, а вокруг, куда ни глянь, ни закопченных цехов, ни высоченных заводских труб. Во всяком случае, здания здесь даже ниже, чем в центре города.

Изжелта-серая дорога, по которой они сейчас шли, смотрелась на удивление новой, будто вчера проложенной. Во второй половине двадцать первого века асфальт и бетон уступили место смеси каменной крошки и пластмассы, затвердевающей в вещество наподобие мрамора, только более прочное и износоустойчивое. Потому-то дорога и тротуары по обе стороны не давали ни намека на износ. То же самое и дома, магазины, офисы — в гораздо большей сохранности, чем в центре города. Все здесь казалось аккуратным, тщательно продуманным, но на удивление безликим.

Примерно через милю деловая часть сменялась небольшими жилыми домиками — типовыми, из красного кирпича, каждый с небольшим палисадником. В свое время монотонность здесь оживляли лишь затейливые узоры, обрамляющие окна и двери. Теперь вокруг домиков буйно разрослась зелень; кое-где она взобралась и на крышу — в одном месте (надо же!) дерево проросло сквозь лом и пробило стволом шиферную плитку, сучья теперь затеняли крышу. Найла распирало от любопытства забраться и осмотреть один из таких домиков — интересно, как там жилось их прежним обитателям? — но было некогда: через пару часов начнет смеркаться.

Прошли еще одну милю, и пейзаж вдруг резко изменился. Первым делом, когда отдалились на полмили от кирпичных домиков, в глаза стали бросаться яркие цветовые оттенки. Судя по карте, это и было начало индустриальной зоны, но здания выглядели так, будто предназначались для карнавала или парка аттракционов: и треугольные, и кольцом, все из яркого кирпича, и ни одно не выше двух этажей; крыши в основном изумрудно-зеленые, с яркими крапинками плитка. Как и вокруг кирпичных домиков, здесь буйствовала зелень, но не обычная, как там, а роскошная, тропическая.

Среди растений преобладали толстые ползучие побеги с широкими глянцевитыми листьями в зеленую и желтую крапинку, среди цветов — алые, раструбами, чаши. Тут и там среди этой массы проглядывали пальмы, такие как в Дельте. Зрелище впечатляло странной экстравагантностью — все равно что занавес, размалеванный шутом.

Когда подошли ближе, стало ясно, что запах здесь соответствует прекрасному виду: благоухание жимолости, сирени, роз, можжевельника и гиацинтов сливалось с приятным запахом, напоминающим свежескошенное сено. Последний раз таким многообразием веяло в Дельте. Найл вспомнил, и стало как-то неуютно. Но когда Сидония двинулась среди кустов, с видимым упоением погружая лицо в чаши цветов, Найл тоже не удержался и нашел аромат изумительным.

— Ты здесь раньше когда-нибудь бывала? — спросил он у Сидонии.

— Да.

Ему показалось, что она скользнула робким взглядом по Дравигу.

— И здесь всегда вот так?

— Да, наверное, — сказала она неуверенно.

— Тогда почему сюда так редко ходят? Вон какая красота.

— Потому что… — она глубоко вдохнула из алой чаши, — потому что когда слишком много удовольствия, то нехорошо.

Под удивленным взглядом Найла женщина вспыхнула. И можно понять почему: служительница ведь, дисциплина и самоконтроль — предмет гордости. А от таких запахов возникает трепетное, томное желание расслабиться, уступить… Да, такой настрой был бы явно не по нраву паукам.

Изучал растения и Симеон, но только отстраненным взором ботаника.

— Почему они, интересно, растут вот так, среди зимы? — спросил Найл. — Их что, солнце заставляет думать, что это весна?

Симеон недоуменно развел руками.

— Уж и не знаю. В первый раз с таким сталкиваюсь.

— Даже в Дельте?

— С Дельтой не путай. Там почти у каждого из растений красота служит коварной приманкой.

— А ты уверен, что у этих — нет?

— О, конечно же нет, — сказала Сидония; голос кроткий, мечтательный, сама лелеюще поглаживает алую чашу, как какого-нибудь ручного зверька. — Какая же это приманка?

Найл перевернул медальон на шее — внимание сфокусировалось как под увеличительным стеклом — и тут же убедился, что она права. Было что-то трогательно невинное и кроткое в многообразии этих запахов. Интуиция подсказывала, что опасаться нечего.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы растения цвели среди зимы?

— Чтобы так — нет. — Симеон изучал один из толстых глянцевитых листьев. — Ты видишь, листья вечнозеленые. — Он пощупал лепесток оранжевого цветка, похожего на любопытной окраски розу. Найл сделал то же самое: упругий, мясистый. — Такой, похоже, устоит и против ветра.

Найл повернулся к Дравигу.

— Ты знаешь что-нибудь об этих цветах?

— Мои сородичи равнодушны к подобным вещам.

Чувствовалось, что паучище слегка подтрунивает; Найл уже не раз замечал за Дравигом эдакое чопорное чувство юмора.

— Но ведь не случайно же эти цветы понасадили здесь среди зданий? — спросил Симеон.

Найл почему-то подумал о том же самом. Вблизи здания смотрелись так, будто построены для детской площадки; яркие цвета и затейливые узоры вызывали то же любопытное, светлое чувство.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});