Сильнее времени (СИ) - Добрынина Елена

Наконец, сошлись в цене, и мама махнула Ане рукой, приглашая усесться в крытый возок.

- Только оттудова, - причитал извозчик. - Домой уж хочется, щедрый вечер как никак. Только что не сделаешь ради хороших людей.

Аня усмехнулась, ага, особенно за приличное вознаграждение.

Кибитка их тронулась и поехала по городу по направлению к окраине. Тишина повисла внутри возка. Мама молча смотрела в окно. Ане даже показалось, что у неё слезы навернулись на глаза. Наталья Григорьевна жадно всматривалась в городской пейзаж. Город за окном плавно погружался в сумерки. Небо с восточной стороны было уже темно, и лишь узкая полоска на западе отливала розовым золотом. Освещение ещё не включили, но от снега на улице все равно было светло.

Видимо, мама и правда, бывала здесь очень давно и хотела сейчас успеть разглядеть каждую деталь, чтобы понять, как город изменился за прошедшее время. Аня не хотела мешать, но миллион вопросов готов был сорваться с языка. Ей как воздух нужны были объяснения.

- Мам, куда мы едем? - Тихонько спросила Аня.

Наталья Григорьевна словно очнулась, посмотрела затуманенным взглядом на дочь и наконец сказала.

- Как бы я не пыталась откладывать этот разговор, пора приходит рассказать тебе всё. Столько лет я скрывала, так сильно хотела, чтобы эта история обошла тебя стороной. Но видно не судьба. Не удастся тебе, моя девочка, прожить жизнь рядового обывателя. Потому что судьбу не обмануть. Потому что у каждого она своя.

Глава 34. Любовь вопреки. Под звон монисто и грохот канонады

Плѣвна, Бѣлгарія 1877г. отъ Р.Х.

Лето в тот год выдалось жарким. Духота, сводящая с ума, второй месяц стояла на Дунайской равнине. В воздухе ни одного облачка, хоть как-то бы намекающего на возможный дождь. Осадков не было которую уж неделю. Даже трава на равнине пожухла, и бабка Рада вместе с мужчинами приняли решение не сегодня-завтра уходить всем табором из этих мест. Нужно было двигаться ближе к воде, к Дунаю, там было прохладнее и лошади могли бы пастись там привольнее. Кроме того, были и другие тревоги, связанные вовсе не с погодой.

Натэлла шла по равнине под палящим солнцем. На голове ее была цветастая косынка, украшенная монистами и тесьмой, которая прятала под собой черные как смоль, вьющиеся волосы. Юбка, такая же яркая, до пят, вся в цветочных узорах, была заткнута одним краем за пояс, чтобы не мешала при ходьбе и не цеплялась за высокие луговые травы.

Натэлла возвращалась из города в табор, который стоял с самой весны недалече от Плевны, на высоком живописном холме. День сегодня сложился неудачно. В городе царила суматоха и какое-то нездоровое оживление. На базаре, где и крутилась молодая цыганка в попытках заработать хоть какую-то денежку, поговаривали разное. Одни твердили, что вскоре здесь будут русская армия, другие же убеждали в том, что к городу подходят отряды Осман-Паши. Турок в Плевне и вправду было много, а оттого все страхи казались обоснованными.

С зимы Болгария находилась в состоянии войны и Русская армия имела в народной среде большую поддержку. Болгары жаждали освобождения от векового влияния Османской Империи. Но табору Натэллы, который колесил по всему свету, то было безразлично. Цыгане не имели постоянного места обитания и задерживались везде ровно на столько, на сколько сами считали нужным.

Натэлле было шестнадцать. Тонкая, легконогая с невероятными, колдовскими зелёными глазами, она могла свести с ума любого мужчину. Но сердце её, горячее, как огонь в костре, оставалось свободным. Никто из табора не привлекал её, а выйти за нелюбимого она не могла.

Как-то их старая бабушка Рада, которая в этой жизни натерпелась слишком много и даже похоронила собственного сына, отца Натальи, как-то раз согласилась раскинуть на внучку свою потрепанную колоду карт. Чувствовало сердце старой Рады, не стоит того делать, не порадуют её карты, но маленькая Нати упросила, умоляла чуть ли не со слезами на своих зеленых очах.

В кого она такая красивая у них вышла? И притом гордая, смелая. Старая Рада сокрушалась: Натэлла - что дикая, необъезженная кобылица, и управиться с ней будет нелегко будущему мужу. Давно ходил к ней статный Зоран, просил отдать Раду за него, но Натэлла лишь хмурилась и обещала утопиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Когда-то их табор долго стоял в центральной России, две или три зимы, Рада уж и не помнила, так давно это было, и там ее Натэллу научили читать местные. С тех пор, в отличие от других цыганских девушек, она обожала книги. Вычитала в любовных романах о прекрасных принцах и теперь ждала своего ненаглядного. Так и говорила: «Отдашь замуж за нелюбимого, удавлюсь. Моя судьба – другая».

Её судьба и вправду, была другой: удивительной, невероятной. Карты об этом прямо указали, но Рада, не желая верить в предсказание, спутала гадание, чтобы оно не сбылось. Да только то пустое: что уготовано человеку, что написано на роду, того и не переменить.

Как не переменить смерти любимого сына Гриши, которого она лишилась в те годы стояния табором в маленьком, русском городке среди полей и березовых рощ. Остались на руках Рады малые дети Гриши, Андрей да Наталья, их она и растила, всю любовь и всю душу свою вкладывая в сирот.

Натэлла успела услышать часть того, что предрекли ей карты. А говорили они, что много страданий и препятствий будет на её пути, но встретит она того самого ненаглядного из далекой и холодной страны. Всё будут против их любви, но нипочём им будет ненависть людская. Укроются они на долгие годы в другом мире, и будут счастливы, и будут всегда вместе, всегда рядом. Бабка тогда спутала колоду, собрала и, ругаясь, спрятала в платок. Но девушка запомнила главное: её судьба особенная и ждёт её настоящая любовь. Такая, о которой и пишут в книгах.

Натэлла сорвала травинку, сунула её в рот, покусывая сочную, чуть с горчинкой мякоть. Она шла дальше по тропинке, наступая на вытоптанную землю босыми ногами. До стоянки оставалось недалеко, она уже даже слышала храп лошадей, пасущихся рядом со стойбищем, когда вдруг услышала неясный отдалённый шум.

Девушка повертела головой пытаясь разобрать источник шума. С холма, на который она почти взобралась, Нати увидела окрестности Плевны. Черепичные крыши старого города тускло переливались на послеполуденном солнце, нагревая глиняные черепки. А за городом, на самом горизонте, чёрной тучей разлилось людское море. То были войска - месиво из людей, лошадей, орудий. То начинался первый штурм Плевны.

***

А дальше всё было, как во сне. Перепуганные шумом лошади из табора ржали и бились на привязи. Люди суетливо бегали по стоянке, собирая вещи. До их холма было прилично далеко, но кто знает, чем кончится дело? Война пришла так близко и нужно было убираться подальше, коли хотели они оставаться в безопасности. Старшие в таборе приняли решение сниматься с места. С того самого момента, как это было определено, весь цыганский народ торопливо собирал вещи.

К вечеру все было готово. Под непрекращающийся грохот пушек, дальние разрывы снарядов и конский топот многотысячной армии, табор уходил прочь с насиженного места. Тянулись кибитки по пыльной дороге, увозя в неизвестное будущее цыган. Тревожно было на душе Натэллы. Никогда прежде она не видела войны. События дня оглушили её, поразили. Словно во сне она собирала вместе с другими женщинами вещи, укладывала их в кибитки, раздавала указания мальчишкам. А сама всё думала: что же такое эта война? В книгах, которых у неё было не так уж и много, мужчины, участвующие в войне, представали героями. Они сражались за Царя и Отечество, они были красивы и статны. А милые барышни ждали своих мужчин с войны и те возвращались непременно с медалями, лентами и орденами, умудренные опытом и убеленные сединами.

Натэллу мучил интерес. Хоть бы одним глазком взглянуть на эту войну, на этих героических мужчин. Ей было страшно от происходящего и одновременно любопытно. Это увлекало и манило. И поэтому, когда табор, прошедший до темна не так уж и много, остановился на ночлег, в голове Натэллы, ехавшей на бричке в конце обоза, созрела мысль. Это было глупостью, но разве ж угомонить юную и любопытную душу?