Бакунин - Валерий Демин

«В тот же день, 3 мая, я отправился в ту часть города, откуда доходили слухи о кровопролитном столкновении. Как я узнал, схватка вышла у цейхгауза. Возбужденная толпа хотела силой взять этот стратегический пункт, но солдаты разогнали ее картечью <…>

Я не испытывал прямого желания вмешаться в ряды борцов, но возбуждение и участие к происходящему росло во мне с каждым шагом. Не сливаясь с бушующей толпой, я проник в здание ратуши. Сначала мне показалось, что представители города действуют с народом заодно. Но попав незамеченным в самый зал заседания, я убедился, что здесь царит полнейшее замешательство и растерянность. С наступлением ночи я медленно направился домой, в отдаленный Фридрихштадт, пробираясь через сооружаемые везде баррикады».

Тут неожиданно Вагнер столкнулся лицом к лицу с Бакуниным и более уже не упускал его из виду до последнего (увы, — печального) дня Дрезденского восстания. В черном фраке, с папиросой во рту, Бакунин бродил по городу. В принимаемых населением мерах защиты он видел только признаки детской беспомощности и принялся с присущей ему энергией вмешиваться в организацию восстания. Казалось, он был повсюду. То на одной, то на другой баррикаде маячил его огромный силуэт с львиной гривой. С двумя польскими эмигрантами (впрочем, очень скоро исчезнувшими со сцены) он создал штаб обороны города, разместив его в ратуше, где заседало временное правительство. Общение с другом Вагнер описал с протокольной точностью:

«<…> Исключительное впечатление овладело мной, когда я вступил в ратушу. Здесь шла тяжелая борьба, организованная, серьезная. Следы величайшего утомления лежали на всех лицах, ни один голос не звучал натурально. Все хрипели тяжко. <…> Один только Бакунин сохранил ясную уверенность и полное спокойствие. Даже внешность его не изменилась ни на йоту, хотя и он за все это время ни разу не сомкнул глаз. Он принял меня, лежа на одном из матрацев, разложенных в зале ратуши, с сигарой во рту. <…> От Бакунина я узнал кратко и точно обо всем, что произошло за время моего отсутствия (Вагнер вывозил за пределы обстреливаемого из пушек Дрездена свою семью. — В. Д.). От решенного в те дни отступления отказались, так как боялись, что оно подействует деморализующим образом на прибывшие многочисленные отряды. Напротив, жажда битвы была так велика и силы защитников так значительны, что еще можно было успешно бороться с солдатами. <…> Бакунин предложил поэтому снести в погреба ратуши наличные пороховые запасы и взорвать ее, когда приблизятся войска. Городская управа, продолжавшая заседать где-то в задней комнатке, самым решительным образом протестовала против этого. Он, Бакунин, настаивал на необходимости этой меры. Но его перехитрили, удалив из ратуши весь порох… <…>»

В водовороте революционных событий колоссальная фигура Бакунина притягивала как магнит. Сгусток энергии, шаровая молния — не иначе! Лицо, грудь открыты для всех… Любой враг может незаметно подкрасться и сразить насмерть… Кого же все это напомнило композитору, не спускавшего глаз со своего русского друга? Ну конечно, Зигфрида, вероломно убитого в спину копьем нибелунга Хагена. Вагнер всегда сам писал либретто своих опер. Вот и сейчас он находился во власти нового замысла — воплотить в грандиозную музыкальную постановку средневековые германские легенды, уходящие своими корнями в еще более глубокое прошлое.

Любимый герой немецкого народа, считал Вагнер, — человек, принадлежащий не только прошлому, но и будущему, которого мы ждем и жаждем. Более того, в нем аккумулированы все компоненты идеала современности. Он — носитель мировой воли, реализуемой в повседневных деяниях и направленных на освобождение людей от зла и страданий, нищеты и угнетения. Во имя этого бесстрашный герой готов — не задумываясь и в любой момент — пожертвовать своей жизнью.

Композитор успел уже сделать несколько набросков и выбрал название своему музыкальному опусу — «Смерть Зигфрида» (впоследствии он вольется в кульминационную часть бессмертной тетралогии). Аналогия между Зигфридом и Бакуниным напрашивалась сама собой. Такая же несгибаемая сила воли! Такая же непреклонная целеустремленность, направленная на решительное изменение несовершенной жизни! Такое же самопожертвование во имя счастья других! Такая же трагическая судьба! И когда в относительно скором времени зазвучит гениальная музыка, в воображении и памяти композитора образ Зигфрида невольно сольется с образом живого героя революции — Михаила Бакунина…

Между тем Дрезденское восстание захлебывалось в крови. Тысяча вооруженных рудокопов, подоспевших на помощь инсургентам с близлежащих гор, не смогли перетянуть чашу весов в пользу восставших. Ружья, пистолеты, сабли, кинжалы были бессильны против картечи и снарядов. На помощь саксонской армии прибыли прусские войска, развязавшие в городе настоящий террор. Повстанцев расстреливали на месте без суда и следствия, закалывали штыками всех, кто попадался под руку. Дома поджигались, прямой наводкой сносились баррикады. Бакунин еще раньше предлагал реализовать запасной план, наиболее оптимальный в создавшихся условиях: организованно отойти в горы и там начать народную партизанскую войну. Но время было упущено. Приходилось отступать неорганизованно и в спешке. Тем не менее Михаилу удалось вывести из окружения более полутора тысяч повстанцев…

Поздно ночью Бакунин и руководитель дрезденского временного правительства Отто Гейбнер прибыли в саксонский город Хемниц, рассчитывая создать здесь базу сопротивления (а в перспективе — партизанского движения). Они остановились на ночевку в дорожной гостинице. Вагнер приехал позже на почтовой карете и тем самым избежал ареста. Вождей дрезденского восстания выследили и предали соратники из «коммунальной гвардии», сообщив об их появлении жандармам. Именем королевского правительства Бакунин и Гейбнер были арестованы и препровождены в тюрьму. Вагнеру, к счастью для него самого и мировой культуры, удалось избежать этой участи. С риском для жизни он добрался до баварской границы, там сел на пароход, курсировавший по Боденскому озеру, и оказался в Швейцарии. Великому композитору суждено было жить там много лет на положении эмигранта…

* * *

Спустя пятнадцать лет Бакунин так оценивал свое участие в европейских революциях: «В прошлой моей жизни нет ни одного факта, за который я должен был бы краснеть. В 1848 и 1849 годах, равно как и нынче, я верил только в человечество и имел в виду только одну цель — торжество свободы. <…>» (выделено мной. — В. Д.).

Личность Бакунина-бунтаря не могла не притягивать к себе художников слова. Неудивительно, что он послужил прототипом для ряда произведений русской поэзии и прозы. В 1838 году Константин Аксаков, соратник Михаила по кружку Станкевича, написал балладу «Молодой крестоносец» и посвятил ее Бакунину. Образ рыцаря-паладина он во многом списывал с будущего «апостола свободы»:

Бьется сердце молодое;Перед ним вдали, как сон,Все небесное святое,Все, чем в жизни дышит он.И от Запада к Востоку,Меч и посох под рукой,Он идет к стране далекой,Крестоносец молодой.

Трудно не увидеть в этих поэтических строках намек, хотя и в символической и романтической форме, на будущую всемирную миссию Михаила Бакунина. А И. С. Тургенев, когда писал роман «Рудин», наделил своего героя многими хорошо узнаваемыми бакунинскими чертами, начиная от львиной гривы и кончая вечным безденежьем.

А Герцен в «Былом и думах» так написал о прототипе главного героя нашумевшего романа: «Тургенев, увлекаясь библейской привычкой Бога, создал Рудина по своему образу и подобию; Рудин — Тургенев 2-й, наслушавшийся философского жаргона молодого Бакунина». Трудно в таком случае решить, к кому именно — к Бакунину, самому Тургеневу или же вымышленному персонажу — отнести такую, к примеру, нелицеприятную характеристику: «Рудин казался полным огня, смелости, жизни, а в душе был холоден и чуть ли не робок, пока не задевалось его самолюбие: тут он на стены лез. Он всячески старался покорить себе людей, но покорял он их во имя общих начал и идей и действительно имел влияние сильное на многих. Правда, никто его не любил; один я, может быть, привязался к нему». И все же главное качество Рудина, как и Бакунина, — любовь к свободе! Герой романа Тургенева провозглашает свое кредо словами другого героя романа — бессмертного Дон Кихота: «Свобода —… одно из самых драгоценных достояний человека, и счастлив тот, кому небо даровало кусок хлеба, кому не нужно быть за него обязанным другому!»

Роман «Рудин» Тургенев писал летом 1855 года (опубликован он был в 1856 году в январском и февральском номерах журнала «Современник»), когда Бакунин отбывал бессрочное заключение в одиночной камере Шлиссельбургской крепости. Однако для своего главного героя писатель избрал героическую смерть: в Эпилоге постаревший Дмитрий Рудин с красным знаменем в руках гибнет от пуль карателей на одной из парижских баррикад в трагические дни июньского восстания 1848 года. (Тургенев был очевидцем баррикадных боев в Париже.)