Дети белой богини - Наталья Андреева

- А если он признается в убийстве? - усмех­нулся Герман. - Я ведь понял, ты был у него вчера. Предупредить хотел, да? И это, по-твоему, по закону?

- Да, я у него вчера был. И меня вот что сму­щает: Павел узнал, что находится под подозре­нием, но от улик не избавился. Почему?

- Может, просто не успел?

- Это вряд ли. Времени у него было достаточ­но. На допросе присутствовать не буду, но могу я сказать ему два слова?

Герман нахмурился:

- Вообще-то, это не по закону. Только в моем присутствии.

- Эк ты, вспомнил! Теперь не по закону! Лад­но, валяй.

Они подошли к Павлу. Тот наконец осознал, что события сегодняшнего дня — не сон. Жесто­кая реальность. И словно оцепенел.

- Павел, ты ничего не хочешь мне сказать? - спросил Завьялов.

- Я вчера вам все сказал.

- А как объяснить находки?

- Я могу объяснить. Но мне все равно никто не поверит.

- А ты попробуй, - зло усмехнулся Горанин.

- Я никого не убивал.

- Так все говорят. Ты не оригинален.

- И вы тоже. Не оригинальны. Воспользовались служебным положением, чтобы в тюрьму меня упрятать.

- Много ты о себе воображаешь, парень. Советую по-дружески: чистосердечное признание облегчит участь. А то я тебе такой срок орга­низую, что ты из зоны выйдешь только к пен­сии. Если выйдешь. Там не любят таких упря­мых.

- Ладно, Герман, хватит, - вздохнул Завьялов, поняв, что разговора по душам не получится. - Проводи меня.

- Задержанного - в мой кабинет, - сказал Го­ранин охране и вслед за Александром направил­ся к выходу.

Возникла неловкая пауза.

- Куда сейчас? - спросил наконец Герман.

- Домой. Куда же еще.

- Тебе надо отдохнуть, Саша, - мягко сказал Горанин. - Займись похоронами. Я затянул немно­го с выдачей тела, ты уж извини. Но теперь все. Машиной матери я еще вчера позвонил. Утром они забрали Машу. И вот еще что, на следующей неделе поезжай-ка ты к Валюше. Займись учебой. Скоро филиал откроют. Жизнь продолжается. А? Разве не так?

- Да. Похоже, что так. Ну, давай.

Кивнув на прощание Герману, Завьялов напра­вился к автобусной остановке. На душе кошки скребли. Вроде бы все так, и все не так. Горанин молодец! И город ему поверит. А он, Александр, поверит ли?

...В доме у тестя с тещей собралась целая тол­па. Завтра приедут еще родственники, утром по всей области разослали телеграммы.

- У нас радость... - всхлипнула теща. - Нако­нец-то разрешили Машеньку похоронить.

Радость! Едва сдержался, чтобы не нагрубить.

В большой комнате стоял гроб с Машиным телом, но подойти к нему близко Александр так и не смог. Глянул с порога на застывшее лицо жены и словно издалека услышал:

- Завтра похороны...

День седьмой

Завьялов промучился бессонницей всю ночь. Его одолевали сомнения. Конечно, против Павла две веские улики: куртка, испачканная кровью, и орудие убийства. Ночью Павнов ходил в сарай, приятель, шедший из Мамонова, может подтвер­дить. Павел говорит, что было это около полуно­чи, то есть Маша еще была жива. Но что скажет этот приятель в кабинете у Горанина? Два часа для Германа - не вопрос. Если один визит Павла в больницу превратился его стараниями в «нео­днократные ночные посещения потерпевшей», то что уж говорить о двух часах разницы во време­ни? Можно считать, что Павел уже получил срок. Но если он врет? Павнов. Он ведь умница. Дипломированный юрист. Потому и побежал. По­нял, что значат находки: ломик со следами крови и испачканная куртка. Прямые улики. Это конец.

 «Я могу объяснить, но мне все равно, никто не поверит». Объяснить можно все. Но подтвер­дить фактами? Павел мог взять в сарае не только картошку, но и ломик, ночью выйти потихоньку из дома и отправиться в больницу. Убив Машу, спрятал куртку и ломик в сарае и также потихонь­ку вернулся домой. Непонятен мотив. Горанин подводит к убийству на сексуальной почве. И в логике ему не откажешь. Павлу двадцать два года, женщины у него нет. Получив отказ Маши, он зап­росто мог прийти в бешенство. Если мужчина и женщина много времени проводят вместе, у муж­чины обязательно возникнет мысль об интимной близости. Ему уделили внимание, значит, он впра­ве надеяться. А потом потребовать. И как резуль­тат—срыв.

Итак, мотив есть. Орудие убийства в нали­чии. Свидетель, наткнувшийся на Павла ночью на улице, имеется. Все просто, как дважды два четыре. Не дело - песня! Лебединая песня сле­дователя Горанина. После этого можно и в про­куроры.

Завьялов решил сходить еще раз к Павновым. Побеседовать с Ириной Михайловной. После вчерашнего делать это особенно не хотелось. Для Ирины Михайловны он теперь враг. Не номер один, но в списке не последний. А с врагами не откровенничают. Однако другого способа узнать истину нет. Надо идти. Похороны Маши в пол­день. Времени еще много, слишком много. Капитолина Григорьевна не стесняется, во всем об­виняет зятя. В доме тещи он сейчас лишний.

Женщины суетятся, мужчины, наверное выпи­вают в ожидании выноса тела. Нет, нечего ему там делать.

В квартиру Павновых он звонил долго. Когда уже отчаялся и решил уйти, дверь вдруг откры­лась. Стоящую на пороге женщину он не сразу узнал. Ирина Михайловна состарилась за одну ночь. Но где же ее гости? Почему дома, с женщи­ной, пребывающей в отчаянии, никого нет?

- Что вам надо? — с ненавистью взглянула на него мать Павла.

- Я хочу вам помочь.

- Помогли уже.

- Честное слово, я этого не хотел!

- Не хотел бы, так не делал.

Она собралась было уже захлопнуть дверь, но Александр слегка придержал ее.

- Постойте, а где ваши гости?

- Валентина к своим увезла. В Ольховку. Там удобства на улице, да теперь выяснилось, что можно и потерпеть, - усмехнулась Ирина Михай­ловна. - Оказывается, главное неудобство - это когда к вам врываются с обыском средь бела дня. А все остальное - пустяки.

- Как они могли оставить вас одну?

- Так же, как в Москву уехали три года назад. Паша еще учился. Паша, Пашенька! Сыночек! Что же теперь будет? - Она отчаянно зарыдала.

Дверь соседней квартиры открылась, из нее высунулась соседка, женщина лет шестидесяти д. пестром ситцевом халате. Глянула с любопыт­ством:

- Ирина, ты чего?

- Давайте пройдем в квартиру, — решительно сказал Завьялов и подтолкнул рыдающую Ирину Михайловну в прихожую. - Ничего еще не поте­ряно. Сам работал в милиции, знаю.

Вот потому, что работал, знал: ситуация без­надежная. Но не говорить же ей об этом! В квар­тире увидел следы поспешного бегства. Москов­ские гости уехали, не прибрав за собой, а Ирине Михайловне было не до того. А Василий-то все­рьез перетрусил!

- Вы его не судите, Васю, - всхлипнула Ири­на Михайловна, словно прочитав его мысли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});