Благие знамения - Терри Пратчетт

Нормы оплаты для охотников за ведьмами, установленные Оливером Кромвелем, с тех пор ни разу не пересматривались. Офицерское жалованье составляло крону, а генеральское — целый соверен. Речь идет, разумеется, о базовом жалованье, поскольку за каждую обнаруженную ведьму каждый ведьмолов дополнительно получал девять пенсов и львиную долю принадлежащей ей собственности.

То есть реально можно было рассчитывать лишь на те девять пенсов. Поэтому армейская казна переживала трудные времена до тех пор, пока Шедвелла не взяли на содержание силы Небес и Ада.

Жалование Ньюта составляло один старый шиллинг в год.[105]

За это он обязался всегда держать под рукой «огниво, кремень, трутницу или огненосные спички», хотя Шедвелл дал понять, что ронсоновская газовая зажигалка очень удобна в употреблении. Изобретение патентованной зажигалки Шедвелл воспринял так же одобрительно, как обычные солдаты — изобретение магазинной винтовки.

А на взгляд Ньюта, Армия ведьмоловов была больше всего похожа на клуб исторической реконструкции или сборище толкинистов. Приятное развлечение на выходные — и поддержка славных древних традиций, которые сделали западную цивилизацию тем, чем сделали.

Примерно через час после отъезда из штаб-квартиры Ньют остановился на придорожной автостоянке и, склонившись к пассажирскому сиденью, порылся в бардачке.

Он открыл окно (пришлось воспользоваться плоскогубцами, поскольку ручка давно отвалилась).

Пакет с растопкой, вылетев за окно, приземлился за придорожной изгородью. Мгновение спустя за ним последовали тиски.

Поразмыслив над остальным снаряжением, Ньют забросил его обратно в бардачок. Булавку военного образца, выпускавшуюся специально для ведьмоловов, венчала блестящая эбеновая головка, как у дамских шляпных булавок.

Он знал, для чего она предназначена. Ньют проштудировал довольно много литературы. На первой же встрече Шедвелл завалил его специальными брошюрами, но в армейском архиве накопилось также множество самых разных книг и документов, которые, как Ньют полагал, принесли бы огромные деньги, если бы когда-нибудь попали на рынок.

Такой булавкой следовало уколоть подозреваемую. Если на ее теле найдется местечко, нечувствительное к булавочным уколам, значит, перед вами ведьма. Элементарно. Некоторые нечистые на руку ведьмоловы пользовались орудиями, острие которых при надавливании пряталось в булавочной головке, но Ньюту выдали настоящую, из твердой стали. Он не смог бы взглянуть в глаза старине Шедвеллу, если бы выкинул ее. Кроме того, это плохая примета.

Он включил зажигание и продолжил путешествие.

Машина у Ньюта была марки «Васаби». Он назвал ее «Дик Турпин» в честь знаменитого бандита[106] и в надежде, что однажды его попросят объяснить, почему же он выбрал такое имя.

Лишь очень дотошный историк смог бы точно определить время, когда из дружелюбных роботов, копирующих все западное, японцы превратились в искусных и квалифицированных инженеров, уже не нуждающихся в западной подпитке. Но «Васаби», разработанная на переходном этапе, сочетала в себе традиционные недостатки большинства западных машин со множеством новаторских японских неудач, отказ от которых в дальнейшем способствовал процветанию «Хонды» и «Тойоты».

Второй такой машины Ньют так ни разу и не встретил на дорогах, несмотря на все старания. Уже много лет он не слишком убедительно нахваливал ее экономичность и мощность в отчаянной надежде на то, что кто-то захочет купить такую же — ведь, как говорится, в компании и помирать легче.

Тщетно пел он дифирамбы двигателю, рассчитанному на целых 823 «кубика», трехскоростной коробке передач и потрясающим подушкам безопасности, которые надувались в опасной ситуации — к примеру, на прямой сухой дороге на скорости 45 миль в час, когда вы едва не попадали в аварию, поскольку подушки заслонили обзор. Ньют также впадал в лирику, расхваливая сделанный в Корее радиоприемник, способный потрясающе ловить «Радио Пхеньяна», и встроенную электронику, которая механическим голоском сообщала, что вы забыли пристегнуть ремень безопасности, даже если вы его пристегнули; причем, судя по всему, программист не знал не только английского, но даже и японского языка. В общем, заключал Ньют, все сделано по последнему слову техники.

Техника в данном случае, вероятно, относилась к периоду освоения гончарного ремесла.

Его приятели кивали и соглашались, но лично для себя решали, что, если бы им предложили на выбор «Васаби» или пешую прогулку, они предпочли бы вложить деньги в пару ботинок — результат все равно будет один, поскольку одна из причин потрясающей экономичности «Васаби» заключалась в том, что большую часть времени она стояла в гараже, ожидая, пока единственный в мире выживший агент фирмы «Васаби» перешлет особые коленвалы и прочие запчасти из города Нигирисуши.[107]

В туманном, дзенском трансе, который так хорошо знаком водителям, Ньют задумался о том, как именно пользовались такими булавками. Может, для начала говорилось: «У меня есть булавка, и я не боюсь ее применить»? «Имею булавку, готов путешествовать…» «За пригоршню булавок…» «Человек с золотой булавкой…» «Булавки острова Наварон…»[108]

Ньюту, возможно, интересно было бы узнать, что из тридцати девяти тысяч женщин, проверенных булавкой за долгие века охоты на ведьм, двадцать девять тысяч вскрикнули от боли, девять тысяч девятьсот девяносто девять не почувствовали ничего, поскольку применялись вышеупомянутые коварные булавки, а одна ведьма заявила, что булавка чудесным образом исцелила ее ногу от артрита.

Звали эту исцеленную Агнессой Псих.

И она нанесла Армии ведьмоловов непоправимый урон.

Одно из первых предсказаний в книге «Превосходных и Недвусмысленных Пророчеств» касалось смерти самой Агнессы.

Англичане, будучи по преимуществу народом дремучим и склонным к праздности, не испытывали такого сильного желания сжигать женщин, как другие нации Европы. В Германии костры сооружались и поджигались с поистине тевтонской скрупулезностью и регулярностью. Даже благочестивые шотландцы, на протяжении всей истории до изнеможения боровшиеся со своими заклятыми врагами (шотландцами), умудрились соорудить несколько костров, коротая долгие зимние вечера. Но у англичан, видимо, к этому никогда не лежала душа.

Возможно, одной из причин стала необычная казнь Агнессы Псих, которая в некоторой степени ознаменовала конец ведьмовской истерии в Англии. Однажды апрельским вечером ревущая толпа, разъяренная до предела привычками Агнессы (быть умной и лечить людей), притащилась к дому ведьмы и увидела, что Агнесса спокойно сидит себе в пальто, поджидая своих палачей.

«Что-то вы припозднились, — сказала она. — Я уж минут десять как должна гореть».

Тут она встала, вышла из дома и, прихрамывая, направилась сквозь внезапно притихшую толпу к костру, второпях сооруженному на деревенском выгоне. Как рассказывает легенда, она с трудом вскарабкалась на этот погребальный костер и, встав спиной к столбу, обхватила его руками.

«Вяжи покрепче», — велела она изумленному ведьмолову. А потом, когда обитатели деревни стали бочком подходить к этому костру, она высоко подняла красивую голову, ярко освещенную горящими факелами, и сказала: «Подходите ближе, добрые люди. Ближе, ближе, доколе пламя чуть вас не ожжет, ибо я призываю вас посмотреть, как умрет последняя истинная ведьма в Англии. Ибо я воистину ведьма, по разумению моему, хоть мне и самой неведомо, каково мое истинное Согрешение. А посему пусть смерть моя явится посланием миру. Подходите смелей, говорю вам, и запомните хорошенько судьбу всех, кто вмешивается в то, чего не разумеет».

Тут она устремила взгляд к небу над деревней и, широко улыбнувшись, добавила: «Это и тебя касается, старый дурень».

И после этого странного богохульства она не вымолвила больше ни слова. Не обращая внимания на насмешки толпы, она стояла гордо и неподвижно, пока кучи хвороста поджигали факелами.

Зрители подвалили ближе, а те, кто и раньше сомневались, теперь задумались всерьез, а правильно ли они поступают.

Взрыв, раздавшийся через тридцать секунд на деревенском выгоне и подчистую уничтоживший все живое в округе, видели даже в Галифаксе.

Впоследствии долго спорили, Бог или Дьявол наслал эту напасть, но записка, найденная в доме Агнессы Псих, сообщила, что божественному / дьявольскому вмешательству существенно помогло содержимое нижних юбок Агнессы, в которые она предусмотрительно зашила восемьдесят фунтов пороха и сорок фунтов кровельных гвоздей.

Кроме того, на кухонном столе Агнессы остались еще одна записка, отменяющая доставку молока, а также коробка и книга. Особые указания касались того, что надо сделать с этими предметами: их следовало отослать сыну Агнессы, Джону Гаджету.