Марсианин (опыт биографии) - Ярослав Голованов

Дорогой Митенька!

Ты стал совсем взрослым человеком. Это я понял, получив твою последнюю видеокассету. Понял по тем вопросам, которые ты задаешь. Маринка тоже сообщает мне, что ты совсем большой. Она говорит, что ты взрослый, потому что влюбился. Вот это неверно. Хорошо помню, как я влюбился в десять лет. Если влюбился — это прекрасно, но это не значит, что ты взрослый. А вот то, что тебя интересует мир человеческих взаимоотношений, безусловно, говорит о твоей духовной зрелости.

Ты говоришь, что не понял и не принял моих объяснений относительно того, кто у нас «начальник», что даже в школе на уроках психологии вам рассказывали, как в любой группе людей непременно выявляется лидер, как возникает столкновение лидеров и так далее. Вам все правильно объясняли, но немного старомодно. За последнее время и на Земле, и особенно здесь у нас понятие лидерства трансформировалось. Лидером часто становится не тот, кто старается подчинить своей воле, атот, кто способен увлечь своей мыслью. Я убежден, что лидерство — врожденное качество. Вспоминаю свое детство. Отца, твоего деда, я не помню. Он был значительно старше моей мамы и умер, когда я был совсем маленьким. Мама была знаменитой журналисткой, очень любила свою работу, постоянно летала то в Тибет, то в Мозамбик, плавала по Замбези, по Амазонке, я жил с бабушкой и был подолгу предоставлен самому себе, что должно было бы, в свою очередь, выработать во мне желание самоутвердиться, чувство лидерства. Но этого не случилось. Сколько я себя помню, я, никогда не испытывал потребности кем-то повелевать, кому-то приказывать. И в университете, и на работе я сторонился всяких административных должностей, которые могли бы потребовать от меня это делать. Впрочем, я не любил и когда мне приказывали. Вид взаимоотношений, который существует на Марсе, для меня идеальный: ни начальников, ни подчиненных. Поэтому все мои друзья так веселились, когда я прокручивал им твою предыдущую видеокассету, в которой ты спрашивал, не я ли «самый главный».

Нет, я не лидер, но откровенно скажу, я не испытываю в связи с этим никаких мук уязвленного самолюбия. Вот я сделал свои монолиты и, казалось бы, автоматически должен был бы превратиться в лидера, «возглавить» новое строительство. Но как-то само собой получилось, что душой всего этого дела стал Сириль Небург, чему я очень рад, даю тебе слово. Сириль так говорил о новом строительстве, сам так был им увлечен, что стал лидером невольно. Но это не значит, что он стал начальником, понимаешь? Можно быть лидером и не быть начальником — почему это кажется тебе невероятным? Мне куда более невероятным представляется начальник, который не является лидером.

Далее ты говоришь, что веришь тому, что мы тут не ссоримся, живем дружно, но не веришь, будто мы лишены всяких личных симпатий и антипатий по отношению друг к другу. Ты прав совершенно, я, кстати, никогда не утверждал, что все эти люди одинаково относятся ко мне, а я к ним. Такого быть не может. Одинаково ко всем, нам относятся компьютеры, да и то еще проверить надо. Даю тебе слово и могу поручиться за всех моих товарищей, что никто из нас не испытывает к кому-либо активную антипатию, постоянное раздражение. Этого нет, потому что все мы проходили специальную подготовку на психологическую совместимость и потому, что за поддержанием нормального психологического климата постоянно следит наш Чигл — Карел Швабек, выдающийся современный психолог, автор знаменитой теории вырождения малых систем. Это его прямая обязанность. Меня никто не раздражает, но мера симпатий к разным людям у меня, конечно, различна. С Томом Даймом мы друзья. Больше, думаю, ничего не надо объяснять. Индира тоже мой друг, но тут сложнее, потому что она женщина. Мне очень импонирует искренность и простота Ци Юаня, юмор и обаятельная бесшабашность Сириля Небурга, добрая ироничность, невозмутимость, даже молчаливость Питера Томсона. Я восхищаюсь смелостью и самообладанием Хидеки Юшахары, знаю, что за каждым из нас он, не задумываясь, шагнет в огонь, но должен признаться, что он остается для меня загадкой. Его душа закрыта ото всех невидимой, но прочной стеной, за которую он никого никогда не пускает. Я не могу доказать, но не могу и отделаться, от чувства, что Патрис Убанго чего-то главного о себе недоговаривает, словно что-то ото всех скрывает. Нет, он не похож на Хидеки. Мне трудно объяснить. Хидеки ничего не скрывает, а просто куда-то не пускает. Патрис вроде бы всюду пускает, а чувствуешь, будто что-то прячет, понимаешь? Я знаю, что Грета Крайслер великолепный врач, а значит, человек уникальной доброты, но я не могу разглядеть в ней эту доброту, и меня мучает моя слепота. Я говорил об этом Чиглу на одной из исповедей. Кстати, мне кажется, что эти беседы с психологом с глазу на глаз, когда мы изливаем ему все, что накопилось на душе, способствуют нормализации всей нашей жизни.

Наконец, твой самый трудный вопрос. Почему я, единственный из 12 человек, прожил уже три срока, положенных члену марсианской экспедиции, и вновь собираюсь остаться на четвертый срок, если не будет медицинских противопоказателей. Митюша, на Марсе мне спокойнее, чем на Земле. И маме спокойнее, когда я на Марсе. Ты вырастешь, я вернусь, и мы продолжим этот разговор.

А теперь — лекция.

Первый космический автомат в сторону Марса — автоматическая станция «Марс-1» весом почти в 900 килограммов — был запущен в Советском Союзе 1 ноября 1962 года. В дороге с ним что-то стряслось, никаких сведений он не передал, но, главное, началась новая глава истории Марса: Земля приступила к непосредственному изучению красной планеты с помощью автоматики.

Что люди знали к этому времени о Марсе? Наверное, больше, чем о любой другой планете Солнечной системы, но все-таки очень мало. Знали путь Марса вокруг Солнца, знали, что этот путь он проходит за 687 наших суток — таков марсианский год. Знали, что Марс вращается почти с той же скоростью, что и Земля, его сутки равны 24 часам 37 минутам. Знали, что ось вращения планеты имеет почти тот же наклон, что и земная ось, а значит, на Марсе должны происходить смены времен года. Знали размеры Марса, знали, что его диаметр почти в два раза меньше земного. Вычислили площади материков, объем, силу марсианского притяжения. Видели, что весной начинают таять, сжиматься белые шапки на полюсах Марса, но что это за шапки, толком не знали, спорили. Одни говорили, что обыкновенный лед и снег, другие — что это твердая углекислота — «сухой лед». Выли неточности и в определении химического состава атмосферы. Относительно рельефа существовало два стойких заблуждения. Марс считали довольно плоской планетой, без высоких гор, в лучшем случае — слегка холмистой. И упорно держались за версию о «каналах» — пусть не искусственные, а естественные, но «каналы» все-таки есть. Считали, что толщина слоя пыли на планете составляет несколько метров. Верили, что жизнь на Марсе напоминает земную жизнь. Почти не сомневались в том, что там растут мхи и лишайники, а некоторые допускали даже возможность существования марсианских лесов. Поэтому, наверное, даже неосознанно завышали температуру и барометрическое давление, успокаивали себя похожестью на земные условия. Плохо представляли спутники Фобос и Деймос, некоторое время ходила даже «утка», что они искусственные. Ну, вот примерно с таким багажом знаний люди полетели к Марсу. Вернее, послали на него свою аппаратуру.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});