Трубачи трубят тревогу - Илья Дубинский

Начдив Шмидт

К нам приближалась большая кавалькада всадников. Впереди на рослых, сильных лошадях следовали сменивший Соседова новый начдив Дмитрий Шмидт, в серой казачьей папахе, с двумя орденами на груди, и военком дивизии Лука Гребенюк.

Шмидт, в прошлом рабочий-железнодорожник, награжденный на фронте несколькими георгиевскими крестами, был произведен в офицеры еще при царе.

Во время Февральской революции молодой прапорщик вместе с командиром батальона подполковником Крапивянским возглавил дивизионный солдатский комитет.

В январе 1918 года, вернувшись на родину, в Прилуки, где он одно время работал киномехаником, прапорщик Шмидт, теперь уже советский комендант города, вел неустанную борьбу с петлюровской агентурой. После прихода оккупантов озлобленные гайдамаки, схватив большевика-офицера, привели его на центральную улицу, поставили к стенке гимназии и расстреляли. Ночью друзья подобрали окровавленного Дмитрия и, обнаружив в нем признаки жизни, увезли тайком в лес. Заботами добрых людей раненого поставили на ноги.

Там же, в лесу, вокруг большевиков-подпольщиков начали собираться крестьяне, преследуемые оккупантами и их петлюровскими прихвостнями. Вскоре была установлена связь с губернским повстанческим комитетом и с Юрием Коцюбинским — уполномоченным Центра.

Шмидт по заданию уездного подпольного ревкома сколотил крепкий партизанский отряд. Как и черниговский партизан Крапивянский, он повел беспощадную борьбу с кайзеровскими войсками и гетманцами. В разгар лета отряд Шмидта контролировал уже добрую половину Полтавщины.

Работниками прилукского подполья особо интересовалась гетманская полиция. В докладе прилукского уездного начальника державной варты губернскому старосте от 26 августа 1918 года, наряду с Дмитрием Носенко, Татьяной Джурахоеской, прапорщиком Константином Покидько, назван и член подпольного большевистского комитета прапорщик Гутман-Шмидт. В том же докладе сообщалось, что детальная разработка плана вооруженного восстания возложена на Покидько и приехавшего из Москвы 6 августа прапорщика Шмидта.

Карательные экспедиции немцев вынудили и Крапивянского и Шмидта уйти в нейтральную зону. Там Шмидт создал знаменитый 7-й Суджанский полк, вошедший во 2-ю партизанскую украинскую дивизию.

С этим полком Шмидт участвовал в освобождении Украины. Громил гетманские войска генерала Болбачана под Харьковом и Люботином, за что был награжден орденом Красного Знамени. Брал Полтаву, Кременчуг. Бердичев, Шепетовку.

Во время осенних боев 1919 года Шмидт командовал под Царицыном стрелковой дивизией. Отбивая натиск белогвардейцев и донской казачий, бывший прапорщик был тяжело ранен и контужен. Но поле боя не оставлял. Два красноармейца поддерживали его, и он покинул строй лишь после того, как были разгромлены беляки. За царицынские бои Шмидта наградили вторым орденом Красного Знамени.

Не закончив учебы в Академии Генерального Штаба, Дмитрий Аркадьевич Шмидт в 1921 году прибыл в червонное казачество.

В августе 1918 года в Полтаве, после свидания с руководителем повстанкома Юрием Коцюбинским, у домика на Куракинской улице, куда товарищей впускали по паролю «Продается ли у вас семиструнная гитара?», навстречу мне попался худенький, черноглазый молодой человек. Я не знал тогда, что это и был знаменитый прилукский партизан, о котором народная молва уже создавала легенды. Лишь через полгода, в январе 1919 года, посланный нашим командиром партизанского отряда Василием Упырем с заданием на станцию Кобеляки, где остановился наступавший на гайдамаков 7-й Суджанский полк, я в командире полка, хотя он успел уже отрастить для солидности черную бородку, узнал того молодого человека, с которым столкнулся в Полтаве на Куракинской улице.

...Спешившись, Шмидт еще издали приветствовал нас:

— Здорово, казаки!

Пожав нам руки, он обратился к Мостовому:

— О, тут имеются первоклассные шорники! А своему начдиву плеточку свяжете? Только натуральную, из воловьих жил!

— Зачем она вам? — спросил я, поглядывая на ивовый хлыст начдива.

— Сейчас она нужна и мне и вам. По приказу товарища Фрунзе восьмая дивизия стала первой Запорожской, и наша уже не семнадцатая, а вторая Черниговская червонно-казачья, а ваш полк не девяносто седьмой конный, а седьмой червонно-казачий. И в нашей дивизии теперь будут сотни, а не эскадроны. Какой же это к дьяволу казак без плетки?.. Ну как, земляк, полтавский галушник, — начдив положил мне руку на плечо, — галушками угостите? Мы с Лукой, — он показал на военкомдива, — крепко их уважаем.

— За галушки не ручаюсь, а свинина есть, — ответил я, вспомнив о грановском поросенке, которого на радостях оставил Очерет.

Я доложил о состоянии полка. Шмидт нахмурился.

— Что я вам скажу, хлопцы... У меня в девятнадцатом году в конной разведке Суджанского полка было больше сабель, чем во всем вашем девяносто седьмом. Надо что-то думать. Вот я и приготовил сюрприз. — Начдив поманил пальцем прибывшего с ним низкорослого, на кривых ногах, плотного товарища. — Любите и жалуйте — Жан Карлович Силиндрик. Я в партии, с пятнадцатого, а он с самого пятого года. Боевой командир эскадрона, с орденом Красного Знамени, как видите, без бороды, а вам — зеленому молодняку — он вполне может заменить Карла Маркса.

— Вы все шутите, товарищ начдив, — попыхивая трубкой, скупо улыбнулся Силиндрик. — А я, например, вот пример, приехал по серьезному делу... 

— Поговорим о деле! — Шмидт повернулся ко мне. — У товарища Силиндрика имеется отряд молодцов-латышей. Они прикомандированы к уездному продкомиссару. Известно, охраняем ссыпки мы, конвоируем хлебные обозы мы, а латышей продкомиссар использует как личный конвой. Заберите их к себе, товарищ комполка, обижаться не будете. Не думайте, что вам только и придется выискивать дезертиров. Будут дела и посерьезней. Кругом нас не спят. Скажите мне, куда девались деникинцы, врангелевцы, петлюровцы? Не среди нас ли они? Ведь не всех же мы перестукали. Вот сегодня там, на Полтавщине, наш комбриг Петр Григорьев с отрядом червонных казаков первой дивизии гоняет Махно, а завтра, может, и нас потребуют. А латыши — вояки первый сорт!

— И я говорю, комполка не обидится, — не выпуская изо рта трубки, сказал Силиндрик. — Обижаться будет, например, вот пример, продкомиссар, но он поступает с нами не по-партийному... прямо скажу.

— А теперь послушайте меня... — заговорил наконец военкомдив Гребенюк. — Товарища Силиндрика мы уважаем, но до Карла Маркса, конечно, ему далеко. А вот без хорошего комиссара полку не обойтись. Долгоухов сюда не вернется, поехал бить басмачей. Вашим комиссаром будет товарищ Климов. — Гребенюк показал на черноглазого, с пристальным взглядом молодого человека среднего роста. — Климов — потомственный путиловец. А комиссара-путиловца, к сожалению, не в каждый полк мы можем дать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});