Хроники открытия Америки. Новая Испания. Книга I: Исторические документы - Христофор Колумб

Помнится, у одного из наших солдат был позолоченный, хотя уже изрядно старый шлем. Тендиле, — а он был намного бойчее другого посла, — увидев шлем, сказал, что хотел бы на него взглянуть поближе; шлем этот, мол, похож на унаследованный ими от предков с их родины, каковой красуется на голове их бога Уичилобоса[101], и Моктесума, их повелитель, будет рад его увидеть. Тотчас ему дали шлем, и Кортес сказал, что ему, Кортесу, хотелось бы проверить, такое ли золото добывают в их землях, как у нас в реках, а посему он просит вернуть ему этот шлем, наполнив его золотым песком, дабы он мог отослать его нашему великому императору.

После всего этого Тендиле стал с Кортесом и со всеми нами прощаться и, выслушав щедрые обещания Кортеса, наконец простился с ним и сказал, что вскорости вернется с ответом. Когда Тендиле ушел, мы узнали, что он не только был весьма влиятельной особой, но также самым быстрым ходоком из всех слуг Моктесумы. Так что он помчался точно почтовая лошадь, доложил обо всем своему повелителю, показал нарисованную художниками картину и дары, посланные Кортесом, и, говорят, когда великий Моктесума все это увидел, он был в восхищении и выказал большое удовольствие, а когда сравнил наш шлем с тем, что был на их Уичилобосе, то проникся уверенностью, что мы и есть те самые люди, о коих было предсказание предков, что они придут и завладеют их страной.

Глава XXXV

о том, как Тендиле отправился к Моктесуме, своему господину, отнести ему дары и что в это время происходило в нашем лагере

Когда Тендиле отправился с дарами, посланными капитаном Кортесом Моктесуме его господину, в нашем лагере остался другой сановник по имени Питальпитоке; он занял несколько хижин поодаль от наших, и туда привели индеанок, чтобы они пекли хлеб из своего маиса, готовили кур, овощи и рыбу, и всем этим он потчевал Кортеса и других капитанов, которые с ним трапезовали, а нам, простым солдатам, если только чего-нибудь не стащим или рыбки не наловим, ничего не перепадало.

В это же время приходило много индейцев из тех селений, где правили эти двое сановников великого Моктесумы, и некоторые приносили золото и не очень ценные украшения и кур, чтобы обменивать на наш товар, состоявший из зеленых и бесцветных бус, — еще со времен похода Грихальвы мы знали, что бусы тут идут хорошо{127}. Так прошло шесть или семь дней.

Затем рано утром появился Тендиле, а с ним более сотни индейцев, несших всякую всячину; еще с ними пришел знатный мексиканский касик, который лицом, фигурой и всей своей осанкой походил на капитана Кортеса; видимо, великий Моктесума нарочно прислал его — был слух, что когда Тендиле принес картину с нарисованным на ней Кортесом, то все вельможи из свиты Моктесумы сказали, что один из сановников, по имени Кинтальбор, в точности походит на Кортеса; Кинтальбор — так звали того знатного касика, что явился с Тендиле; у нас же в лагере из-за сходства его прозвали Кортесом — мол, ихний Кортес да наш Кортес.

Но вернемся к его появлению и к тому, что последовало дальше. Приблизясь к нашему капитану, он поцеловал землю, а индейцы, несшие глиняные жаровни с благовониями, окурили Кортеса и всех нас, солдат, что стояли поблизости. Кортес оказал гостю сердечный прием и усадил рядом с собою. Сановнику сему, прибывшему с дарами, видать, было поручено вместе с Тендиле вести переговоры.

После приветствий по случаю прибытия в их страну Питальпитоке начал преподносить дары, которые индейцы принесли на циновках, называемых у них «пе-тате» и покрытых сверху платками из хлопка; и первое, что он вручил Кортесу, был диск, подобие солнца из чистого золота{128}, величиною с тележное колесо, и было на нем множество всяческих изображений, просто глаз не оторвешь, и стоил он, как потом сказали те, кто его взвешивал, более десяти тысяч песо; и еще другой диск, серебряный, представлявший луну, ослепительно блестящий и тоже с разными изображениями; этот диск был очень тяжелый и ценный; а шлем наш возвратили наполненным мелкими крупинками золота, так как добывают его прямо из россыпей, и было его там на три тысячи песо. Это золото было для нас особенно важно, ибо указывало, что в краю том есть богатые россыпи, оно было для нас ценней, чем если бы нам принесли двадцать тысяч песо.

Еще он подарил двадцать золотых уточек, отлично сработанных и похожих на живых, и изображения каких-то животных вроде собак, которых держат индейцы, и много золотых фигурок, представлявших тигров, львов и обезьян, и десять ожерелий искуснейшей работы, и разные подвески, и дюжину стрел длиною в пять пядей — и все фигурки, о коих я говорю, были из чистого золота, но дутые.

Потом он велел принести пышные плюмажи из зеленых перьев с золотыми пряжками и опахала из таких же перьев; и еще дутые золотые фигурки оленей, и столько было всего, что по давности лет я и не упомню. И еще он велел принести более тридцати тюков одежды из хлопка и украшенной столь искуснейшим шитьем и разноцветными перьями, и так много этого было, что я не хочу больше утруждать свое перо, ибо все равно не смогу описать.

Вручив дары, знатный тот касик Кинтальбор попросил Кортеса их принять как знак высшей благосклонности от его повелителя и распределить меж своими жрецами и воинами. И Кортес с радостью все взял.

Затем послы сказали Кортесу, что хотят сообщить ему то, что велел передать их владыка. И первое, что они сказали, — мол, их господин доволен, что на его землю прибыли столь могучие люди, ибо он уже знает о том, что произошло в Табаско{129}, и что он очень хотел бы увидеть нашего великого императора, от которого мы прибыли из столь дальних краев, раз он, столь славный государь, о нем, о Моктесуме, наслышан, и что он пошлет нашему государю в дар драгоценные камни и, пока мы будем стоять в этой гавани, ежели сможет нам чем-либо услужить, сделает это с превеликою охотой. Что ж до встречи с ним, то не стоит об этом беспокоиться, ибо в такой встрече нет надобности и ей будет множество помех.

Кортес снова принялся их благодарить и, расточая любезности и посулы, преподнес каждому сановнику две сорочки голландского полотна, голубые бусы и другие вещицы и попросил их отправиться с его просьбой в Мехико{130} и сказать великому Моктесуме, что, поскольку мы пересекли столько морей и прибыли из столь дальних краев лишь ради того, чтобы его увидеть и побеседовать с ним лично, великий наш король и повелитель будет недоволен, и он, Кортес, готов явиться в любое место, куда ему назначат, чтобы его узреть и исполнить все его повеления.

Сановники сказали, что отправятся к своему государю и все ему передадут, но что касаемо встречи, о которой Кортес просит, то они полагают, что в ней нет надобности.

Кортес передал послам Моктесумы для вручения ему кое-что из убогого нашего запаса — бокал флорентийского стекла с резьбою и позолотой и изображениями лесов и охоты, и три сорочки голландского полотна, и еще кое-что и попросил принести ему ответ.

Оба сановника удалились, а Питальпитоке остался у нас в лагере — видимо, ему было поручено отдать распоряжения прочим слугам Моктесумы, чтобы они доставляли нам продовольствие из ближних селений.

Глава XXXVI

о том, как Кортес послал искать другую гавань и место для поселения

Проводив обоих послов в Мехико, Кортес распорядился, чтобы два корабля отправились обследовать побережье, назначив их капитаном Франсиско де Монтехо{131} и приказав следовать тем же путем, который мы прошли с Хуаном де Грихальвой, — дабы они постарались отыскать надежную гавань и удобное для проживания место; ему уже стало ясно, что среди этих песков нам спасенья не будет от москитов, и, кроме того, мы тут находились слишком далеко от индейских селений. Вести корабль он поручил лоцману Аламиносу и Хуану Альваресу Эль Манкильо и велел плыть десять дней так близко к берегу, как только смогут.

Исполняя приказ, они достигли устья большой реки близ Пануко[102], а дальше двигаться не смогли из-за сильного течения. Видя, что продолжать плаванье будет затруднительно, они возвратились в Сан-Хуан-де-Улуа, так и не добравшись до более дальних мест и не привезя иных сведений, кроме того, что лигах в двенадцати от устья реки видели селение с крепостью, каковое селение зовется Киауицтлан, и, по мнению лоцмана, в гавани близ этого селения наши корабли были бы хорошо защищены с севера.

Упомяну опять об индейце Питальпитоке, оставленном, чтобы доставлять нам продовольствие; он так обленился, что вовсе перестал обеспечивать нас пищей, и мы начали испытывать большую нужду, — маисовые лепешки заплесневели, прогоркли, и в них завелись черви, и ежели нам не удавалось наловить рыбы, есть было нечего. Индейцы, прежде приносившие на обмен золото и кур, уже не приходили в таком множестве, а те, что приходили, держались робко и опасливо, так что мы не могли дождаться, когда вернутся послы из Мехико.