Дикая карта (СИ) - Поляков Влад

К каждому можно подобрать ключ. В особо сложных случаях — отмычку, что таки да способна открыть замок на двери, ведущей к душе человека. Другое дело, что большинство душ даже мимолётно изучать не хочется — либо серые, как штаны пожарника; либо откровенно грязные, как бомжатская одежонка, провонявшая всеми возможными и невозможными миазмами. Боря Клин, хвала богам, был из числа тех, к кому действительно стоило подбирать тот самый ключ. Клац… и замок открывается, давая доступ в его душе, позволяя говорить нормально, без возводимых барьеров недоверия. Призрак с Тротилом как «медиаторы», абсолютное отсутствие попыток поиметь, вторичность именно коммерческой составляющей. На что тогда упор? На главное — возможность заниматься любимым делом и развивать охват оружейной сферы. Ах да, ещё гарантия серьёзности намерений, но за оную вполне сошли кой-какие намёки на случившееся, а также на грядущий проект. Тот самый, связанный с долей в запланированном казино и не только, плюс союзом с не самой мощной, но всё ж группировкой теневого мира Новиграда.

Карты Француза при таких вот раскладах были заметно менее привлекательными для Клина. Хотя надо отдать Борису должное — он собирался уйти мирно, по хорошему, избегая конфликтов и не утаскивая за собой то, что не являлось чисто его активами, материальными и иными. Материальные — это, понятное дело, накопленные запасы уже восстановленного и недавно «поднятого» оружия и боеприпасов. Равно как и пара мобильных мастерских. Мобильных, потому как всё хозяйство легко погружалось в небольшой грузовичок или пару легковушек, а размещалось в том же гараже или подвале. Нематериальные же активы — люди, производившие тот самый ремонт и модернизации стволов, равно как и возможность перетащить за собой ещё кое-кого из «копателей».

Человек по природе своей ищет место, где ему… хорошо. Не обязательно и не первично в плане материальной выгоды. Душевный комфорт тоже важен, а то и важнее прочего. На это и ловились некоторые «копатели», соблазняемые нотками азарта и авантюризма, которые Француз примораживал, замещая иным, отнюдь не радующим.Посему… раскол. И лишь от этого человека зависело, будет он мирным, как бы мирным или всё скатится в открытый конфликт. Как раз сегодня к вечеру Француз с Клином должны были встретиться лично и поговорить о «цивилизованном разводе» без криков и бития посуды. Лично я предпочёл бы именно такой расклад. Однако мы предполагаем, а незримые боги располагают. В смысле, не всё от нас зависит, слишком много есть и посторонних факторов, влиять на которые сложно, очень сложно, а то и вообще нереально ввиду неосведомлённости и многочисленности.

В любом случае, сейчас у меня должна вот-вот состояться другая встреча. Та самая, могущая произойти несколько раньше, но по здравому размышлению перенесённая на несколько дней из-за желания собрать об одной персоне побольше информации. Не только об относительно далёком прошлом, но и о нынешнем житии-бытии. Ага, а вот и Болт возвращается, целеустремлённо топая в сторону мою и автомобиля, прислонившись к коему. Я сейчас стоял и, докуривая очередной «camel», смотрел на проходящих мимо людей. Люди, они такие, за ними наблюдать интересно, если только не зацикливаться. Вот идёт замученный работяга, явно придавленный ценами, хлопотами и вообще непонятно куда катящейся жизнью. Поддатый, ну так это и в советские времена было. Некоторые вещи принципиально не меняются и даже «полусухой» закон, бывший в действии какое-то время тому назад, ни черта не исправил. Разве что пили откровенное дерьмо, ещё большее, чем обычно. Вот небольшая стайка школоты, не то сбежавшая с парочки последних уроков, не то отпущенная на законных основаниях. Шум, гам, перекрикивая друг друга, спорят о разных жвачках и конфетах, что теперь в любом киоске продаются, были бы только деньги. А денег, их постоянно не хватает. У родителей, ясно дело, откуда у детишек они, помимо мелочи на завтраки и тому подобные детские расходы. Вот женщина средних лет…

— Там она, Итальянец, — доложил Алекс, за пару минут до этого посланный проверить, на месте ли объект моего интереса. — Выглядит нормально, работает, даже улыбается клиентам. И ведь даже не скажешь, кем раньше трудилась в разное, но чаще всего тёмное время суток.

— Напомнить одну интересную поговорку?

— Не-не-не, — сразу отгородился от меня защитным жестом Болт. — Я от латыни далёк и приближаться к ней не хочу. Предпочитаю великий и могучий во всех его ипостасях. Это ты Итальянец, босс, а я так, мимо проходил.

— Suum cuique, — улыбаюсь, видя обречённое выражении лица сегодняшнего моего сопровождающего. — И ведь не поспоришь, действительно каждому своё. Только оно, «своё», порой меняется с течением то времени и изменением человека.

— Это верно.

— Вот сейчас я и проверю, что изменилось, что осталось, а что, возможно, усовершенствовалось. И можно ли усовершенствовать иное, уснувшее или подморозившееся после тяжелых то и травмирующих событий.

Оставив Болта рядом с машиной и одновременно контролирующего ситуацию вне того места, куда я сейчас собрался, сам потопал к дверям… книжного магазина. И отнюдь не для того, чтобы прикупить себе пару-тройку новых томов в библиотеку — хотя не мог такого исключать — а по совсем иной причине. Так уж сложилось, что внутри находилась та самая Вика, в прошлом Ласточка. Мда, пришло время познакомиться лично, а не через отчёты и доклады.

Запах книг. Он, надо вам сказать, особенный, его ни с чём не спутаешь. Более того, все книги пахнут по разному: новые, только что вышедшие из печати; успевшие постоять на полках в ожидании того момента, когда их всё-таки купят; побывавшие в руках и читанные некоторое число раз, после чего отправившиеся во вторичный «букинистический» оборот. Про качество той самой печати также забывать не стоило — разная бумага и пахнет по разному. Газетная хуже всего, неприятно этак, а вот другие, более качественные сорта — совсем иное. А есть ещё переплёты, особенно кожаные. Хоть и редкость это по нынешним то временам. Хм, редкость редкостью, но и впечатление от таких вот добавлений самое что ни на есть положительное.

Эх, есть с чем сравнивать, ещё как есть! Сразу вспомнились времена, отстоящие от нынешней даты лет так на несколько. Те самые, когда найти в магазинам нечто относительно приличное было довольно сложно. И ведь что характерно — книг на полках было валом, но вот каких книг — тут разговор отдельный, весьма матерный. Собрания сочинений «дорогих и любимых вождей», биографии и автобиографии их же. Опусы, которые за тех или иных коммунистических или коммуносочувствующих бонз писали «литературные негры», вроде «Малой земли» и «Возрождения» с «Целиной» пятикратного бровеносца всея страны советов. Неудобочитаемые «производственные романы» о «героических» трудовых буднях колхозников и шпалоукладчиков вкупе со сборниками ужасающих стихов абстрактного Краснопупенко «Бодро шагает пролетариат» прилагались в воистину ужасающих количествах.

Что ещё? Классика из числа признанной безвредной, советского розлива детективы, от которых печальная зевота начиналась, мизерное количество советской же фантастики — не любили этот жанр за его стремление описывать разные миры, а не только «победившего соцреализма» и прочих родственных «измов» — и фантастики импортной, но опять же «высочайше одобренной». Тоскливо, в общем, было в книжных советской поры, очень тоскливо. И даже то немногое, что пользовалось у читающих людей популярностью, выпускалось весьма печальными тиражами, которых всегда не хватало. Хорошие и популярные книги являлись — особенно вне столиц — таким же труднодоставаемым дефицитом как копчёная колбаса, модная одежда, записи хорошей музыки и тому подобные товары. Мда, вот он какой был, сюрреализм в цвете! Воистину Дали и Гигер отдыхают, нервно покуривая за углом. Казалось бы, что мешало выпускать действительно большими тиражами сметаемые с прилавков книги, особенно одобренные условными «комитетами по цензуре»? Ан нет, типографии были загружены совершенно иным барахлом, которое уныло стояло на полках, а потом отправлялось на прокорм мышам и тараканам в различные склады и запасники.