Сочинения - Иоанн Кассиан Римлянин

Тот, кем однажды гордость овладела, спустившись по сказанным степеням падения, уже страшится самого благочиния киновии, как будто общение с братьями отвлекает его от совершенства, как будто другие по своей вине препятствуют ему приобретать терпение и смирение. Он желает жить в уединенной келье или построить монастырь, как будто может принести пользу многим другим, и спешит собрать тех, которых должен бы учить, наставлять, и таким образом из негодного ученика делается еще худшим учителем. Ибо когда от такого возношения сердца впадает во вредную, погибельную холодность и становится ни истинным монахом, ни мирским, то от этого жалкого состояния и поведения обещает себе даже совершенство, что еще хуже.

\198//

глава 31 Как можем победить гордость или достигнуть совершенства

Итак, если хотим здание наше достроить до верха, так чтобы оно было совершенно и угодно Богу, то поспешим положить основание его не по воле нашей страсти, а по точному евангельскому учению. Это основание не может быть иное, как страх Божий и смирение, которое происходит от кротости и простоты сердца. Смирения же нельзя приобрести без наготы[43]. Без нее невозможно приобрести ни готовности к повиновению, ни силы терпения, ни спокойствия кротости, ни совершенства любви, без которых сердце наше не может быть жилищем Св. Духа, как говорит Господь через пророка: на ком почиет Дух Мой, как не на смиренном и тихом и благоговеющем пред Моими словами? Или по еврейскому тексту: на кого воззрю, как не на нищего и сокрушенного духом и трепещущего Моих слов? (Ис 66, 2).

глава 32 Каким образом гордость может быть подавлена истинным смирением

Поэтому подвижник Христов, который, законно подвизаясь на духовном поприще, желает получить от Господа венец, должен поспешить всеми способами подавить этого лютого зверя, как истребителя всех добродетелей, будучи уверен, что пока гордость будет пребывать в его душе, он не только не сможет освободиться от разных пороков, но если бы и имел что–либо добродетельное, и то погибнет от яда ее. Ибо никаким образом не может в душе нашей созидаться здание добродетелей, если спер-//

\199//зане будет положено в нашем сердце основание истинного смирения, которое, крепко утвердившись, могло бы поддерживать верх совершенства и любви. Необходимо, чтобы сначала с искренним расположением сердца мы изъявляли нашим братьям истинное смирение, заботясь, чтобы ни в чем не обидеть или не оскорбить, чего мы никак не сможем исполнить, если из любви к Христу не будет утверждено в нас истинное самоотвержение, состоящее в оставлении всего имущества и нестяжательности, если не будет воспринято иго послушания и подчинения с простым сердцем, без всякого притворства, так чтобы, кроме приказаний аввы, не жила в нас никакая своя воля. Это может исполнить только тот, кто считает себя не только мертвым для этого мира, но и неразумным, глупым и все, что прикажут ему старцы, будет исполнять без всякого исследования, считая это священным и возвещенным от Бога.

глава 33 Средства против гордости

Если мы будем находиться в таком настроении духа, то, без сомнения, такое состояние смирения будет истинно спокойным и непоколебимым, так что мы, считая себя ниже остальных[44], все, что будет причинено нам — обида //

\200// ли, скорбь или вред — терпеливо будем сносить, так как будто нам это причинили начальники наши. Это будет перенесено нами не только очень легко, но и будет считаться малым и ничтожным, если умом постоянно будем размышлять о страданиях нашего Господа и всех святых, думая, что искушающие нас обиды настолько легче, насколько дальше мы отстоим от их заслуг и поведения, также помышляя, что мы через короткое время переселимся из этого века и после скорого окончания этой жизни мы тотчас станем соучастниками их. Такое размышление истребит не только гордость, но и вообще все пороки. После этого будем твердо держаться и смирения по отношению к Богу. Это мы исполним, если будем сознавать, что мы сами по себе, без помощи благодати Божией ничего не можем сделать для совершенствования добродетелей, и поистине будем уверены, что и то самое, что мы удостоились уразуметь, есть дар Божий.

\202//

Преподобного отца Иоанна Кассиана пресвитера к десяти посланным к епископу Леонтию и Елладию[45] собеседованиям отцов, пребывавших в скитской пустыне, предисловие

Долг, обещанный блаженнейшему папе Кастору в предисловии к тем книжкам, в которых, при помощи Божией, насколько позволила слабость нашего дарования, изложены постановления киновитян и средства против восьми главных страстей, исполнен. Пусть видят, есть ли в написанном нами что–нибудь достойное вашего знания и желания всех святых братьев. А теперь, поскольку вышеупомянутый первосвященник, оставив нас, переселился к Христу, эти десять собеседований высоких отцов (которые он по ревности к святости велел мне написать ему, не обращая внимания на то, какую тяжесть возлагает на немощные плечи) я счел нужным посвятить преимущественно вам, блаженнейший папа Леонтий и святой брат Елладий. Один из вас, будучи соединен с упомянутым мужем и родственным положением, и достоинством священства, и, что важнее этого, горячностью святой ревности, по наследственному праву требует братний долг. Другой последовал высоким постановлениям отшельников не по своей самонадеянности, как некоторые, а по внушению Св. Духа, понимая законную стезю учения, захотел образоваться не столько своим

\203// измышлением, сколько учением святых отцов. В том, чтобы передать по памяти постановление и учение высоких мужей, открывается мне, находящемуся теперь в пристани безмолвия, неизмеримое море. Ибо настолько ладья слабого разума будет колебаться опасностями глубочайшего мореплавания, насколько отшельничество больше и возвышеннее общежитии, и созерцание Бога, которым всегда занимались те неоцененные мужи, выше деятельной жизни, в которой упражняются в общежитиях. Итак, ваш долг — помочь нашим стараниям благочестивыми молитвами, чтобы святой предмет, выражаемый хоть неискусной, но верной речью, не потерпел чего–либо от нас, или наоборот, наша необразованность не погрязла в пучине этого предмета. Теперь от внешнего, видимого образа жизни монахов, который мы описали в первых книгах, перейдем к невидимому состоянию внутреннего человека, и речь от порядка установленных молитв должна перейти к постоянству той непрестанной молитвы, которую заповедует апостол (1 Сол 5, 17), чтобы всякий, кто при чтении прежнего сочинения запинанием (удержанием) плотских пороков заслужил имя умственного Иакова (запинателя), принимая теперь наставления уже не столько мои, сколько отцов, созерцанием божественной чистоты переходя к заслуге и достоинству Израиля (зрящего Бога), также учился тому, что он должен соблюдать и на этой высоте совершенства. Итак, молитвы ваши да испросят у Того, Кто удостоил нас видения отцов, ученичества и общения с ними, чтобы Он даровал нам полную память учения их и легкое слово для выражения его, чтобы, изъясняя учение столь же свято и точно, как приняли от них, мы могли вам представить их как бы воплощенными в своих наставлениях и, что еще важнее, рассуждающими на латинском наречии. Прежде всего мы хотим предостеречь читателя как этих собеседований, так и прежних писаний, чтобы, если по качеству своего состояния и намерения или по общему образу жизни что–нибудь в них сочтет невозможным и суровым, судил бы о них не по мерке

\ 204 // своей способности, а по достоинству и совершенству говорящих, сперва понял их ревность и намерение, по которому они, истинно умерши для мирской жизни, не связывались никаким пристрастием к плотским родителям, никакими узами мирских дел. Потом должны обратить внимание и на качество тех мест, в которых они пребывали, потому что, находясь в обширнейшей пустыне, отделившись от общения со всеми смертными и через это получив просвещение чувств, они созерцают и высказывают то, что неопытным и неученым может показаться невозможным. Впрочем, если кто захочет произнести истинное мнение об исполнимости учения старцев, пусть пожелает испытать на деле, поспешит сначала исполнить их намерение с подобным усердием и образом жизни и тогда наконец поймет, что то, что казалось выше способности человека, не только возможно, но и весьма приятно. Итак, приступим к изложению собеседований и наставлений отцов.

\205//

1. Собеседование аввы Моисея первое о намерении и конце монаха

глава 1

О пребывании в ските и предложение авве Моисею

Когда в Скитской[46] пустыне, где пребывали между монахами опытнейшие отцы и всякое совершенство святых, я нашел авву Моисея[47], приятно сиявшего между этими прекрасными цветами не только деятельными добродетелями, но и созерцанием, желая получить от него наставление вместе со святым аввою Германом (с которым у меня с самого начала монашеской жизни, с первых опытов духовного воинствования было нераздельное пребывание как в киновии, так и в пустыне, так что все для означения дружества и одинакового намерения нашего говорили, что в двух телах находятся один ум и одно сердце), у этого аввы со слезами просили слова назидания (ибо мы знали строгость души его, что он никак не согласился бы открыть дверь совершенства, разве только искренно желающим и с сокрушением сердца просящим, чтобы, необходимые вещи открывая недостойным и презрительно принимающим, не впасть в порок тщеславия, или в преступление предательства); наконец, убежденный нашими просьбами, он начал так говорить: