Клятва Примара (Дерзкая - 2) - Наталья Шитова

— Потому что это мне интересно. Я все время наблюдал за тобой. Я и многих других не обделяю вниманием, но Катя Орешина, ее аналоги, ее друзья и аналоги ее друзей — то еще зрелище, скажу тебе. Ваша веселая компания постоянно подогревает во мне самый настоящий азарт. Я всегда загадываю наперед, как повернется дело, и насчет тебя мои предсказания сбылись всего пару раз. А во всех остальных случаях ты, Катя, а также все те, кем ты побывала, и все, кто тебя окружает и окружал, действовали не так, как я от них ожидал…

— Меня это не удивляет.

— Вот даже как? Это почему же? — заинтересовался Примар.

— Потому что, судя по твоим словам, мы с тобой совершенно по разному оцениваем людей. Мои оценки совершенно не сходятся с твоими, и следовательно, результаты тоже.

— Поясни-ка! — его живому любопытству не было границ. Еще бы, подопытное животное хочет изложить свое мнение.

— Все яснее ясного. Ты считаешь Даррину однозначной, я — хитрым и невероятно опасным противником. Ты считаешь Валерия безвольным недоумком, я — сильным и талантливым человеком. Ты считаешь моего брата Юрия неспособным победить Даррину, я же в этой победе нисколько не сомневаюсь… Что же потом удивляться тому, что я действую не так, как ты от меня ждешь?

Улыбка исчезла с лица Примара. Несколько секунд он тщательно обдумывал свои слова и потом резко спросил:

— Ты считаешь, что я и насчет тебя лично ошибаюсь?

— Есть у меня такое ощущение, но о себе я говорить не буду. Ты разочарован?

— Сложно сказать, скорее расстроен, — он снова улыбнулся.

— Так ты же мог вмешаться в любой момент, «подкинуть вводную» и навести порядок.

— Мог. Но не хотел. Интереснее загадывать и ошибаться, чем вмешиваться и наводить порядок. Но иногда, когда цепочка воплощений уперлась в свой тупиковый конец, руки так и чешутся подкинуть поленьев в костер, не так ли?

— Ты о чем? — разговор принимал нехороший оборот. Хотя еще не было сказано ничего конкретного обо мне лично, дело близилось к развязке.

— Пришла пора вмешаться. Рэста умерла, друзья оплакали ее. Аналогов больше не осталось. Что делать? Можно, как и принято в моей системе, разделить душу на нескольких очаровательных новорожденных девчушек. Но мне не хотелось терять любимое зрелище так быстро… А я давно предвидел, что я быстро его потеряю. Верно говорил твой брат когда-то: таким, как ты, нечего делать поблизости от смерти, ты не очень уважительно к ней относишься. Поэтому, я знал, что ты слишком быстро попадешь к смерти в гости, что приведет тебя ко мне. Именно поэтому еще пять лет назад я стал готовить свой план.

— План снова превратить меня в Катю?

— А что, плохое тело? Я бы не сказал. Тем более, оно поступило ко мне свеженьким, законсервированным, только слегка продырявленным и покусанным. Ведь Валерий не подозревал и не подозревает до сих пор, что на самом деле означало его превращение живых трупов в собак. Скопление дверей его Рая давало Валерию возможность черпать силы непосредственно из рассекающего кольца, но он не знал, что он это делает. При необходимости стать собакой или превратить зомби в собаку он всего лишь сообщал мне об этом импульсом. А я «менял» тела, забирая на хранение человеческие и «выдавая напрокат» собачьи. Они у меня тоже сохраняются. Так что в Сылве погиб, действительно, спаниэль. Не обычный пес, но и не творение Валерия, как он, возможно, самодовольно и искренне считает. Это было мое творение. В одном из миров я произвел интересную генную мутацию и вывел таких милых песиков, способных вбирать в себя любую душу. В то время, как люди хоронили спаниэля, а Валерий отправлял душу Кати в путь по аналогам, используя опять-таки силу моего рассекающего кольца, Катя, оживленная мной, спала в забытьи, без снов, без сознания, с прочными барьерами, не позволяющими душе вернуться в это ожившее тело… Раны зажили, функции всех органов восстановились. Тело даже не состарилось за пять лет, потому что старят не мытарства физической оболочки сами по себе, а душевные переживания и страдания. Катя не перживала ни о чем все пять лет и безмятежно спала…

Он встал, подошел к стене, и открылся дверной проем, но уже не в обычном месте, а рядом.

— Иди сюда, Катя, я тебе еще кое-кого покажу, — с этими словами Примар прошел в смежное помещение.

Я встала и последовала за приглашением. Это была точно такая же палата, в какой я недавно пришла в себя. Только подготовленная для кого-то постель еще пустовала, и на ней сидел Одер, опустив голову и обняв себя за плечи.

Примар подошел к кокону реанимационной установки.

— Вот, полюбуйся… — Примар нажал кнопку, и молочно-белый колпак отъехал назад, открывая с одного края часть обычного прозрачного купола.

Там внутри, на плоской подушке покоилась голова девушки. Лицо красивое, как у ангела, чистое, спокойное. Белокурая волнистая прядь на розовой щечке подрагивала в такт легкому дыханию девушки…

— Узнаешь? — осведомился Примар.

Меня как током ударило:

— Это же Мариэла! Боже, она тоже жива?

Краем глаза я заметила нервное движение Одера. Он вскочил и, сжав кулаки, смотрел на меня с ненавистью почти нечеловеческой.

— Она спит. Она была мертва ровно сутки. Мои помощники подменили ее тело точно так же, как и тело Одера. Теперь она спит точно так же, как пять лет в соседнем помещении в такой же установке спала и ты, Катя, — объяснил Примар. — А теперь смотри дальше…

Примар еще сильнее утопил кнопку, и непрозрачный колпак совсем убрался. И у меня сразу пересохло во рту, и колени стали ватными: руки и ноги Мариэлы были искусственными: пластик, металл, проводки внутри. Электронные протезы…

— Почему?… — я поперхнулась собственным вопросом.

— Ничего нельзя было придумать. Кости конечностей были просто раздроблены в пыль. Мариэлу выбросило из развалившейся машины, и она не взорвалась и не сгорела вместе с автомобилем, даже лицо не пострадало…

— Но ты же бог… Бог… Почему ты не мог провести нейрохирургическую операцию. Ведь тебе ничего не стоило найти донора!

— Чудеса — не моя специфика, я же объяснил! — бросил Примар.

— Причем тут чудеса?! Почему ты ее не вылечил?

— Не хотел, — коротко, но емко ответил Примар. — В таком виде она как раз чудесно дополняет своего мужа.

Жестокость сказанного полоснула меня по сердцу. Я боялась даже взглянуть на Одера. Примар сам повернулся к нему и сказал:

— Начинай. Ты все прекрасно знаешь, что делать… Катя, пойдем, нам пора.

Я покорно пошла за ним обратно в прозрачную комнату. На пороге я все-таки обернулась. Одер припал к изголовью кокона, прижался обезображенным лицом к стеклу и смотрел, не отрываясь, на безмятежное лицо Мариэлы. Из зеленых измученных глаз его текли слезы… Сколько лет он так смотрел на нее и, наверное, благодарил судьбу хотя бы уже за то, что Мариэла не видит ни того, каким стал он, ни того, какой она стала сама…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});