Допустимые потери - Ирвин Шоу

Затем лез куда-то на скрипящую полку и минут через десять возвращался, скажем, с учебником Бурке «Покорений колоний» или с первым изданием киплинговских «Казарменных баллад». Все лучшее смыто волной времени, подумал Деймон, охваченный ностальгией. «Никогда, — каркнул ворон, — никогда». Никогда.

Не оглядывайся назад. Думай только о том, что впереди. У каждого поколения свои проблемы и желания. Пространство стало одним из самых дорогих предметов потребления на этом крохотном перенаселенном клочке суши, омываемом водой. «Распродано» — вот что легко могло бы стать девизом каждого издательства, с которым ему приходилось теперь иметь дело. Не поддавайся чувству печали, скажи мне, сколько книг Скотта Фицджеральда можно было найти, когда он умер, не считая тех редких и дорогих изданий у торговцев, чьи имена печатаются мелким шрифтом на последних страницах «Нейшн» и «Нью Рипаблик». И не забывай, что самые крупные бестселлеры последних лет уже валяются в мусорных корзинах.

И все же сокровища можно раскопать. Идя по Пятой авеню, Деймон мысленно составил их список. Он был огромен. Остановившись у светофора, вдруг ясно представил себе, чем занимался весь день и продолжает заниматься. Он выстроил завершенную или полузавершенную стену из вещей вокруг себя и тех, кто был рядом с ним — Шейлы, плечи которой в течение долгих зим будет кутать купленный им мех, мисс Уолтон с вечными цветами на ее столе, — ей теперь будет тепло, Оливера, щеголяющего в своем новом блейзере на будущих праздниках на Лонг-Айленде, да и себя в своем кожаном пиджаке, которому не будет сноса. Книги, мысленно включенные им сейчас в список, составят его собственную обширную библиотеку, и потребуются десятилетия спокойных дней и вечеров, чтобы одолеть ее. Почти вплотную Деймон столкнулся со смертью, с Заловски, но в этот прекрасный апрельский вечер он поверил в свое будущее и радостно направился в магазин, улыбаясь при мысли, что, если даже Заловски как-то и доберется до его денег, покупки этого дня значительно уменьшат его улов.

Как бы там ни было, новый телевизор ему не нужен, хотя тот, что стоял у них дома, был маленьким, по экрану вечно шли волны, и он ломался чаще, чем работал. Телевизор в будущее брать не стоит. Он принадлежит сегодняшнему дню, сиюминутности, и нельзя допустить, чтобы похитил завтрашний день. Когда он отправится в Коннектикут, то пожертвует его Красному Кресту.

В книжном магазине первым делом Деймон заказал полное собрание стихов Йетса в честь Мориса Фитцджеральда и для Оливера, чтобы тот читал их в свободное от вечеринок время. Помедлил перед полками, выбирая то, что может быть интересно мисс Уолтоп. Она же не будет носить свитер двадцать четыре часа в сутки. Остановился на поэме Эмили Дикинсон — сухое слово утешения, которое в Новой Англии передается от одной старой девы к другой и смягчает их одинокие ночи в Нью-Йорке.

Первое, что он взял для себя, — большое двухтомное оксфордское издание «Словаря английского языка», набранное таким мелким шрифтом, что к изданию прилагалось увеличительное стекло. Пытаясь оправдать свою экстравагантность, Деймон подумал, что слова — его профессия, и если хоть что-то в этом столетии осталось неизменным, то, конечно, только английский язык.

Затем он заказал прекрасную копию «Библии короля Джеймса», набранную крупным элегантным шрифтом. Его собственная была истрепана и помята, страницы ее пожелтели, и ему казалось, что с каждым годом шрифт становится все мельче и мельче.

Потом внезапно он взял себе «Дон Кихота» Сервантеса, избранные эссе Эмерсона, «Записки» Гонкуров, «Потерянный рай» Мильтона, «Приключения Николаса Никльби» Диккенса, «Братьев Карамазовых» Достоевского и «Восстание масс» Ортеги, «Смерть конфедерата», полную биографию Роберта Э. Ли и, чтобы уравновесить выбор, воспоминания генерала Гранта и «Доктора Фаустуса» Манна («та обнаженная башня Илиума — на ней Елена прекрасная одарила меня бессмертным поцелуем»), и грустно подумал о том, в каком смысле слово «обнаженная» употребляется в наши дни. Кроме того — поэзия Гюго и Рембо на французском. Его ждут долгие часы погружения в чужой язык, на котором он не говорил, в сущности, после окончания колледжа. Кто знает — вдруг им с Шейлой захочется попутешествовать зимой, когда станет трудно выносить ветер с моря. Боссуэлловские «Лондонские дневники» станут еще одним видом путешествия.

Большинство этих книг он в свое время покупал, щедро давал почитать друзьям, у которых они и застревали. Надо вновь собрать все самое ценное, что было утеряно.

Список, который Деймон наконец вручил продавцу, вырос до ста наименований. Крохотная капля в безбрежном море литературы, мостик через века от греческих драматургов до Сола Беллоу. Захвачу завтра, сказал он продавцу и заказал еще. Пусть продолжается экстаз. Возблагодарим дорогую миссис Женевьеву Должер с ее «Погребальной песнью», сделавшую возможным этот день, Да будет благословенно ее сентиментальное сердце домашней хозяйки, пусть все ее пироги будут круглыми и вкусными! И пусть Заловски проклинает эти никому не нужные приобретения, на которые идут уже его, как он, наверно, считает, средства. И пусть в его голосе звучат нищенские нотки вместо угрожающих. Стоя у прилавка и проглядывая длинный список книг, Деймон почти с радостью решил, что отключит автоответчик, сам будет поднимать трубку и спокойно согласится на встречу с Заловски, куда отправится спокойно и презрительно — в любое время и место. Сегодня он приобрел амулет, талисман, который защитит его. Пусть это было глупо, но так он чувствовал и так был готов действовать.

Попросил продавца завернуть книги, которые купил для мисс Уолтон и Оливера. Остальные в картонных ящиках сложит в подвале, где хранятся разные вещи. Не откроет ящики, пока они не двинутся в Коннектикут. Иначе Шейла придет в отчаяние при виде того хаоса, который воцарится в квартире.

Деймон вышел на проспект, предвкушая то наслаждение, которое ждет его от чтения всех этих книг, и уже было направился к дому, когда ему пришло в голову, что, теша свой дух, он совсем забыл о плоти. В магазинчике на Медисон-авеню было отличное вино и особенно вкусный ликер, и он поспешил туда, чтобы успеть до закрытия магазина. Побродил там меж полок, читая знаменитые названия на этикетках — Монтраше, Шато-Лафит, Шато Мутон-Ротшильд, Картон Шарлемань, Муэ-Шандон, Дом Периньон, Шато-Марго. Названия эти звучали для него как перезвон свадебных колоколов.

Да, молодой человек, теперь примите у меня заказ. Бутылку того, бутылку этого, три бутылки Лафита. Я знаю, что пить это вино можно не раньше, чем через восемь лет. В городе у меня нет подходящего погреба для хранения, пусть оно пока полежит у вас на складе. Скоро я собираюсь перебраться в свой дом в Коннектикуте, там есть великолепный погреб. Когда придет время, я найму большой фургон, чтобы забрать бутылки, — ведь у меня будет с собой много книг и картин, я не вижу тут никаких проблем. И если у вас есть в холодильнике шампанское, я бы купил бутылки две Мумма, заверните, пожалуйста, поаккуратнее, я возьму их с собой.

Он с удовольствием подписал чек на две тысячи шестьсот семьдесят три доллара и сорок центов и вышел из магазина; прохладные бутылки с шампанским прибавились к пакетам с подарками для мисс Уолтон и Оливера, которые он должен будет вручить только завтра, потому что сегодня его офис уже закрыт. С таким грузом идти пешком было трудно, он остановил машину, предвкушая тот момент, когда откроет бутылку для них с Шейлой.

Распахнув дверь в квартиру, крикнул:

— Шейла!

Но не получил ответа. В холле горел свет, и когда он положил пакеты, то увидел записку от Шейлы на маленьком столике.

«Дорогой Роджер! У матери был инсульт, и она в плохом состоянии. Я уезжаю в Берлингтон, где она лежит в больнице. Пыталась дозвониться тебе, но сейчас уже четыре часа, тебя все нет, а я должна спешить, чтобы успеть на самолет. Оливер хочет, чтобы ты пожил у них, пока я не вернусь, или, если ты не против, он может перебраться к тебе. Пожалуйста, не упрямься. И прошу тебя, не приезжай ко мне. Больница, где лежит умирающая пожилая женщина, что и в лучшие времена не хотела тебя видеть, — не самое подходящее место для тебя сейчас. Кроме того, я позвонила сестре, и она тоже приедет со своим мужем, а я знаю, как ты к ним относишься. Она сказала, что тетка, мать Джан-Луки, тоже будет здесь, — мы вполне справимся, твоя помощь не потребуется. Просто позвони мне в гостиницу в Берлингтоне, чтобы я знала, что у тебя все в порядке. И молись Богородице.

С любовью, Шейла».

Подъем, владевший Деймоном весь день, стал медленно гаснуть, уступая место чувству вины. Пока он швырял деньги, как пьяный техасский нефтяник, у которого зафонтанировала скважина, Шейла нуждалась в нем, а его не было рядом. Деймон не любил свою тещу, да и она терпеть его не могла, но, конечно, не желал ей смерти. Он никому не желал смерти. А уж Шейле сталкиваться со смертью на этой неделе было совсем ни к чему!