Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней - Лейбин Валерий Моисеевич

В последующие два года переписка между Юнгом и Фрейдом отмечена печатью полного забвения по отношению к Сабине Шпильрейн. И только тогда, когда стал назревать скандал, связанный со слухами о предстоящем разводе швейцарского психиатра с женой и его последующей женитьбе на одной из студенток, Юнг был вынужден посвятить значительную часть своего письма Фрейду своим отношениям с Сабиной Шпильрейн, опять же не называя ее имени.

Объясняя очередную задержку с ответом Фрейду, в письме от 7 марта 1909 года Юнг писал, что ему пришлось пережить тяжелое испытание, когда комплекс сыграл с ним злую шутку.

Речь шла о гнусном скандале, возникшем, по словам Юнга, по вине одной неблагодарной пациентки.

Вряд ли Фрейд соотнес упомянутую Юнгом пациентку с молодой русской девушкой, о которой его швейцарский коллега упоминал в первых своих письмах. Ранее речь шла об истеричке, теперь же Юнг писал о пациентке с тяжелым неврозом, хотя, как потом стало очевидно для Фрейда, в обоих случаях имелась в виду Сабина Шпильрейн.

Два дня спустя в ответном письме Фрейд написал о полученном им известии о пациентке, благодаря которой Юнг познакомился, как выразился мэтр психоанализа, «с невротической неблагодарностью отвергнутой женщины».

Это известие он получил от навестившего его психиатра Мутмана, сообщившего о том, что к нему обратилась женщина, представившаяся любовницей Юнга. Собеседники решили, что в действительности ситуация иная, нежели та, что рассказана женщиной. Единственное объяснение этому они усмотрели в неврозе женщины, о чем Фрейд и сообщил Юнгу.

Чтобы смягчить неприятное для молодого коллеги известие, Фрейд заметил: «Можно ли быть в сделке с дьяволом и все же бояться огня?» При этом он подчеркнул, что нечто подобное говорил дед Юнга. Фрейд имел в виду семейную легенду о том, что дед Юнга был внебрачным сыном Гете, чье высказывание из «Фауста» он и привел.

На этот раз Юнг не замедлил с ответом. Через два дня он написал Фрейду о том, что распространяемая Мутманом история является для него неожиданной и странной:

«На самом деле у меня никогда не было любовницы и я самый безупречный из супругов. Поэтому такова моя яростная моральная реакция! Я просто не могу себе представить, как это может быть. Я не думаю, что это та же самая дама. Такие истории приводят меня в ужас».

Несмотря на все негодование по поводу, как он полагал, неблагодарности со стороны Сабины Шпильрейн, тем не менее, Юнг не допускал, что она может представляться кому-то в качестве его любовницы. Другое дело, что, открыв у себя под воздействием Гросса полигамные наклонности, «самый безупречный из супругов» пытается убедить Фрейда и самого себя в том, что он не может себе даже вообразить ситуацию, когда у него может появиться любовница.

Правда, пройдет еще какое-то время и все изменится. Юнг решительно порвет с былыми устоями и вступит на заманчивый, обещающий реализацию его сексуальных желаний во всей полноте путь установления полигамных отношений.

А пока… пока Юнг возмущается по поводу того, что его выставляют в глазах окружающих неверным мужем, врачом и учителем, вступающим в близкие отношения со своими пациентками и студентками.

На протяжении последующих двух с половиной месяцев Юнг не написал Фрейду ни слова о своих переживаниях, связанных с нелицеприятными для него слухами. Возможно, он и дальше продолжал бы хранить молчание, если бы в конце мая 1909 года Сабина Шпильрейн не написала мэтру психоанализа письмо с просьбой о личной встрече.

Получив письмо от незнакомого ему автора из Цюриха, Фрейд, переслав это послание Юнгу, попросил его поделиться соответствующей информацией, если он знает что-либо о фрейлен Шпильрейн:

«Если вы знаете что-нибудь об авторе или имеете по этому поводу какое-то мнение, то пошлите мне короткую телеграмму, а в ином случае не утруждайте себя. Если я не услышу ничего от вас, я буду считать, что вам ничего не известно».

Лишь после этого в срочном порядке Юнгу пришлось сообщить мэтру психоанализа, что Шпильрейн является той девушкой, о которой он уже писал Фрейду. Она была, как выразился Юнг, его «пробным случаем» лечения методом психоанализа, о чем он вспоминает с удовлетворением. Он опасался, что если после завершения курса лечения оставит пациентку, то у нее могут произойти рецидивы. По этой причине он считал себя морально обязанным продолжать отношения с ней на протяжении нескольких лет.

Пациентка, как объяснял Юнг в своем письме Фрейду от 4 июня 1909 года, систематически планировала его соблазнение, что он считал неуместным:

«Теперь она хочет мести. Недавно она распространила сплетню, что я скоро разведусь с моей женой и женюсь на одной из студенток, что вызвало волнение среди многих моих коллег. Что она сейчас планирует, мне неизвестно. Я подозреваю, что ничего хорошего, если, возможно, вы не повлияете на нее, выступив в качестве посредника».

При этом Юнг заметил, что, подобно случаю Гросса, случай Шпильрейн характеризуется борьбой с отцом и что оба они были важными составляющими его клинического опыта. Никому из больных он не уделял столько дружеского внимания и никто из них, подчеркнул Юнг, не принес ему столько огорчений.

Так Фрейд впервые узнал, что обратившаяся к нему с просьбой фрейлен Шпильрейн является давней пациенткой Юнга и что именно она, как утверждал щвейцарский коллега, является автором гнусной сплетни. Поэтому он был сдержан в своих ответных письмах к Сабине Шпильрейн.

Зато в письмах Юнгу Фрейд, как мог, успокаивал своего молодого коллегу. Он писал о том, что подобные болезненные переживания неизбежны при психоаналитическом лечении и без них психоаналитики не будут знать реальную жизнь. Эти переживания необходимы, так как помогают управлять контрпереносом и учат направлять собственные аффекты в нужном направлении.

Юнг благодарил Фрейда за полученные им от мэтра психоанализа письменные утешения и разъяснения.

При этом он заявлял, что, если кто-либо из его друзей или коллег окажется в таком же трудном положении, он окажет им точно такую же поддержку.

В свою очередь, Фрейд уведомил Юнга о получении им второго письма от фрейлен Шпильрейн, в котором она сообщила, что просит о личной встречи с ним для того, чтобы иметь возможность рассказать ему о подлинных отношениях со своим учителем. Он также написал своему молодому коллеге о том, что, не обладая способностями Шерлок Холмса разгадывать сложные загадки, предложил Шпильрейн «эндопсихическое» решение. Он порекомендовал ей исходить не из воображаемой ситуации, проистекающей из ее собственных внутренних желаний, а из объективной реальности и вести себя соответствующиим образом Фрейд признался, что он пока не знает, будет ли такое «эндопсихическое» решение эффективным для Шпильрейн. Вместе с тем он успокаивал Юнга, чтобы тот не боялся возможной реакции. Для этого он напомнил ему один поучительный пример Лассаля о реакции химика на проводимый им опыт: в ходе эксперимента у химика треснула пробирка. Тот лишь нахмурил брови и, несмотря на сопротивление материала, продолжал свою работу.

Приведя этот пример, Фрейд пояснил:

«С тем материалом, с которым мы работаем, никогда не возможно будет избежать маленьких лабораторных взрывов. Может быть, мы недостаточно надежно закрепили пробирку или нагрели ее слишком быстро. Так мы учимся понимать, какую долю опасности таит в себе материал и какая ее часть связана с нашим способом обращения с ним».

Три дня спустя, 21 июня 1909 года, Юнг написал Фрейду письмо, большая часть которого была посвящена Сабине Шпильрейн. В нем содержались признания в совершенных им ошибках и раскаяние по этому поводу.

Ранее соответствующие высказывания Юнга уже приводились, однако, ввиду важности понимания отношений между ним и Шпильрейн, а также психического состояния самого Юнга, стоит привести и его последующие извинения, добавляющие необходимые штрихи к характеристике имевшей место ситуации:

«Теперь я хотел бы попросить вас о большом одолжении: напишите, пожалуйста, фрейлейн Шпильрейн, сообщив ей о том, что я полностью информировал вас об этом деле и особенно о письме к ее родителям, о котором я больше всего сожалею. Я хотел бы дать моей пациентке, по крайней мере, это удовлетворение: что вы и она знаете о моей „полной честности“. Я много раз прошу у вас прощения, поскольку именно из-за моей глупости вы попали в это запутанное дело. Но теперь я крайне рад тому, что в конечном счете не ошибался в характере моей пациентки. Иначе меня грызли бы сомнения относительно точности моей оценки, и это было бы для меня серьезной помехой в моей работе».