Я буду только для тебя - Ярина Рош

она уже спокойно на него реагировала, хотя он с интересом и каким–то затаённым любопытством поглядывал на неё.

Только по её спокойному поведению он ничего не прочёл на её лице и только усмехнулся.

Позавтракав, они направились на базар, где Оливия сразу неуютно себя почувствовала.

Она озиралась по сторонам и растерянно смотрела на людей.

— Оливия, что тебя смущает? — спросил Георг, когда она внезапно остановилась.

— Одежда, — прошептала она.

— Что одежда?

— Она отличается от нашей. Почему? — Оливия уже рассматривала себя.

—Так до вас, наверное, не дошли изменения в одеянии, — рассмеялся он.

— Такая разительная перемена! Здесь платья с воротничками и манжетами, и я видела даже жакет на женщине.

— Видишь ли, у великого князя появился портной, который диктует новые веяния в одежде, и это многим нравится. Мужчинам стало меньше снимать с женщины тряпок, — последние слова он прошептал тихо девушке в ухо.

Оливия подняла на него изумлённые глаза, а когда до неё дошёл смысл последних слов, она вспыхнула и укоризненно посмотрела на него.

— Они не слышали, — кивая на детей, ответил он.

Дети и впрямь были заинтересованы только базаром и с удовольствием рассматривали всё вокруг во все глаза, поскольку они впервые были в таком месте.

— С чего начнём? — спросил Георг.

— С одежды, — решительно сказала Оливия и направилась вдоль базара, рассматривая вывески.

— Надо же.., — она встала около домика, вывеска которого гласила:

«Салон одежды».

— Что тебя и тут удивило? – Георг уже веселился за её счёт.

Ему нравилась естественная, почти детская реакция Оливии на все новшества, которые она видела.

— Я как будто попала в другой век, где одежда, название лавок совсем другие. Такое впечатление, что это сон, — ответила она ему.

—Ты многому ещё будешь удивляться. Там, где ты жила, просто ещё не прижились новшества. Не все и не всё князья предпочитают менять в своей жизни, — спокойно ответил он, не спуская глаз с Оливии.

Он видел, что она изумлялась, но было впечатление, что просто её озадачил контраст между жизнью деревни и города в другом княжестве.

Оливия вздохнула, и они вошли в салон, где подобрали одежду для неё и детей.

Он с удовольствием и с какой–то победной улыбкой заплатил за покупки, не обращая внимания на возражение со стороны Оливии.

Она несколько раз пыталась оплатить свои приобретения, но он пресекал её попытки быть самостоятельной и независимой.

— Основное купили, а продукты ты подкупишь попозже, ближе к деревне. Вы будете проезжать город Дол. Возвращаемся! — скомандовал он, не обращая внимания на её шипение:

— С каких пор ты стал командовать?

— С тех пор, когда я заплатил за тебя, — ехидно ответил он, с удовольствием наблюдая, как она покусывает нижнюю губу от негодования.

Оливия злилась на него и с опаской посматривала на него, боясь, что за свои услуги он может потребовать плату.

«Потребует, так отдам! Деньгами! А то разошёлся: оплачивает за меня, думает, что я бедная родственница».

Так, тихо сопя и молча, она поужинала с детьми и отправилась в комнату.

Георг только ухмылялся и был доволен, что Оливии он указал место женщины в жизни: быть рядом с мужчиной, но не впереди. И всё решает мужчина, а женщине отводится роль хозяйки в доме.

А рано утром за ними зашёл так называемый новоиспечённый брат, с которым они продолжат путь дальше.

Георг даже не попрощался с ними. Он, оказывается, уехал ещё вечером, передав все инструкции Фёдору.

Быстро собравшись, они отправились в путь. Возница был немногословен. Его серые глаза из–под нависших бровей смотрели сурово и не располагали к какому–то диалогу.

И за всю дорогу она от него не услышала рассказа ни о себе, ни о его семье, ни о деревне, в которую они направляются.

«Приехали…. Тут и заночуем…. Деревня как деревня: везде люди живут…. Покушали? Тогда — в путь…» — такие нехитрые хозяйские реплики слышала она от него.

Но, отдать должное, он заботился о них. Сам заказывал комнаты, завтраки, еду в дорогу, в общем — одним словом — all inclusive.

Оливия тоже первое время хотела оплачивать сама, но, увидев его яростный взгляд, брошенный на неё, — больше не поднимала такого вопроса.

И ей пришлось задуматься о роли женщины в этом мире и в семье. С Тимофеем девушке было просто и легко, и ей казалось, что они найдут общий язык, и Оливия смирится с его главенством в семье.

Всё–таки взаимная любовь имела бы преимущество в их браке и сглаживала бы острые углы.

Но по поведению этих незнакомых мужчин Оливия понимала, что здесь совсем другое понятие о роли мужчины и женщины, и она только сейчас поняла самонадеянный взгляд Георга.

Он, расплачиваясь за неё, дал понять, кто тут главный. И хотя девушка обиделась за своё задетое самолюбие, но пришла к выводу, что ей придётся усмирить свою самостоятельность.

Потому что такое поведение будет присуще всем остальным сильным мира сего.

«Не прокатит тут феминизм по защите прав женщин! Пока жила в деревне и не думала, что столкнусь с древностью по отношению к представительницам слабого пола. И сейчас даже не знаю, как тут со всем этим обстоят дела. В деревне, вроде, и не было так заметно вызывающего поведения мужчин», — поглядывала она с опаской на Фёдора.

От его только взгляда сердце пряталось в пятках, а он даже не проявлял не то, что агрессию, но даже ничего плохого не позволял по отношению к ним.

И девушке становилось страшно уже только от мысли о замужестве.

«Тянуть буду всё на себе, пока не удостоверюсь в добропорядочности парня или не полюблю. — И сердце заныло о застарелой ране. — Полюбить? Хватит ли сил забыть моего любимого»?

И ей опять в порыве ветра послышалось: «Люба моя».

А ветер на самом деле усиливался, предвещая грозу, и Фёдор стал подгонять лошадь, стараясь быстрее доехать до укрытия.

Порывы ветра поднимали пыль с дороги, запахло озоном, и он с очередным дуновением принёс холодные капли дождя.

— Накройтесь! — услышала она голос Федора. — Скоро приедем!

Укрывшись дерюжкой, они сидели, прислонившись друг к другу, и напоминали нахохлившихся птенцов в гнезде.

От такого сравнения Оливия улыбнулась, и ребятишки, видя её улыбку, успокоились.

Снаружи дождь усиливался, и она заволновалась о Фёдоре, который сидел и мок под дождём, управляя лошадью.

Но, видно, они и