Евгений, Джек, Женечка (СИ) - Горышина Ольга

— До поворота на мост. Удивительно, что он не вывалился на нашей раздолбайке.

— А вынуть?

— Пытался. Так руки-крюки, он еще глубже провалился.

— Хочешь, чтобы я попыталась достать?

— Как догадалась! А ты думала, я зачем-то другим позвал тебя на ночь глядя?

Вот зачем ты это спросил — ведь в глазах все читается, и в мыслях. Но ему нужен ответ, и он воспользуется любым моим словом как лакмусовой бумажкой в наших с ним возможных отношениях.

— А чего к Шлангу не пошел? У него щипцы для барбекюшницы имеются…

Джек поймал меня за руку — правую, просунул пальцы между моими, поднял на бледный свет белой ночи.

— Я бы позвал… Для другого. Но ты… — его пальцы прошлись по моим пустым. — Замужем. След от кольца все равно есть. Где загореть так успела?

— В Болгарии, у нас там дача пополам с друзьями. Только мы туда почти не ездим.

— А чего так?

— Ярославу скучно… Да и мы просто так вложились. Для друзей, подкинули им недостающую сумму. Так что со щипцами? Я серьезно сейчас.

И Джек сжал мне пальцы очень даже серьезно.

— И чего ты ко мне вышла? Рога решила своему наставить?

Пальцы, кажется, уже хрустят — сейчас некуда будет возвращать обручальное кольцо.

— Я вышла, потому что ты позвал. Потому что ты не уехал. Потому что мы, кажется, толком не объяснились друг с другом.

— А чего сейчас объясняться? Толку? Пошли котенка лучше спасем. Хоть какая-то польза от совместной прогулки будет.

— Зайдем к Шлангу за щипцами?

Джек опустил мою руку, но не отпустил. На шее у меня продолжало висеть полотенце и впитывало проступившую на ней испарину. Левую руку, в которую я зачем-то переложила бутылку, было не поднять, а то я точно бы обняла Джека. Славка, очнись — у него принципы, он не наставляет мужьям рога. Либо признавайся, либо сгинь! Но куда уйти, когда тебя так крепко держат… И не его руки, а собственные желания!

— Я от них уехал, забыла? — усмехнулся Джек совсем рядом от моего лица.

— Тут полдачи знает теперь, что ты приехал…

— Давай руками попытаемся вытащить. Хотя… Может, он уже и вылез, пока я за тобой бегаю. Я спецом оставил капот открытым.

— И у моста выяснится, что никакого котенка не было.

— Сказал же, что не поверишь… Я, честное октябрятское, не вру. Врать любимой девушке последнее дело…

Джек отпустил мои пальцы и забрал бутылку с водой, а я взяла его под локоть — кожа горячая, горячее моей.

— Ты его мыть собрался? Сказал бы, я хоть теплой воды б набрала.

— Зачем мыть бездомного котенка? Я его водой выгнать хочу. Там далеко — не у кого шланг попросить. Ты Ярославу сказала, куда пошла?

— Нет. Он ушел наверх, а я еще зубы чистила… Надо будет, позвонит, не бойся.

— А мне чего бояться? Это ж не мой ребенок, а твой.

То ли смех, то ли боль, то ли смех сквозь слезы окрасили шутку Джека. Жалеет он, что мы не вместе? Или только в контексте своего развода и разлуки с сыном. Думает, вот с Яськой могло б все нормально сложиться… А не то, что Яська лучше Маринки… Черт, почему комары прямо в глаза летят?! Чтобы не плакать, точно!

— И то верно, у тебя котенок… Ты мне с детьми помог, а я тебе помогу с живностью — все чики-пики, никто не в обиде… Ты только пошевелись! Думаешь, я быстро ходить не могу?

— А думаешь, я могу? Ходить… Когда ты рядом…

Бутылка оказалась у меня за спиной, а я — на груди у Джека. И это случилось так быстро, что я не успела закрыть рот и впилась губами ему в шею — не собиралась целовать, но сейчас против воли не могла оторвать губ от влажной кожи. Это же все еще наше садоводство — нас могут увидеть. Ночь белая, хоть и с воскресенья на понедельник. Но почему-то стало на все плевать…

— Ты его совсем не любишь, да? — Губы Джека собирали в гармошку кофту на моем дрожащем плече. — А меня? Хоть чуть-чуть?

Я сумела высвободиться хотя бы из его объятий, хотя порочные мысли остались при мне в полном объеме.

— Нас ждет котик.

— Я ждал этой минуты двадцать лет. Чтобы спросить… Ты меня все еще любишь?

Я молчала, борясь с подступающим к горлу комом.

— Любить ты обещала, но слово не сдержала и просто написала, ты все поймешь, солдат… — едва слышно пропел Джек, сжимая бутылку с водой уже двумя руками.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я писала тебе, честно… И совсем не это.

— Это Петлюра… Когда шинель снимая, с усталых плеч снимая, о милых вспоминая, они ложатся спать и снятся им родные леса поля густые и девушки, которые их обещали ждать…

— Я тебя ждала… Даже из Екатеринбурга. Даже когда родственнички с ехидством передавали мне из Питера, что у тебя все хорошо и мне пора заняться собой… А я не могла, не могла…

Я отвернулась, чтобы отмахнуться от комара и набежавших слез.

— Еще у Апиной было, помнишь? Меня аж выворачивало, когда ее крутили… Или не у Апиной, какая разница… Проводила я мальчика в армию и ждала, чтоб вернулся домой, но когда все вокруг ходят парами, очень трудно остаться одной…

— Я была одна! — почти закричала я. — Пока ты не женился, я верила, что ты одумаешься! И приедешь!

— Куда я мог приехать? — почти закричал Джек. — Я был в Москве! Должен был перевернуть все вузы, да? Ты же не написала в том письме его название…

— Я думала, у матери спросишь…

— Я ж спросил… Возможно, не будь той фотки тебя счастливой, я бы в ногах у бати валялся, чтобы он пробил тебя по базе…

— За что они меня так? Мать ведь знала, как я тебя жду…

— Хотела, чтобы ты нашла лучшего мужа. И ты нашла… А сейчас у тебя кризис, но ты справишься… У тебя есть ради кого сохранять брак.

— А ты, что ж, не попытался сохранить свой?

— Ну… — Джек опустил глаза. — В моем браке было слишком много «но»… А у тебя все хорошо… Ты, баба, с жиру бесишься… А я пытаюсь сорвать сливки… Это низко, даже подло… Я не заслужил тебя. И даже Маринку не заслужил. Я как крыса отсиделся в армии, когда парни в Чечне гибли. Ты не представляешь… У нас там перевалочный пункт был, они и на пару недель не задерживались… Орудия ни разу не расчехлив, сразу в горячую точку отправлялись… Да половина парней по-русски-то плохо понимали… А я им красивым почерком направления выводил… Это плата. Я каждый раз, при каждой новой жопе, себе это говорю…

— Дурак ты, Сомов!

— Не дурак, Славка, а сволочь, самая настоящая сволочь… Ну заплатили за меня, договорились, но я ведь мог все равно поехать… Но я не сделал этого, я протрясся за свою шкуру до последнего звонка. А совесть ночью спрашивала, а чем ты лучше их? Потому что в Ленинграде родился, потому что батя знает, кого подмазать… От суда отмазали, от войны отмазали… Ну и чего я в итоге хочу… Карма, как сейчас модно говорить, настигла… Парни заплатили за ошибки нашей верхушки кровью, а я за свои собственные всего лишь любимой девушкой… Неравноценный обмен, не находишь?

Я смотрела ему в глаза и видела в них злость. Ту, которая была в них еще до раскрытия всей правды. Нет у него ко мне никакой любви. Все давно перегорело. У него. А у меня… Мне не нужно было слушать маму и выходить за Влада. Ну потрахалась с ним, поставила крест на Джеке, а потом… Нужно было уволиться и начать жить самостоятельно, а не прятаться за спиной Матвеева от своих бесов. Но я спряталась, а теперь… Теперь я выстрелила ему в спину и плюнула в душу за все добро, что он для меня сделал. Влад реально был ну просто идеальным мужем — карабкался в гору ради меня и ради нашей семьи. Правы были бабы в интернете — дура я… Дура, что до сих пор люблю другого. Но этот другой уже не любит меня. И мои дети никогда не полюбят его.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

36. Рыжий

— Я не хочу это обсуждать, — сказала я не тихо и не зло.

Ругаться из-за прошлого, которое не поменять, глупо. Мусолить настоящее, в котором черт ногу сломит, опять же чревато руганью. Строить планы на будущее мы ну никак не могли… Так что лучше быстрее разбежаться, как делают нормальные люди, столкнувшись лбами. Это только бараны продолжают топтаться на одноколейном мостике.