Кавалер ордена Почета - Лен Джованитти

— Вы попали в них, генерал!

Генерал Ганн полюбовался этой картиной, потом повернулся к полковнику с сияющим от радости лицом:

— Знаете, Клей, когда я убиваю гуков, я испытываю возбуждение.

Полковник рассмеялся.

— Понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он и прикрыл руками пах.

Генерал, усмехаясь, посмотрел на меня через плечо и подмигнул. Он все еще высовывался в открытую дверь. Я посмотрел на него с безразличным видом. Потом прижался к нему боком и изо всех сил толкнул его правым плечом. Генерал Ганн вылетел в открытую дверь и исчез, не проронив ни звука.

Даже теперь я вижу выражение крайнего изумления на лице полковника Клея. От потрясения у него отпала челюсть. Это длилось секунду. Я с силой треснул его кулаком в нос, и, когда от удара его голова откинулась назад, я нагнулся, схватил его за ноги у щиколоток и выбросил вниз головой в открытую дверь вслед за генералом.

Свершилось.

Я в полной неподвижности, в шоке, сидел на скамейке и тупо смотрел на квадрат пространства, где исчезли генерал и полковник. Потом у меня затряслись руки, и я крепко их стиснул. Наконец я огляделся. Сержант Брайт и второй пилот были заняты управлением, резко поднимая вертолет, поскольку мы шли над деревней. Позади меня слева сидел Джоунси, сгорбившись над пулеметом по-видимому, никто не видел, что случилось. Я встал. Грудь сдавило словно тисками. Я вернулся на свое место у пулемета и надел наушники. Послышался раздраженный голос сержанта Брайта:

— Генерал Ганн! Вы меня слышите? Отвечайте.

Не получив ответа, Брайт обернулся и увидел пустой верхний отсек. Я не стал дожидаться следующего вопроса.

— Генерала нет на борту, — сказал я.

— Куда же он, к черту, девался? Где полковник?

— Они выпали за борт.

— Что ты мелешь? Как они могли выпасть за борт, черт возьми?

Мы прошли над деревней и направлялись на север, к базе. Вел вертолет второй пилот. Сержант Брайт выглянул из кабины и уставился на меня.

— Что там случилось, Гласс?

— Я всего не видел.

— Какого же черта ты видел?

Мой голос звучал взволнованно, но я рассудил, что так и должно быть.

— Я смотрел на крестьян, работающих в поле, а тут генерал открыл по ним огонь. Потом я увидел, как генерал далеко высунулся в дверь посмотреть, попал ли он. Наверное, он поскользнулся или что-нибудь в этом роде. Я услышал, как он закричал и стал падать из вертолета. Полковник успел ухватить его, но потерял равновесие и тоже выпал.

— Господи Иисусе! Святая матерь божья!

В переговорном устройстве наступила гнетущая тишина. Несмотря на ветер, продувавший вертолет, я покрылся нервным потом. Наконец раздался голос второго пилота:

— Я ничего не слышал, кроме рева винтов. Что же нам теперь делать, сержант? Не вернуться ли и поискать их?

— Не знаю. Просто не верится. Дай мне подумать. Вот так история!

Через несколько секунд сержант Брайт сказал:

— Я беру управление на себя. Возвращаемся на базу. У нас не хватит горючего, чтобы вернуться, сесть и снова подняться. Да там внизу могут оказаться вьетконговцы. Отметь координаты этого рисового поля и запиши время. До дивизионной базы осталось минут десять. Мы уже почти подошли.

Несколько минут мы летели молча. Напряжение в моей груди ослабло и прохладный ветер высушил пот с лица.

— Джоунси, ты здесь?

— Здесь, сержант.

— Ты слышал новость?

— До единого слова.

— Что ты видел?

— Ничего, сержант. С моей стороны ничего не видно.

— Ты видел крестьян в поле?

— Нет, сержант.

— Гласс!

— Да, сержант.

— Попал генерал в этих гуков на поле?

— Я думаю, да. Я видел, как они упали.

— По-твоему, они выглядели как вьетконговцы?

— По-моему, они выглядели как крестьяне, сажающие рис.

— Так я и сказал этому болвану, но он не стал слушать. Вот и смотри, во что это ему обошлось.

— Да.

— Дело дрянь. У нас будут большие неприятности, когда в штабе услышат, что мы потеряли старого Расти Ганна и полковника Клея. Уж будь уверен, возьмут нас за горло.

— Вы не виноваты, сержант, — сказал Джоунси. — Вы говорили ему, что у нас на исходе горючее. Вы не хотели делать этот заход над полем. Я слышал, как вы говорили ему, что это просто крестьяне. Я слышал вас.

— Я тоже, — солгал я.

— И я слышал, — добавил второй пилот.

— Хорошо. Только запомните все, когда нас начнут допрашивать. Особенно ты, Гласс. Тебя будут особенно допрашивать, потому что ты все видел.

— Я просто расскажу, что случилось.

— Не давай себя запугать. Держись спокойно.

— Я спокоен, — сержант.

— Ты сказал, что слышал, как генерал закричал?

— Да.

— Я из-за шума винтов не слышал ничего, кроме выстрелов.

— Понятно, — сказал я.

— Почему ты не связался по переговорному устройству, когда увидел, что они выпали?

— Это произошло так быстро. А потом как раз в это время вы вызывали генерала.

— Ты меня просто ошеломил, Гласс. Я все еще не могу этому поверить.

— Я тоже.

— Старый болван! Какая нелепая смерть!

И вдруг меня словно обухом по голове ударило. До тех пор мне не приходило в голову, что генерал или полковник, может быть, лежат еще живые на этом рисовом поле. Разве они не могли остаться живыми при падении? Мы летели довольно низко. Я не мог удержаться, чтобы не высказать такую возможность.

— Может быть, он еще жив, сержант. Высота была не очень большая, а грунт на рисовых полях нетвердый.

— Исключено, Гласс. — Я думал об этом. Мы пересекали поле на высоте восьмидесяти футов.

— Я думал, мы шли ниже.

— Нет. Если бы эти гуки оказались вьетконговцами с винтовками, я не собирался дать им возможность пробить нашу коробку передач. Это была игра для генерала, но не для меня. Я даже немного прибавил обороты. Ты не заметил? Я не хотел подставлять себя под удар ради этого сукина сына. Нечего сказать, хорошую свинью он нам подложил!

— Значит, вы считаете, что он разбился насмерть?

— Знаешь, с какой скоростью падает тело? С восьмидесяти футов генерал упал на поле со скоростью больше шестидесяти миль в час. Он наверняка не мог вынести такого удара. Во всяком случае, скоро узнаем. Когда в штабе получат это известие, они, должно быть, пошлют за ними целую эскадрилью. Не каждый день теряют генерала в этой проклятой войне, да еще такого головореза, как он! Ей-богу, они съедят нас живьем из-за этого подонка.

— Мы не виноваты, сержант, — сказал Джоунси. — Мы только выполняли приказания. Кто мог подумать, что такое случится? Это какой-то необыкновенный несчастный случай.

— Это меня и беспокоит. Кто поверит, что это необыкновенный несчастный случай? Черт бы побрал этого паршивого вояку!

— Не изводи себя, — сказал второй пилот. — Мы только выполняли приказания.

— Да, правильно, — сказал сержант Брайт, вновь обретя уверенность. — Пошли они все к чертовой матери! Расскажите все как есть и стойте на своем. Все поняли?

— За нас не беспокойтесь, сержант, — заверил его Джоунси.

— Ну и сюрприз их ждет, — сказал сержант Брайт.

— Может быть, радировать в штаб и доложить, что случилось? — спросил второй пилот. — Что ты думаешь, сержант?

— Глупее ничего не придумаешь! — взорвался Брайт. — Ничего нельзя говорить по радио. Неизвестно, кто может нас подслушать и разнести эту проклятую историю по свету. Нельзя рассказывать об этом никому, кроме офицеров его штаба, иначе нас смешают с дерьмом. Вы что, не знаете, что Расти Ганн любимчик Пентагона? Черт знает что!

— Я об этом не подумал, сержант, — сказал второй пилот.

— Ладно, хватит думать, и следи за этим проклятым бензиномером. Бак почти пустой. Нам только не хватает вынужденной посадки в джунглях — это будет полный, стопроцентный провал.

Потом мы летели в молчании, и бензина хватило до той базы, где утром мы подобрали генерала. Мы пробыли в воздухе всего четыре часа, но, когда наконец вылезли из вертолета и направились к палатке командного пункта, мне казалось, что это был самый долгий вылет в моей жизни. У вертолета остался только Джоунси — следить, чтобы его не стали обслуживать. Сержант Брайт не хотел, чтобы вертолет заправляли, пока начальство не убедится, что бензобак пустой, Когда мы подошли к штабу, я опять вспотел от растущего напряжения. В данном случае я радовался сильнейшей полуденной жаре, потому что другие тоже потели.

Как предвидел сержант Брайт, начальство отругало нас, но допрос был кратким. Вначале чины штаба Ганна были потрясены нашим сообщением; потом они усомнились в объяснении сержанта Брайта и в моем рассказе; затем пригрозили официальным расследованием и наконец попытались опровергнуть наши показания. Все это свелось к нулю. Нас было четверо, и мы все подтвердили одно и то же, а у них не было доказательств, чтобы нас опровергнуть, если только не найдут генерала или полковника живыми. Когда сержант Брайт высказал такую возможность, допрос сразу прекратился. До сих пор все считали, что они погибли. Вдруг розыск генерала и полковника Клея, живых или мертвых, стал вопросом первостепенной важности, и в палатке командования развернулась лихорадочная деятельность. Быстро подготовили три вертолета, полностью вооруженных, с шестью солдатами на борту каждый. Сержанту Брайту приказали вести вертолеты к месту происшествия. С нами отправились три офицера штаба — два полковника и майор. Через полчаса после нашего прибытия на базу, включая время для заправки вертолета, после того, как сержант Брайт убедился, а офицеры штаба подтвердили, что топливный бак пуст, мы снова были в воздухе.