Умри, а держись! Штрафбат на Курской дуге - Роман Кожухаров

Коптюк, с досадой наблюдая, как без пользы вздымаются фонтаны земли и дыма, с другой стороны, понимал логику действий минометчиков. Они боялись переводить огонь своих минометов слишком близко к переднему краю штрафников, чтобы не накрыть своих же. Здесь как воздух нужна была корректировка, чтобы сработать ювелирно, зачистив минометным огнем узкий сектор перед противотанковыми препятствиями.

Обе машины, перескочившие через окопы, теперь спешно вернулись. Гранаты штрафников ничего не могли поделать с непробиваемой броней «тигра». По приказу старшего лейтенанта бойцы забросали пятящихся монстров бутылками. Зажигательная смесь, видимо, доставляла гитлеровским экипажам больше неудобств.

XLII

Главное – метить по башне и корпусу, чтоб заливало щели и стыки, лило жидким огнем за шиворот этим рычащим зверюгам. Артиллеристы показали, что так просто, с наскоку, хваленым фашистским кошкам тут не пройти. Лапки им здорово пообжигали, а «тигриная» морда того, что спешно выкарабкивался назад по кромке левого фланга взвода, была здорово помята. Утерли нос, только что сопли не висят.

Рукосуев не оставил лязгающее чудовище без внимания, дослал в самую измятую русскими снарядами морду порцию горючих огненных соплей. В момент броска вражеские пули попали в бойца. Одна в грудь, другая в руку, ниже локтя. Упал Рукосуев на дно окопа. Довганюк был рядом и Зябликов. Подхватили его, принялись перевязывать, а Рукосуев рвется из рук и все спрашивает: «Попал?! Попал я в гада?!» – а из раны в груди кровь хлещет так, что не заткнуть.

Зябликова взводный поставил вторым номером в расчет «максима». Еще с учебных занятий запомнил, что тот неплохо владеет навыками обращения с пулеметом. Исполнительный, хотя и немного медлительный боец. Но для второго номера в расчете «максима» это как раз к месту.

Первым номером там кряжистый боец с темным, будто выдубленным лицом человека, который круглыми сутками привык быть на воздухе. Немногословный, и взгляд холодный, прищуренный. На тебя смотрит – будто прицеливается и только одно твердит, что вода заканчивается, а «максимка» все время пить хочет и что ему не наперсток требуется для утоления жажды, а литров пять-шесть.

Зябликов с ходу выливает в кожух свою воду из фляги, и Коптюк про себя одобряет действия бойца. Достает свою флягу и отдает первому номеру.

– Про запас!.. – добавляет он.

Довганюка Коптюк отрывает от перевязки Рукосуева, перепоручая раненого Зарайскому. Замкомвзвода получает приказ найти и устранить порыв кабеля. В подмогу Довганюку взводный отправляет Степу. Ему, если обнаружится, что с кабелем совсем худо, нужно добраться до ротного КНП и доложить корректировку по минометному огню. И по поводу раненых доложить. Как доложил Дерюжный, с учетом Рукосуева во взводе уже семеро в потерях, двое – безвозвратно. Тяжелых надо было срочно эвакуировать.

XLIII

Рукосуев потерял сознание, и взводный вместе с Зарайским потащили его в сторону блиндажа, который расположен ближе к правому флангу, возле наблюдательного пункта взвода. На левом фланге особенно жарко. Отступивший «тигр» и тот, что застрял против противотанкового рва, ведут постоянный обстрел позиций штрафников из своих пулеметов.

– У них что там, черт их дери… стволы не остывают? – ругается Потапов, пережидая внутри окопа очередной шквал очередей, свистящих над головами прячущихся в окопах.

У него заканчивается второй диск. Всего в распоряжении командира отделения находилось три заряженных под завязку «тарелки»[5]. Перед боем выданные магазины казались Потапову настоящим богатством. С таким количеством запасом патронов можно отбить и не одну атаку.

Но вот немцы в буквальном смысле нависали над траншеей штрафников, и Потапыч сбился с ног, меняя свои огневые точки, и конца и края не было видно этой беготне и стрельбе, и свисту пуль, и ухающему грохоту орудийных выстрелов, гремевших повсюду, а первый магазин он даже и не заметил, когда закончился. Просто выжимал спусковой курок, а в ответ пулемет молчал, и он еще подумал, что что-то заклинило, и не сразу сообразил, что просто-напросто опустошил «тарелку».

Поначалу стрельба пошла отлично. Потапыч наверняка мог поручиться, что одного-двух немцев он точно снял, еще когда те десантировались с брони. А потом они залегли, укрывшись за заклинившим «тигром», и еще использовали подбитый артиллеристами танк метрах в ста позади противотанкового рва. И тогда танковые пулеметы обрушились, как ошалелые, и ему пришлось, как зайцу, бегать по траншее, и очереди он вынужден был все укорачивать, но ствол все равно нагревался очень сильно, а поменять его здесь, в бою, не было никакой возможности – не было ключа, да и запасного ствола тоже не было. И кисть правой руки совсем одеревенела от того, что он вынужден был при стрельбе постоянно удерживать утопленной клавишу предохранителя на шейке приклада.

Пот заливал Потапову глаза, но у него не осталось сил, чтобы утереть лицо. Он тяжело дышал, прислонившись к стене окопа. Если немцы сейчас надавят, то под прикрытием своих танковых пулеметов они смогут подойти к траншеям штрафников.

Наконец вдохнув, Потапыч огляделся по сторонам влево, вправо и, отерев рукавом гимнастерки соленый пот с лица, с силой оттолкнулся прикладом пулемета от земли, поднимаясь с корточек. Это еще надо будет посмотреть, кто куда подойдет. У него еще почти треть диска не израсходована, да еще запасная «тарелочка» имеется. Давай, фашист, предпринимай свою попытку, а там посмотрим, кто кого…

Когда Потапов выглянул из-за срытого вражеским огнем бруствера, он не поверил своим глазам. Танки первой и второй наступательных линий медленно пятились назад, а впереди них, стреляя на ходу, спиной и боком отступали пехотинцы.

XLIV

Высокий земляной фонтан вырос в районе вражеских позиций, за кормой третьей, широко разведенной, шеренги немецких танков. Второй взрыв взметнулся уже в рядах вражеской бронетехники, а потом земля стала взлетать в клубах огня и дыма тут и там, скрыв ряды немецких машин.

Полковая артиллерия с закрытых позиций начала плотный обстрел немецких порядков, и те спешно принялись отходить. Правда, перед тем они предприняли непростой маневр: «тигр», отошедший по левому флангу, зашел в хвост своему собрату, которому штрафники-«пэтээровцы» попортили гусеничный трак, и попытался оттащить захромавшего товарища на буксире.

Пока танкисты цепляли тросы к корме подбитого, его пулеметы ни на секунду не прерывали своего оглушительного треска. Тем временем еще одна бронированная машина выдвинулась вперед из второго ряда и пристроилась третьей позади второго «тигра». Его помятая приземистая морда торчала над широким квадратным выступом кормы передней машины, и было видно, как немецкие пехотинцы, закинув свои пистолеты-пулеметы за спины, саперными лопатками накидывают землю прямо на катки левой гусеницы, пытаясь сбить пламя от зажигательной смеси, разлившееся уже не только по гусеничным тракам, но и по днищу с левой стороны.

В этот момент выпущенный со стороны батареи Артемова снаряд угодил в башню передней машины. «Тигр» окутало огнем и дымом, и, когда черные клубы рассеялись, в левой части, под башенкой люка, явственно обозначилась приличная вмятина. Башенный спаренный пулемет танка сразу перестал вести стрельбу, а курсовой продолжал поливать очередями направо и налево, даже когда третья, а за ней вторая машины, взревев двигателями, потянулись гуськом в сторону своих позиций, буксируя раненого монстра.

XLV

Вид удаляющихся «тигриных» морд вдохнул в окопы штрафников боевой дух. Один за другим по траншее раздались выкрики, больше похожие на надсадные хрипы. Так совершенно обессиленные бойцы пытались выразить радость по поводу того, что им удалось отразить атаку гитлеровцев.

Правда, каждый из тех, кто находился в этот момент в окопах переднего края, прекрасно осознавал, что ничего бы не вышло, не будь за плечами штрафников братушек-пушкарей, расчетов артиллерийских батарей.

Как только схлынула волна нечеловеческого напряжения, по ячейкам покатилось одно желание, выражавшееся на все голоса, шепотом и криком:

– Пить!.. Пить!.. Пить!.. Пить!..

Умница Степанков вернулся с ротного КНП не с пустыми руками, а с сообщением, что координаты минометчикам отправлены, но, главное, – с двумя термосами, наполненными холодной колодезной водой. Гимнастерка самого посыльного была мокрой спереди во всю грудь и живот, по самый поясной ремень, наглядно свидетельствуя, что Степа жажду утолил на двести процентов, причем пил наверняка прямо из ведра, которым наполняли водой термосы.

Живительную влагу распределяли прямо на наблюдательном пункте, как самую бесценную драгоценность, под строгим надзором Дерюжного: сначала пять литров выделили для пулеметного расчета «максима», а потом – раненым, кто сколько хочет, а потом каждому по кружке. Пили кто мелкими глотками, растягивая удовольствие, а кто жахнул сразу все в себя, чтобы хоть на миг, на долю секунды ощутить блаженство утоленной жажды.