Репетиция свадьбы - Кристи Аннет

А вот общение с Прескоттами можно сравнить с путешествием по комнате с кривыми зеркалами. Всякий раз, когда кажется, что ты понял, чего ждать от этого человека, обнаруживается, что изображение искажено, и верить собственным глазам нельзя. Прескотты не говорят вслух о своих промахах и ошибках и так же безмолвно друг друга осуждают. При каждой встрече с членами семьи на Тома накатывал невольный страх.

Раньше он полагал, что к тридцати годам превратится в независимого, самодостаточного человека. Но если так и дальше пойдет, он навсегда останется мальчиком, который отчаянно выпрашивает у родителей внимание, а когда его получает, жалеет, что напросился на критику.

Пора с этим кончать! Прямо сейчас. В этот бесконечный день.

Том возьмет отбойный молоток и разрушит уготованную ему дорожку. Не будет больше выполнять ничьи прихоти, кроме своих собственных.

Только надо придумать, как этого добиться.

Чем дальше он шел, тем меньше замечал боль в шее. Мышцы ныли от быстрой ходьбы, по спине и груди ручейками стекал пот. Жарко. Том швырнул пиджак в кусты, расстегнул две пуговицы на рубашке и закатал рукава до локтей. Теперь он чувствовал себя намного лучше.

До тех пор, пока не осознал, куда его занесло.

К полю для гольфа!

Повернуться и удрать он не успел: послышался крик Броуди:

– Запаска! Наконец-то! А почему в таком виде?

Перспектива играть в гольф с отцом и Броуди, утопая в поту и сходя с ума от беспокойства о будущем, ужаснула Тома.

И вдруг…

Он вспомнил кое-что важное: во временной петле можно безнаказанно творить, что заблагорассудится!

Еще в университете Том и Лео выбрали изречение, которое стало их девизом в любых трудных ситуациях: от выгорания на учебе до попыток заставить чванливых соседей по общежитию, величавших себя Королями Философии, убрать из общего холодильника просроченный соевый творог. Это восклицание шло из самой глубины сердец, прямиком из подсознания. Взглянув друг на друга, они провозглашали: «Да здравствует анархия!»

А потом совершали какое-нибудь сумасбродство. Просто чтобы сбросить напряжение.

Им никогда это не надоедало. В свой последний приезд в Нью-Йорк Лео уговорил Тома, который был тогда весь на нервах, так как только что узнал о Миссури, пойти в бар с живой музыкой, где собирались поклонники Бродвея. Мег в этот день уехала в другой город к друзьям (теперь Том понимал истинную причину этого внезапного путешествия!), и Лео убедил его остаться в баре на всю ночь. Том напился и вместе с Лео и целой толпой незнакомцев горланил песни, которые почти не знал. Это было именно то, что надо!

Том любил друга сильнее, чем кого-либо, за исключением Мег. Но судьба разом отняла у него обоих. Какой жестокий удар!

Впрочем, сейчас Том был намерен думать только о себе. Да здравствует анархия!

– Ну что, чуваки, игранем?! – проорал он к легкому беспокойству отца и к немалому удивлению и веселью Броуди.

Когда брат протянул ему флягу, Том залпом выпил все до донышка. «Вперед!» – мысленно скомандовал он.

При виде опустевшей фляги Джон нахмурился.

– Надеюсь, Том, твой бурный энтузиазм означает, что вчерашний деловой ужин с клиентами прошел успешно?

– О да! Просто отлично! Кстати, ты знаешь, в каком восторге Мег от предстоящего переезда? Мы только об этом и говорим.

Джон промолчал, хотя его явно раздражали язвительные заявления сына, и отправился платить за использование поля для гольфа.

Возможность делать что угодно, не заботясь, понравится ли это отцу, вызывала у Тома пугающее и в то же время восторженное ликование.

– Бродерик, ты слишком широко расставил ноги! – громко заметил Джон, стоя в тени гольфкара.

Алкоголь, который Том хлебнул с утра пораньше на пустой желудок, зашумел в крови и помчался по венам, как товарный поезд, молниеносно вызвав опьянение.

– Критикуешь первенца? – крикнул Том и подбежал к Броуди. – За это надо выпить!

– Ты уже прикончил всю флягу, помнишь? – Броуди поменял позу на более удобную и ударил по мячу.

Без выпивки Тому все быстро надоело. Дождавшись, пока они пройдут несколько лунок, он взглянул на часы. Судя по времени, местный ресторан, находившийся в одном здании с администрацией и раздевалкой, уже открылся, и там продавалось спиртное.

– Давайте отдохнем и перекусим, – предложил он.

Броуди сразу согласился. Вообще, он сегодня был каким-то непривычно тихим.

– Идите пока без меня. – Отец помахал им рукой и вытащил из кармана мобильный.

В предыдущие версии этого дня никто ему не звонил, а значит, Джон делает вид, что ему надо срочно с кем-то поговорить, чтобы отвязаться от сыновей. Как всегда, в своем репертуаре.

Усевшись за столик на открытой террасе, братья заказали пиво и закуски. Пожилой официант воспринял это невозмутимо, даже глазом не моргнул.

– Скатерти нет. – Броуди постучал по деревянной столешнице. – Ничего удивительного, что папа не захотел пойти с нами.

– Ну и черт с ним.

– Ого! Какое сильное выражение! А в твоих устах его можно приравнять к отцеубийству. Нервничаешь, Запаска? – поинтересовался Броуди, жуя сосиску.

– Перед завтрашним днем? – Том был уже порядком навеселе. – Не-а. С чего бы?

Ведь для него-то завтрашнего дня не существовало.

Броуди отложил вилку и пристально взглянул на Тома, словно пробуя себя в роли телепата.

– Женитьба, приятель, – это совсем не то, что ты ожидаешь.

Сердце забилось чаще. Даже будучи не слишком трезвым, Том сообразил, что один из Прескоттов в кои-то веки решился на откровенность. Этот момент нельзя упустить!

– Что ты имеешь в виду?

– Когда ты встречаешься с девушкой и даже живешь с ней, речь идет о сексе и игре в семью. А после того, как распишешься, что-то меняется.

– Да что может поменяться из-за какой-то подписи?

Броуди залпом осушил кружку и поднял ее, привлекая внимание официанта.

– Поначалу кажется, что вы оба будете пропускать мимо ушей жалобы, придирки, мелкие обиды и прочие пустяки. Но это не так. На самом деле они оседают в памяти и копятся в душе.

– То есть?

Пиво Тома подозрительно быстро заканчивалось. Пожалуй, это можно списать на неожиданный серьезный оборот, который принял их разговор. Том отправил в рот остатки и, поскольку решил сегодня ни с кем не церемониться, тоже безмолвно поднял пустую кружку.

Не исключено, что в следующий раз официант не выдержит и в них плюнет.

– Мы с Эммелин разводимся.

У Тома волосы встали дыбом. Он чуть не выронил кружку. Том видел, что у Броуди и Эммелин не все гладко, но не догадывался, что они решили расстаться.

– Что?! Почему? Мама с папой в курсе?

– В смысле – что? Я говорю, мы разводимся. Мы даже в одной комнате долго находиться не можем. И да, мама с папой в курсе.

– Родители все знают, и ты все равно их любимчик?! – Этот вопрос родился где-то в области бессознательного, под воздействием алкоголя. Том тотчас пожалел о сказанном, но потом вспомнил, что во временной петле ни у чего не бывает последствий. Тем не менее он сжал локоть брата. – Ты в порядке?

– Да, в порядке, черт возьми! – Броуди отдернул руку. – У меня столько денег, сколько большинству и за всю жизнь не скопить, роскошная квартира, куда самое милое дело водить девушек и менять их как перчатки, и родители, которые любят меня больше, чем младшего братца. То, что родная жена меня ненавидит, еще не значит, что я не в порядке!

Том понимал: за Броуди говорит его боль. И все же на какой-то миг ощутил к нему неприязнь, хотя и совсем незначительную.

Братья выпили по третьей (или уже четвертой?) кружке пива и, бросив на стол стодолларовую купюру, покачиваясь на ходу, отправились на поле для гольфа.

Они пытались загнать мяч то ли в пятую, то ли в девятую лунку. Том больше их не считал и вообще не старался играть хорошо. Ему было скучно. Гольф – тоска зеленая, почти как юриспруденция. Что странно, при этом Том выигрывал. Или ему так казалось: за счетом он тоже не следил.