Шкура дьявола - Алексей Шерстобитов

«Я» же осталось где-то там… – там, от куда я не хотел уходить, там, где я теперешний, лишь присмотревшись замечал, да и то ориентируясь больше по памяти, а не по видимым очертаниям себя сегодняшнего…, там, где хоть что-то грело мое сердце…, именно для того, чтобы поймать это «там» и иметь возможность посещать это место, в свое время я и построю дом, но бывать «ТАМ» буду редко, причем полностью осознавая что и зачем делаю.

«Я» оставалось далеко позади, возможно, чтобы только попытаться вернуть и сберечь то место в сердце, где был ОНИ… – ИЯ и ВАНЕЧКА.

Зачем сохранять? Может за тем, что в сердце пустых мест не бывает, а появившиеся со временем занимает тьма, из-за недостатка «Света». Где пустота там вакуум, а где вакуум – там тьма.

Но ведь два «Я» вместе существовать не могут и обычно остаются «Я» и «Он»…

Глава третья

«Он»

«Я в праве был воздать за оскорбленье,

До самой смерти не стареет гнев,

Один мертвец не знает жгучей боли».

(Софокл «Идип в Колне»)

Стряпня

«О как смертному страшно страдания зреть!

Никогда я страшнее не видывал мук!

Злополучный! Каким ты безумьем объят?

Что за демон неистовым прянул прыжком

На твою несчастливую долю?»

(Софокл «Идип – Царь»)

На месте происшествия, после того как увезли всех пострадавших, родственников и невменяемых, остались оперативные сотрудники, криминалисты и другие представители следственных органов. До недавнего времени, обычный среднестатистический московский дворик, не так давно, еще бывший новостройкой, сегодня стал одним из источников «низких» новостей, потчующих страсти горожан. По стечению обстоятельств на месте происшествия остались лишь трупы мужчин, женщин же увезли ранее, предполагая то ли еще возможность их спасения, то ли…

Не в пример подавляющему большинству тогдашних случаев силовики работали споро и профессионально, будто заранее знали о возможном выезде. Прилетевшим же журналистам предоставили для их ненасытного любопытства три, уже остывших тела…

Все службы в основном были заняты составлением отчетов, рапортов и других записей, кроме двух, судя по их документам, оперативных сотрудников. Один, до неприличия высокий и худощавый, казался после второй бессонной ночи, и второго подряд суточного дежурства, неопрятным, что имело причиной большой объем работы и при этом абсолютный альтруизм характера, а потому все что он носил, вплоть до носков, было в единственном числе кроме шариковых ручек, стандартных листов в папке, немногочисленных купюр в древнем кошельке и сигарет в пачке, бывшей уже третьей за сегодняшний день.

Высокая луна высвечивала молодую лысину второго, только что вернувшегося и уже успевшего снять у кого-то показания. Густые, не сочетающиеся с плешивостью, брови, которыми он при всяком напрягающем его случае привык сдвигать к переносице крупного, длинного носа с греческим профилем, начинающегося буквально от самого верха лба, непомерно высокого и странно узкого. Такое впечатление, что его фамилия – Верхояйцев была им заимствована от определения формы его головы и было совершенно понятно каким именно местом он появился на свет. Его любознательность и осторожность предполагали что появившись, он высунул только голову и двинулся дальше не раньше, чем осмотрел все, что мог увидеть.

По всей видимости лишь только после этого оказавшись в руках акушерки он произвел все остальное в виде крика, полагающегося новорожденным. Тембр голоса его с тех пор не поменялся, но зато приобрел осмысленность в виде ловко складывающихся фраз, обычно удивительно не совпадающих, а точнее несколько опережающих мимику его лица. Человек он был неплохой, но считался фальсификатором уголовных дел, не по злому, правда, умыслу, а в виду невозможности устоять перед своей гордыней, а потому большинство раскрытых им преступлений были им несколько доработаны и являли сбор великолепно подогнанных к друг другу «доказательств», некоторые из которых часто могли быть подвергнуты низложению в, как говорят подобные мошенники, по другую сторону закона, «натуральный фуфель», а потому после описания, и занесения в протоколы, обычно исчезали.

Подобное устраивало всех, кроме отправляющихся за решетку, но после проведенных ими нескольких лет в колониях, переставало тревожить и оных.

Первый – высокий, конечно, в глубине души негодовал по поводу подобных фактов, к тому же ему не совсем был понятен источник небывало больших доходов для должности, которую занимал его сослуживец. А этот перстень, тянувший на целую сотню его окладов, причем вместе с премиальными, да пожалуй, и с зарплатой его жены, мог вывести из себя любого: «Скажите пожалуйста, каков пижон – черный и красный камень»… – Но в общем и целом все равно поддерживал его, потому что считал преступность непобедимой – ибо каждый человек есть преступник, в той или иной мере преступивший закон, даже такой человек как и он сам – безсеребреник и однолюб!

Все это не мешало им быть друзьями и совершенно откровенными в выражениях по любым ситуациям:

– Каких парней «вырезают», эти то тьфу…, а помнишь на прошлой недели три выезда… – красавцы, богатыри и явно не трусливого и не слабого десятка – двоих уже раненных, голыми руками… Сами себя, сами себя уничтожают… Кто Родину защищать – то будет?… – И переглянувшись с явным недоумением от вопроса, продолжил:

– Ведь допустят эти…, оставшиеся…, ооой придет какой-нибудь Ильич или Давыдыч.

– Дааа. То Первая мировая, то революция, то вторая… или уж третья, тьфу ты…, то голод… 20-30-ых, после опять война…

– Вот скажи ты мне, ведь те герои и кавалеры… ну, разных всяких там…, нууу… медалей… иии…, их же ведь в живых-то осталось сотая, а то и меньшая часть от тех достойных вояк, остальные-то… таааво… – гибнут, и между прочем среди пееервыыых же. А знаешь, кто об их подвигах рассказывает? А я тебе скажу – мне дед говорил…, между прочем, полный кавалер «Орденов Славы»…, аааа, кому я это…! Ладно…, так вот, я тебе скажу все таки кто эти те, кто подсматривал и после уже, рассказывая присоединился к группе погибших товарищей живым.

– И твой дед тоже…, что ли из присоединившихся?

– Что, мой дед?

– Ну… то же подсматривал, подслушивал, а потом…

– Ты что с дуба рухнул или генерала получил?!.. Так вот, я и говорю…, мы вот с тобой здесь, а лавры все кому после?… О как! И-е-рар-хи-я.

– Какая там иерархия, хорошо что… вон не на месте Саныча с дыркой в башке…, вон твой… герой валяется…, еще дымится – рассказывай теперь про него сколько хошь. Хотя… хоть что-то в жизни сделал…

– Ты дальше слушай…, правда Саша действительно…, да…, как-тооо… не удачно начал…, иии сразу кончил. Ну вот, кто думаешь сейчас в кабинетах штаны протирает? – Либо дети спрятавшихся, либо детки тех, кто руководил… гомофобы хреновы!

– Да полно те, нас не трогают и ладно. Сам то молчал бы уж…, у самого вон… «Мерин», даже красного цвета…, не кощунствуй…, хотя, конечно, во многом ты прав. Некому ни в революции поучаствовать, ни права свои отстоять, да и какие там права…, ни… – да гадьё одно! Ей Богу, этих бы пацанов в нужное русло…, так нет…, друг на друга натравливают! А в выигрыше кто?!

– Да явно не мы, работы только через край…

– Да ладно у тебя-то? Забыл как тебя кличут в отделе то?

– Так то ж от зависти – завистники, ты ж вот ничего…, да ну эти злые языки в их же задницу! Или чего?

– Угу…, ничего, вот именно ни-че-го, вон туфли – одна пара и те до шнурков протер. Если бы не пенсия через два года…

– О… товарищи генералы… будет тебе сейчас и вторая пара туфель, и содомия, и как следствие гонорея. А мафия, кстати, бессмертна, просто в другие места подается… Здравия желаем Семен Петрович, наконец-то, пожаловали в провинцию… своего сына…, так сказать…, да вот – одна печаль, однааа печаль… – Генерал, надо полагать, был родной отец «Петруши» – того самого полковника, бывшего в компании Григория, «Культика» и «Усатого» в бане, внимательно окинул взглядом обеих подчиненных, мельком местность, и нервно бросил, словно в пустоту:

– Майор, ты что разучился по форме докладывать или шкаф Петькин вместе с ним до конца наконец-то опорожнил… Ох, послал Бог сынка пьянчугу и подчиненных… – хитрожопых устриц… Слушаю доклад и почему больше никого, кроме вас нет?!

Пока майор докладывал по форме о произошедшем и уже о снятых, с одного из непосредственных участников событий, показаний, у генерала сложилась вполне понятная версия, и исходя из изложенного, а написанное он посмотрел, бегло конечно, стало ясно, что можно было «зажечь» прямо по горячим следам, и почему бы не воспользоваться прессой…, представ в очень выгодном свете…

* * *

…Григорий седел на своем любимом диване и свесив голову в нервном изнеможении слушал бессвязную речь, все время показывающего на свое разбитое колено «Юрка», вдруг по телевизору, заговорили о том же самом. Кадры были похожи на район боевых действий, толи уже из-за полной темноты, то ли действительно произошедшее там не поддавалось определению «тихий городской двор в спальном районе». Желваки Барятинского заходили, когда он услышал о сразу принятой версии следствием о будто бы уже пойманном организаторе убийства – бывшем спецназовце, будто бы «заказавшем» свою семью, и мало того, жестоким образом во всем этом участвовавшим. Говоривший об этом генерал был ему знаком, правда шапочно.