Весь Хайнлайн. Чужак в стране чужой - Роберт Хайнлайн

В тот момент, когда ты объявил, что не станешь есть за моим столом, всякие деловые отношения между нами закончились. Но мне будет очень неприятно, если ты будешь убит на моей территории. Поэтому сядь, и я постараюсь что-нибудь с этим сделать.

Окончательно ошарашенный Дюк неуверенно присел.

— Ты стал братом Майка по воде?

— Чего? Еще чего. Слышал я, как про это чесали языками, по моему мнению — чушь собачья.

— Это совсем не чушь, а мнения твоего никто не спрашивал; ты недостаточно компетентен в данном вопросе, чтобы иметь какое-то там мнение. Так вот, Дюк. — Джубал слегка нахмурился. — Честно говоря, мне совсем не хочется тебя увольнять, ты хорошо справляешься с техникой, избавляешь меня от утомительной возни со всей этой механической мутотенью. Но мне просто необходимо позаботиться о твоем скорейшем и безопасном отъезде, а затем выяснить, кто еще не побратался с Майком. Буде таковые найдутся, пусть исправят упущение, либо тоже уезжают. — Джубал задумчиво пожевал нижнюю губу. — Можно, конечно, взять с Майка обещание не причинять никому вреда, без моего на то разрешения. М-м-м… да нет, слишком уж тут публика резвая и шуточки у нее дурацкие, Майк обязательно что-нибудь не так поймет. Вот, скажем, если ты — вернее Ларри, тебя-то здесь не будет, — если Ларри схватит Джилл и швырнет ее в пруд, мы и глазом не успеем моргнуть, как он окажется там же, где это мое старье тридцать восьмого калибра. А потом Майк узнает, что Джилл ничего не угрожало, и очень расстроится. Нельзя допустить, чтобы по моей безалаберности Ларри погиб во цвете лет. Конечно же, я верю, что каждый человек — хозяин собственной судьбы, но это еще не значит, что нужно давать младенцу боевую гранату.

— Куда-то тебя, начальник, не туда заносит, — покачал головой Дюк. — Майк, он же никому ничего не сделает. Ну да, от людоедских этих разговорчиков мне и вправду блевануть хочется, но я же все понимаю, что он просто дикарь, и у них там такие понятия. А так он — чистый теленок и в жизни пальцем никого не тронет.

— Ты думаешь?

— Уверен.

— Прекрасно. В твоей комнате лежат ружья. По моему мнению Смит опасен. Так что объявляем сезон охоты на марсиан открытым. Бери ружье, иди к бассейну и пристрели его. Насчет полиции и суда можешь не беспокоиться, с этой стороны ничто тебе не грозит, это уж я гарантирую. Ну давай, действуй.

— Джубал… ты же не всерьез.

— Нет. Во всяком случае, не совсем всерьез. Потому что ты не сможешь его пристрелить. При первой же попытке твое ружье окажется в компании моего револьвера, а если ты попробуешь застать Майка врасплох, то и сам туда же отправишься. Дюк, ты даже и представления не имеешь, что такое Майк, он совсем не теленок и тем более не дикарь. Сильно подозреваю, что это мы дикари. Выращивал когда-нибудь змей?

— Н-нет.

— А вот я в детстве выращивал. Как-то во Флориде я поймал коралловую сверташку. Видел их когда-нибудь?

— Я не люблю змей.

— Еще один предрассудок. По большей части змеи безвредны, полезны и их очень интересно держать дома. А коралловая сверташка — это же просто чудо, ярко-красная, с черными и желтыми полосками, очень мирная и послушная, лучшего домашнего животного даже не придумаешь. Эта красавица очень ко мне привязалась. Я уже умел обращаться со змеями, знал, что с ними можно делать, а. чего нельзя, чтобы они не боялись и не кусались. Мало приятного, если тебя укусит змея, пусть даже не ядовитая. Эта лапочка была моей гордостью, я часто брал ее с собой на прогулку и всем показывал — держал за затылок, а она обвивалась вокруг запястья.

Как-то я познакомился с серпентологом из тамошнего зоопарка, привел его к себе домой, чтобы продемонстрировать свою коллекцию, и начал, конечно же, с той самой красавицы. Он чуть в обморок не шлепнулся — это была совсем не коралловая сверташка, а молодая коралловая змея. Самая опасная из ядовитых змей Северной Америки. Ты понимаешь, о чем я сейчас говорю?

— Что держать змей в доме опасно? Так я и сам это знаю.

— Опасно! У меня были и гремучие змеи, и даже мокасины. Ядовитая змея ничем не опаснее заряженной винтовки — просто и та и другая требуют определенной осторожности. А моя змея и вправду была опасной, потому что я не знал, на что она способна. Если бы в своем невежестве я обошелся с ней как-нибудь не так, она цапнула бы меня зубами совершенно беззлобно, ну, скажем, как обиженный котенок, и отправила на тот свет. То же самое и с Майком. С виду он вполне обычный парень, довольно хилый, неуклюжий, дико невежественный, но при этом очень сообразительный, послушный и удивительно жадный до учения. Но не стоит обманываться его внешностью, как мне не стоило обманываться невинной внешностью своей любимицы. Майк гораздо опаснее коралловой змеи, особенно если ему покажется, что кто-то хочет причинить вред одному из его братьев по воде, скажем, Джилл или мне.

— Можешь поверить мне на слово, — покачал головой Харшоу, — если бы ты не сдержался и шарахнул меня и если бы в этот момент на пороге появился Майк — ты бы не просто умер, тебя бы вообще не стало, и настолько быстро, что я не успел бы ничего сделать. А потом он начал бы сокрушаться, что «попусту извел пищу» — твой, значит, вонючий труп, — не испытывая при этом ни малейшей вины за само убийство, во-первых, вынужденное, а во-вторых, не имеющее почти никакого значения — даже для тебя. Дело в том, что Майк верит в бессмертие души.

— Чего? Какого хрена, я же тоже верю, но все равно…

— Веришь, говоришь? — довольно равнодушным голосом поинтересовался Харшоу. — Вот уж никогда бы не подумал.

— А чего тут и думать! Ну, в церковь-то я хожу довольно редко, но воспитывали меня по всем правилам. У меня есть вера.

— Рад за тебя. Я-то лично никогда не понимал, как это Господь мог понадеяться, что люди сами, на основе одной только веры, выберут из множества религий единственную истинную. Довольно легкомысленный подход к управлению вселенной. Как бы там ни было, если ты веришь в бессмертие души, нам не стоит особенно волноваться, что предрассудки могут привести тебя к преждевременной кончине. С трупом-то что делать, если таковой останется, — закопать или кремировать?

— Не понимаю, Джубал, тебе что, обязательно нужно меня достать?

— Ни в коем случае. Просто я никак не могу гарантировать безопасность человека, упрямо считающего коралловую змею невинным ужом. Любая твоя ошибка может оказаться последней. Но ты не волнуйся, я не позволю Майку тебя съесть.

У Дюка отпала челюсть. Затем он ответил — очень громко, очень непристойно и не очень членораздельно.

— Ладно, — брезгливо поморщился Харшоу. — Стихни малость и разбирайся с Майком, как тебе заблагорассудится. Я хочу просмотреть эти пленки, — добавил он, наклоняясь над проектором, и буквально через секунду возмущенно заорал: — Эта подлая штука не хочет слушаться!

— А не надо его силой. Вот так… — Дюк закончил настройку, а затем вставил кассету с пленкой; вопрос о том, работает он у Джубала или нет, больше не поднимался. Проектор представлял собой небольшой настольный стереовизор с адаптером, позволявшим просматривать четырехмиллиметровую пленку. Через несколько секунд на экране начали разворачиваться события, предшествовавшие исчезновению ящика из-под бренди.

Джубал увидел, как ящик летит прямо ему в голову, а затем мгновенно исчезает.

— Слава тебе господи, Энн не придется рвать свою лицензию. Дюк, прокрути еще раз, только медленнее.

— О’кей. — Дюк перемотал пленку назад, а затем сообщил: — Замедляю в десять раз.

Замедленный звук превратился в неразборчивое глухое бурчание, и Дюк отключил его совсем. Ящик медленно выскользнул из руки Джилл, поплыл к голове Джубала и снова исчез. Но на этот раз можно было различить, что исчезает он не сразу, а постепенно, становясь предварительно все меньше и меньше.

— А можно еще медленнее?

— Одну секунду. Тут что-то не так со стереоэкраном.

— А что именно?

— Ни хрена не понимаю. На полной скорости все выглядело вполне нормально, а при замедлении получилось что-то вроде обратной перспективы. Ящик удаляется очень быстро, но при этом все время остается ближе к нам, чем стенка. Какой-то искаженный параллакс. Странно, я ведь даже не вынимал пленку из кассеты.

— Ладно, Дюк, бросай. Посмотрим пленку из другой камеры.

— М-м-м… а, понял. Это же в перпендикулярном направлении, вот мы все и увидим, даже если та пленка запорота.

Дюк сменил кассету.

— Начало я прогоню побыстрее, а в конце замедлю, хорошо?

— Давай.

Снова пошла та же самая сцена, только снятая с другой точки. В последний момент Дюк замедлил пленку, ящик, вырвавшийся из руки Джилл, медленно поплыл в воздухе и исчез.

— Вот же мать его, — пробормотал сквозь зубы Дюк. — И вторая тоже.