Большая книга ужасов 2016 - Ирина Щеглова

– Какой красивый! Скажу честно, я мечтала жить в каком-нибудь старом городе, где много старинных домов, улицы с брусчаткой, крепостные стены! Жаль, наш город молодой, в нем таких особняков всего пара десятков, и те в центре.

– А вот, прошу заметить, лужайка посреди сада за домом, – комментировал Вадим очередную фотографию. – На ее месте сейчас заброшенный двор.

Фотограф запечатлел на лужайке большую веселую компанию, устроившую там пикник. Были здесь и барышни в кружевах, и их кавалеры в манишках и сюртуках со множеством пуговиц, и люди постарше.

Дальше пошли фотографии, сделанные внутри дома. Мне оставалось только ахать:

– Красота-то какая, жили же люди! Ой, камин, настоящий! И фарфоровые фигурки на полочке!.. Ой, гобелены!..

Словом, восторга мне хватило надолго. Вадим сидел рядом и улыбался.

– Ух ты! – я взяла очередную фотографию. На фоне комнаты стояли два человека – один коренастый, с густыми темными бровями и мрачным взглядом. А второй был как две капли воды похож на Вадима, только солидный, с бакенбардами. – Вот этот на вас очень похож, прадедушка, наверное?

– Может, и прадедушка, – с загадочным видом улыбнулся он.

Я долго рассматривала это фото. За спинами мужчин стоял большой стол на витых ножках, а сбоку виднелся край окна. И на подоконнике виден был фрегат с поднятыми парусами. Стоп-стоп, где-то я такое видела. Именно такой фрегат стоял на окне тети Тамары! Вот так-так…

Да и стол вроде бы тоже знакомый. Да, именно на нем стояла моя туфля в зловещем доме!

Интересно…

Просмотрев остальные фотографии, я вернула их Вадиму.

– Ну, как впечатления?

– Великолепные! Словно побывала в гостях у радушных хозяев старинного особняка. Я очень люблю старину и, знаете, иногда жалею, что родилась не в девятнадцатом веке.

– Знаете, Лиля, чем больше я на вас смотрю, тем больше убеждаюсь – из вас бы получилась замечательная хозяйка такого особняка. Как я рад, что встретил вас! Это… это настоящее чудо! – воскликнул он. – Кстати, с первой нашей встречи я понял, что имею дело с настоящей леди. А это в нынешнее время большая редкость.

– С первой встречи? Это когда я, растрепанная и в домашнем платье, сиганула через забор? – не выдержала я. – Да уж, леди хоть куда!

– Ситуации бывают разные, – пожал плечами Вадим. – Домашнее платье – это как раз вопрос ситуации, а вот воспитание, манеры, хороший вкус – явление постоянное, оно или есть, или его нет. К тому же вы были напуганы. Причем боялись вы не только преступников, которых ожидали встретить в доме. Вас напугало что-то еще, не так ли?

Я призадумалась. А ведь в самом деле, я боялась… самого дома – темного, безлюдного, тихого.

– Я очень боюсь темноты, – ответила я.

– Темноты? – удивленно приподнял бровь Вадим. – Странно… То есть вы всегда спите с ночником и никогда не выходите на улицу после заката?

– Почему? На улицу я вполне выхожу, там ездят машины, ходят люди, там присутствует жизнь. И ночник мне совсем не нужен – ведь в квартире мои родные.

– То есть вас пугает не просто темнота, а когда она сопряжена с тишиной и безжизненностью?

– Да! Мне всегда казалось, что в таких местах, где нет ничего живого, появляется, выползает из щелей что-то… мертвое. Не знаю, как это назвать…

– Понятно. Там, где нет жизни, появляется не-жизнь, – проговорил Вадим, обращаясь скорее к самому себе. Потом обратился ко мне: – Я вижу, вы даже фобию себе выбрали, руководствуясь хорошим вкусом!

– В смысле?..

– Вы боитесь того, чего в самом деле стоит бояться. Боитесь на интуитивном уровне, подсознанием чувствуя – это есть, есть…

– Что есть? – прошептала я, покосившись на окно. Там уже царила темень.

– Не стану пугать вас на ночь глядя, – покачал головой Вадим. – Человеку свойственно любить свет, звук и жизнь и избегать темноты и пустоты. И это естественный, здоровый подход к жизни, предначертанный нам испокон веков. Живое тянется к живому. А там, где нет солнца, света, жизни, поселяется не-жизнь. И живому человеку страшны эти места.

– В смысле там, откуда ушли живые, поселяется нежить? – нарушила я воцарившуюся тишину.

– Там, откуда ушли живые, или же там, где их никогда и не было. И не ждите добра от тех, кто приходит из мрака.

Это он сказал серьезно, многозначительно глядя мне в глаза. Потом улыбнулся:

– Вижу, напугал вас все-таки. Давайте не будем о печальном, я думаю, вам нечего бояться. Ни в моем доме, ни в вашем ателье за стенкой, как видите, ничего страшного не обнаружилось. Я смотрю, вы всерьез любите старину, и хотел бы вам завтра предложить небольшую прогулку туда.

– Куда, в старину? Это как?

– Это сюрприз!

Конечно же, я согласилась. Потом мы болтали о всякой ерунде, дурачились, ели мороженое, а около девяти вечера Вадим пошел провожать меня домой.

– На сей раз домой или к подруге? – шутя осведомился он, когда мы подходили к моему дому. – Как ночь прошла, за стенкой никто не тревожил?

– Нет, ночь прошла тихо, – ответила я, присматриваясь к окнам дома. В нашей квартире светилось кухонное окно, значит, дома кто-то был. Ну, раз так – можно и домой, не обязательно к Нике. – Я домой пойду.

Мы попрощались, и я пошла в подъезд. За все время нашей встречи я то и дело собиралась рассказать ему про листочек, про нашу с Никой поездку в Лозовское, но так и не собралась. Не поверит же, а если и поверит, то не воспримет всерьез! Он, как я поняла, уже счел меня слабонервной дурочкой. Эх, ладно. Все равно никакой пользы от такого рассказа не будет. Будем считать, что я исполнила требование Ники молчать об этом деле.

– Мама, я вернулась! Лада, ау? Кто дома?

Никто не отвечал. Только кошки сбежались в коридор меня встречать. Однако свет же в кухне горит? Странно…

– Мама? – Я прошла на кухню. Там никого не было, а на столе лежал большой лист бумаги и ручка.

«Привет, Лилька! – было написано почерком Лады. – Мама с папой звонили, они остаются в гостях до завтра. Там пир на весь мир. Я тоже к ним присоединюсь. И ты, если хочешь, подтягивайся. На всякий случай, если ты поздно вернешься, оставляю тебе свет включенный, трусишка ты наша. P.S. Если не поедешь – ужин в холодильнике».

Отлично, подумала я, меня на ночь одну оставили! Ехать-то уже поздно. Придется все же ночевать у Ники, одна я здесь после всего случившегося не останусь. Сейчас только покормлю кошек, возьму с собой вещи…

Завтра вечером мы с Вадимом снова встретимся. Вот ведь странно – пока мы сидели в кафе, мне казалось, что я от него без ума, а теперь… ничего особенного не испытываю. Хороший парень, но не могу сказать, что считаю минуты до нового свидания. И совсем не печалит тот факт, что у меня нет его номера и я не могу болтать с ним вечер напролет. А вот случай с кошкой я хорошо запомнила, и он изрядно испортил мое мнение о Вадиме.

Так я раздумывала, снуя по дому и собирая вещи, которые мне понадобятся у Ники. Наконец собрала и открыла сумку, чтоб их туда положить. Так, а это что еще такое у меня в сумке?

Блокнот! Тот самый, который я нашла утром в зловещем доме!

Нашла и тут же забыла о нем. И за целый день не вспомнила – вот ведь идиотка! Хотя день был богат впечатлениями, тут что угодно забудешь.

Я кое-как запихала вещи в сумку, села на стул у кухонного стола и раскрыла блокнот…

Словно сам собой, он раскрылся на развороте. И через этот разворот было написано слово «ПОМОГИ» – большими расплывчатыми буквами толщиной в палец, чем-то темным, со сгустками, и через пару секунд до меня дошло, что это кровь. Засохшая, но достаточно свежая.

Руки мои дрогнули, несколько страниц блокнота перепорхнули сверху вниз, и передо мной предстала другая кровавая надпись – «Не верь!».

– Ой мамочки! – завизжала я, вскакивая. Блокнот упал на пол.

С полминуты мне понадобилось, чтобы прийти в себя. Хорошо все же, что никого дома нет, а то бы перепугала всю семью!

Я подняла блокнот, взяв его через салфетку. Пролистала. Кровавых надписей в нем было всего две, а кроме этого было исписано много страниц – чернилами, карандашом, ручкой, и явно в разное время.

Я была слишком шокирована, чтобы разбирать эти записи. К Нике, к Нике немедленно! Все ей расскажу, и пусть ругает меня сколько влезет.

А потом дошел смысл этих надписей. Получается, человек находился в этой каморке под лестницей, написал просьбу о помощи собственной кровью, а мы с ребятами были там, но никак ему не помогли. А когда я пришла с Вадимом, то было уже поздно, его перепрятали или, скорее всего, убили и помыли пол.

Ужас! Нет, это я буду Нику ругать, а не она меня! Почему остановила, почему не позволила взломать эту каморку?

Как мне жить теперь с этим?!

Я вытерла слезы. Если так, то я завтра расскажу обо всем Вадиму, и пусть вызывает полицию. До сих пор улик не было, но кровь – это уже серьезно!

А что, интересно, означает «Не верь»? Кому не верить, во что не верить? Нике, что ли? Да уж, зря я ее послушала.