Чужой среди чужих - Талгат Сабденов

Последние два часа смены пролетели незаметно, и как ни странно, без происшествий. Но стоило Шуту подняться в мини–поезде на поверхность и начать прикидывать, как из остатков продуктов сделать то, что издалека сойдет за ужин, на его голову почти в прямом смысле свалилась очередная напасть.

— Алекс–куууун!

Айми набросилась на него сзади, демонстрируя прекрасно отработанный захват дзю–дзюцу.

— Ты чего за два дня ни разу не позвонил? — недовольно осведомилась она, заглядывая ему в лицо через плечо.

— Гхх–кхх–гха…

— Ой, извини, — девушка ослабила хватку.

— Мой рабочий… хххааа… график оставляет мало времени на личную жизнь, — выдавил Шут, жадно хватая воздух.

"А если бы и оставлял, я к тебе добровольно приближусь только под страхом четвертования".

Айми надула губки, очень убедительно изображая легкую обиду.

— Да, я понимаю… Физический труд изматывает…

Шут нахмурился и попытался вспомнить, как на такие слова реагируют нормальные люди.

— Прости, пожалуйста. Сегодня вечером я занят домашними делами, но завтра мы можем сходить куда–нибудь. Как на счет того нового кафетерия на площади Сакамото?

Айми быстро просветлела, слишком быстро.

— Ловлю на слове, Алекс, и только попробуй опоздать, — она мягко щелкнула его по носу.

— Договорились, — бодро подтвердил Шут. — В девять часов.

— Тогда до завтра.

Девушка подмигнула ему и удалилась летящей походкой.

"На доклад к Цуруми, не иначе", — зло подумал псайкер, провожая ассасина взглядом.

Айми. Хорошо играет, засранка. Настолько хорошо, что в ее игру хочется верить. Шут крепче стиснул зубы, и натянул на лицо счастливое выражение.

"Нашел, на что вестись, балда осиновая. Прекрасно ведь знаешь, что к чему".

* * *

Ночь первая.

Сидя на смятом, засаленном футоне и безразлично глазея в грязное окно, Шут собирался с духом. От спасительных таблеток сегодня пришлось отказаться, и сейчас вгрызающиеся в череп невидимые дрели сполна взимали плату за псайкерскую силу. Где–то на краю сознания язвительно крутилась цитата какого–то поэта про сапожника и пирожника, но на нее он внимания старался не обращать, дабы лишний раз не портить настроение. Где–то там, снаружи, за пыльным стеклом и под сотнями метров земли три подростка забылись беспокойным сном, взволнованные очередной сумасбродной идеей капитана Кацураги. Или не сумасбродной? Совместное проживание и тренировки — это именно то, что требуется в подобной ситуации. Как ни крути, сила человечества всегда была в стайности и единстве, и если бы приоритетной задачей для SEELE было бы эффективное уничтожение Ангелов — они с малых лет были бы неразлучным боевым крылом, тремя компонентами сверхэффективной машины уничтожения. Да и их психические проблемы при таком сценарии не получили бы благодатной почвы для развития. Но старики себе на уме, и судьбы отдельно взятых детишек их волнуют мало. Еще бы, благо всего человечества на кону, нельзя позволять себе быть сентиментальными! Мрази… Или нет?

Шут задумался. Комплиментация неминуемо разрушает отдельные тела и личности, это факт. Но ни то, ни другое не исчезает бесследно, об это Свитки Мертвого Моря говорят недвусмысленно. Единый квазибиотический организм, единое сверхсознание, основанное на взаимопроникновении душ ввиду разрушения персональных АТ-полей. Он попытался представить себе это ощущение — ощущение бестелесного тела и комфорта, отсутствие любой боли или неудобства, где его личность разделена между всеми людьми планеты и он сам — совокупность их личностей. Похоже на психическое "растворение" при ослаблении самоконтроля в многолюдном месте. Только лучше, приятнее. Эдакий совершенный организм-Монокосм, который сам себе вселенная, персональная вселенная для единственной разумной расы, лишенная всего того дерьма, что люди ежесекундно творят на свою голову — мир без несправедливости и неравенства, без рекламы и финансовых империй, без религии и политической идеологии. Так стоит ли мешать старикам? Методы у них те еще, спору нет, но результат весьма многообещающий, весьма.

Псайкер медленно вытянул перед собой руку. Рука пахла потом и сыростью. Идеально просчитанные эволюцией формы, результат миллиардов лет совершенствования и приспосабливания к окружающим условиям. И лишь его собственное АТ-поле поддерживает эту форму, не дает высокоорганизованной живой материи регрессировать до лужицы LCL. А если Ангелочек сыграет свою партию в грядущем апокалипсисе, это поле исчезнет и тогда… Шут вдруг почувствовал, как его спина под майкой покрывается ледяным потом. "Лилит сотрет барьеры душ Лилим" — так гласят Свитки. Лилим — то есть людей. А псайкер не человек, его АТ-поле имеет иной спектр, и процесс Комплиментации не затронет его. А это значит… Перед глазами Шута невыразимо ярко встало видение мертвого города на опустевшей планете, и его самого, с безумным оскалом на лице поющего во всю глотку прощальный гимн человеческой расе, стоя перед лениво плещущимся оранжевым океаном с пистолетом у виска.

— Нет! — сказал он громко, и сам вздрогнул от звука своего голоса.

Homo hominus lupus est. А если ты уже не человек — то тем более. Пусть это верх эгоизма, пусть грядущие поколения проклянут его имя — но оставаться единственным разумным существом на планете ему совсем не улыбается. А это значит, что смертный приговор членам SEELE остается в силе. Ладно, помудрили и хватит, дальше откладывать задуманное просто некуда. Шут машинально отметил время — без четверти час — откинулся на футон, притворился спящим и направил свое сознание в тоннель медитативного транса.

В каком–то смысле, это была почти смерть. Поскольку после беглого ознакомления со Свитками Мертвого Моря вопрос о существовании души имел для Шута вполне однозначный ответ, сейчас его разум как бы отделился от материального тела и отправился на поиски своей цели, ориентируясь по отблескам чужих разумов в непроглядной темноте. В таком состоянии почти утрачивалось чувство времени и пространства, и очень легко было попросту заблудиться в хаотичном мельтешении чистых эмоций, восприятие которых не разбавлялось прочими чувствами. Но при всем при этом, нет этого ужасного ощущения раздираемого на куски разума, как в обычной жизни, будто метафизическое "тело" лучше приспособлено к таким условиям. Оставалось только надеяться, что никому не придет в голову вломиться к нему в комнатушку и попытаться его разбудить.

Так–так, что у нас тут? Беспокойный разум, но при этом словно затянутый серой вуалью. Скорее всего, Синдзи. А может и не он, сейчас трудно различить детали. А вот этот разум выглядит как сфера из мутного хрусталя, внутрь которой засунули мощную лампу. Это наверняка Рей. Спи, Ангелочек, набирайся силенок. Их тебе понадобится ой как немало. Вот разум тусклый и блеклый. Это вообще непонятно кто, его не трогаем. Ага, а вот и наш пациент. Взбалмошная рыжая девчонка даже во сне выглядела бурлящим клубком злости, обиды и раздражения.

"Ничего, это ненадолго".

Медленно и осторожно он коснулся чужого сознания. Нужно не вломиться в мысли Второго Дитя, а просочиться в них через естественные психические барьеры, словно вода сквозь марлю. Тонкая и сложная процедура, ладно еще реципиент спит. Ну да ничего, справимся, права такого нет — ошибиться. Вот так, аккуратно вливаемся в верхний слой неглубокого сна, делаем его более медленным, низводим до уровня того же самого предкоматозного транса, в котором пребываем сейчас. Теперь надо сделать некоторое подобие прохода, брешь в ментальной защите, через которую можно пройти в святая святых любого разума — в подсознание. Шут критично оглядел результат своих трудов, которому для удобства придал зрительную форму обычной двери, мысленно скрестил пальцы на левой руке, и потянул ручку.

"Это… сурово", — показалась из–за края порванного шаблона неуверенная мысль. — "Всякого повидал, но что бы такое…"

Он огляделся еще раз, более внимательно.

"Вот она какая на самом деле — контактная капсула".

Контактная капсула представляла собой нечто среднее между суперсовременной инвалидной коляской и кабиной тренировочного авиасимулятора. Перед пилотским креслом имелось возвышение, где по идее должна была располагаться приборная панель, и где сейчас кое–как удерживал равновесие, сидя на корточках, псайкер. А в самом кресле, в позе персонажа картины Ван Гога "На пороге вечности", обреталась виновница торжества, одетая в алый контактный комбинезон.

Шут тактично кашлянул. Ноль реакции. Спохватившись, псайкер навел на себя небольшую маскировку, закрыв лицо завесой из темноты. Об отсутствии вкуса можно погоревать и позднее, главное — что бы не узнала. После чего взял Аску за плечо и с силой тряхнул, а в следующую секунду его голова мотнулась в сторону от крепкого удара ногой в висок.