Адское ущелье - Луи Буссенар

Естественно, что Бобу, единственному, кто знаком с Джо Сюлливаном, также придется задержаться в «Одиноком доме» — совсем ненадолго, ибо подмога прибудет, конечно, в самом скором времени.

Пока Боб и Франсуа, осужденные — увы! — на бездействие, будут по крайней мере в безопасности, Жан и Жак сделают все возможное и невозможное, чтобы вырвать Луи Риля из рук английских властей.

Этот план обсуждался всю дорогу. Она оказалась очень тяжелой: измученные как своей ношей, так и бесконечными препятствиями, братья часто останавливались передохнуть. Бобу же приходилось заметать следы — свои собственные и спутников, чтобы никто не смог определить, в какую сторону направился маленький отряд.

Придя к согласию и увидев, что уже занимается заря, молодые люди ускорили шаг, хотя даже их невероятная выносливость начинала слабеть под навалившейся усталостью.

Обогнув плато Мертвеца, путники оказались перед скалой высотой метров в двести.

— Надо взобраться туда, — сказал Боб.

— Раз надо, значит, надо, — ответили Жан и Жак, — однако носилки нам теперь только помешают. Мы понесем малыша на закорках, сменяя друг друга.

Подъем продолжался полчаса, а когда друзья достигли вершины, Боб протянул руку, показывая громадную поляну посреди темно-зеленого соснового леса, освещенного первыми лучами солнца.

— Вот и «Одинокий дом», — сказал он, — а рядом конюшни, амбары и винный склад.

Граница делила эту поляну надвое, причем дом находился на территории Соединенных Штатов, а конюшни и склады с товарами — на канадской земле.

Владелец усадьбы застроил свой участок таким образом вполне сознательно, поскольку основным его занятием была контрабанда. Он мог в любую секунду перейти из Америки в Канаду и обратно, уклоняясь от уплаты налогов одному государству и прячась от таможенников другого.

…Оставалось пройти всего около пятисот метров пологим склоном, чтобы оказаться у дверей дома; вблизи тот выглядел весьма неприветливо.

— Для нас это прогулка! — в один голос сказали братья, едва не падая от усталости, но продолжая мужественно улыбаться.

«Одинокий дом» был настоящей крепостью. Построенный из толстых сосновых бревен, скрепленных скобами на углах, он имел дополнительные поперечины из дубовых брусьев и походил на барак. Все окна были закрыты крепкими ставнями с прорезями для ружейных стволов, а сама усадьба обнесена высоким частоколом, за ним бесновалось с полдюжины злобных собак, спущенных на ночь с привязи.

К тому же к этому жилью невозможно было подобраться незаметно, оно стояло на голой поляне, продуваемой всеми ветрами в любое время года. С какой бы стороны ни приближался путник, ему приходилось идти, не имея никакого прикрытия, и обитатели усадьбы могли видеть его за полмили.

В этот ранний час дом казался тихим и пустынным; только собаки бешено лаяли, почуяв чужих. «Одинокий дом» вполне соответствовал бы своему названию, если бы из трубы не вырывались клубы густого дыма, указывающие на присутствие человека.

Франсуа, опираясь на братьев, остановился в некотором отдалении от жилища Джо Сюлливана, а Боб, повесив карабин за спину, приблизился к окну. Подняв камень, он стал изо всей силы колотить в ставень.

Собаки, завывая так, словно их обдирали живьем, яростно бросались на колья ограды.

— Тише, глупые твари! Тише! Я — друг…

— Если вы друг, — раздался женский голос за ставнем, — то назовите ваше имя.

— Я Роберт Кеннеди, ковбой, приятель Джо Сюлливана… Это вы, Старуха?

— Неужели вы, Боб? А нам сказали, что вас повесили… Мы будем рады принять вас.

— Это не Старуха, — сказал Боб, — значит, это моя милая подружка Кэт?

— Да, Боб! Старуха завтракает. Вы один?

— Со мной трое друзей… это славные парни из Канады… Они братья… Один из них ранен.

— Отчего же вы сразу не сказали, что с вами раненый? Я сейчас открою.

— Скажите-ка, Кэт, — спросил Боб, пока девушка сдвигала засовы, — отца, стало быть, нет дома?

— Нет, и мы очень беспокоимся, ведь вот-вот начнется снегопад.

— А и верно! Я об этом не подумал… А солнце-то желтое, и ветер с севера…

Тяжелая, толстая, массивная, как ворота тюрьмы, дверь повернулась на петлях, и в черном проеме возникло юное девическое лицо. Кэт Сюлливан минуло пятнадцать лет, но выглядела она на все восемнадцать; среднего роста, стройная, с темными волосами и ярко-голубыми глазами, с розовыми щеками и алым ртом, она была очень красива. Доброта в ней сочеталась с решимостью и отчаянной удалью девушки, выросшей на границах. Улыбаясь, она протянула Бобу руку, которую тот крепко пожал, на американский манер.

Канадцы почтительно обнажили головы, с церемонной вежливостью, так присущей их сородичам.

— Тысяча извинений, что заставила вас ждать, господа, — произнесла девушка веселым тоном, в котором, однако, сквозило и сожаление, — но мы живем на отшибе, приходится соблюдать осторожность.

— Мисс Кэт, — прервал ее Боб, умевший быть благовоспитанным джентльменом, — имею честь представить вам моих друзей: Жан, Жак и Франсуа де Варенн. Господа, эта красивая девушка — мадемуазель Кэт Сюлливан, дочь хозяина «Одинокого дома»

— Входите же, джентльмены, погода портится… начинается снегопад… Мы со Старухой приготовим вам постели.

— Мадемуазель, мы сердечно благодарим вас за гостеприимную встречу! — сказал, поклонившись, Жан.

Проворная и грациозная Кэт, впустив их в дом, тут же оказалась впереди и повела гостей в большую комнату, где из мебели были только шкаф, забитый бутылками, и грубые табуреты неструганого дерева. На полу из сосновых досок лежали в живописном беспорядке великолепные меховые подстилки и покрывала.

В углу светился красноватым огнем огромный камин; потрескивая и лопаясь, в нем горели цельные стволы деревьев, а ветер бешено завывал в трубе и порой вталкивал в комнату клуб дыма, пахнущего смолой.

Перед пылающим очагом сидела в кресле-качалке высокая старуха с седыми космами и рябым лицом, с полубезумным взором наркоманки или алкоголички. Она курила короткую трубочку из почернелой глины, время от времени сплевывая с чисто американской точностью на бок котелка, что висел возле огня.

— Здравствуйте, Старуха! — непринужденно обратился Боб, протягивая руку.

— Здравствуй, шалопай, — пробурчала та, с недовольным видом сунув ему два пальца. — Веревка, значит, оборвалась… Жаль!

— Не очень-то вы любезны, миссис Сюлливан… Наверное, еще не успели заморить червячка.

— Слишком много здесь шляется проходимцев…

— А если они позаботились принести своей подруге, старой женушке Джо Сюлливана, кисет с лучшим виргинским табаком?