Нед (трилогия) - Иван Казаков

— А с чего ты взял, что я красавчик? — удивился Нед.

— Красааавчик — усмехнулся Арнот — я бы за такую фигуру и морду, как у тебя, всё бы отдал! Девки должны были вешаться на тебя! Непонятно, как ты всё это время и не разу не был с женщиной! Темнишь, приятель… Ладно, ладно — знаю, что никогда про себя не говоришь! Всё, я пошёл. Быстро ты что-то отстрелялся, Ойд! — ехидно сказал Арнот и тут же получил подзатыльник:

— Чего несёшь! Для тебя старался! Побыстрее хотел! Иди вон, засранец — второй этаж, третья комната, она тебя ждёт. Или ты пойдёшь, Нед? А он потом?

— Я пойду, я! — Арнот чуть не упал через стул, помчавшись к лестнице — я настроился уже!

— Настроился он! — рассмеялся Ойдар — классно было! Баба — огонь! Увидишь! Мёртвого подымет! Хочешь, расскажу, как было?

— Что-то нет желания — сознался Нед, и неожиданно спросил — скажи, Ойд, вот ты отслужишь, что будешь делать? Куда пойдёшь? Чем будешь заниматься?

— Школу открою — не задумываясь, ответил приятель — буду учить людей уацу. Я же на самом деле мастер, ты не подумай, что раз я такой раздолбай, то не умею обучать. Я всю систему обучения знаю. Знаешь что — давай мы с тобой вместе, как только срок выйдет, вместе будем работать? Будем обучать людей боевым искусствам? Только скажи — где ты научился шанцо?

— Опять за своё? — нахмурился Нед — отстань! Не буду ничего рассказывать. Считай, что у меня на это запрет. Никому. Ничего. Забыли!

— Ладно, забыли — вздохнул парень — а ты чем собирался заняться? Что делать после окончания службы? Не вечно же ты думаешь таскать оглоблю с острием?

— Почему нет? Может я на всю жизнь решил остаться военным — пожал плечами Нед — вон, Дракон всю жизнь служит, и ничего.

— А ты рожу его видал? А знаешь, что у него ни семьи нет, ни жены, ни детей? Говорят — он раз в месяц нажирается до усрачки, и валяется на полу в своей комнате. А потом снова месяц муштрует таких придурков как мы. И снова нажирается. И так всю жизнь. Этого ты хочешь?

— Я вина не пью — растерянно буркнул Нед.

— Начнёшь…начнёшь пить. От безысходности, от скуки, от тоски, от того, что в жизни нет ничего кроме этого плаца и наших рож. Глянуть на Арнота — точно нажрёшься — хихикнул он, глядя на сияющего, как начищенный щит приятеля, сходящего с лестницы. Говорил — я быстро отстрелялся, а сам? Сам-то чего?

— Всё отлично! — блаженно кивнул Арнот, и плюхнулся на стул, жадно присасываясь к кружке с выдохнувшимся пивом — иди, Нед, она ждёт! Ойд, да ей лет шестнадцать, не больше! А такая горячая! Ух, зверь-баба! Иди, Нед!

— Нет, парни…я не пойду — нерешительно отказался Нед.

— Чего ты? — не понял Арнот — иди, всё в порядке! Ждёт ведь!

— Нет. Не хочу! После того, как на ней перебывал весь корпус морской пехоты…нет.

— Оооо! Глянь, Арни, у нас чистюля! Ты только погляди! Он брезгует! Ты должен забыть, что такое брезгливость, Нед! Ты солдат!

— Я солдат. Но если мне хочется пить — не собираюсь это делать из первой попавшейся грязной лужи! — фыркнул Нед — если тебя устраивает такая любовь — давай, доброго пути. Я не буду. Всё.

— Всё равно с тебя два серебряника — рассердился Ойдар — я на всех договаривался, со скидкой! Тогда я вместо тебя пойду!

— На! И заткнись! — Нед хлопнул по столу монетами, приятель смахнул их ладонью и выражая всей своей спиной полнейшее неудовольствие, пошёл к лестнице.

— Чего ты взбеленился — непонимающе спросил Арнот — девка правда хорошая. Молодая такая, упругая, сиськи — во! — он показал на себе — попахивает немножко, но это даже придаёт пикантности.

— Чего придаёт? — не понял Нед, задумчиво пережёвывая очередной кусок пирога. За этот месяц он сильно раздался в плечах — от хорошей, сытной еды наросло много мяса, и теперь фигурой он напоминал того призового бойца, которого убил на площадке — мускулистый, могучий, только немного посуше и лицо стало более молодое чем было. Исчез этакий налёт ожесточённости, готовности к неприятностям. Нед даже стал улыбаться, чего раньше случалось очень редко.

— Пикантности…деревенщина ты эдакая — безнадёжно махнул рукой Арнот — вкусности, значит.

— Ты её жрал, что ли? — покосился Нед, и оба они покатились со смеху, фыркая, и роняя крошки пирога изо рта.

Вернулись на базу под утро, всей толпой. Одна половина несла другую. Неду пришлось тащить на себе Ойдана, нажравшегося до умопомрачения, и почему-то принимавшего друга за мастера школы уацу. Он всё время порывался поклониться, и при этом падал, упираясь лбом в мостовую и задирая вверх тощий зад. Пришлось положить его на плечо, и покряхтывая, нести, как мешок с зерном.

Уже перед базой он начал петь какие-то воинственные песни, отбивая ритм кулаком по заду Неда, на что тот пригрозил, что сбросит друга в придорожную лужу, чтобы тот протрезвел. На что получил порцию рыданий — Неду было сообщено, что он отец родной, а Ойдара никто не любит, так как все козлы и твари.

Арнот шёл сам, передвигая ноги, будто они были сделаны из деревянных палок — прямо, истово вбивая ступни в каменную мостовую города.

Остальные солдаты отделения тоже были в разной степени опьянения, но в общем-то вся попойка обошлась без приключений — если не считать драки под утро, когда они начали выяснять кто круче с солдатами из роты арбалетчиков, на свою беду зашедшими в этот трактир.

Нед в драке не участвовал — его задирать боялись, Ойдар тоже — он просто спал на скамейке и ни в чём не мог участвовать чисто физически. Арнот пару раз махнул кулаками и тут же был загнан под стол, где и просидел до конца действа. В конце битвы солдаты, разнёсшие половину трактира, оплатили ущерб по двойной цене и начали брататься, заливая раны дешёвым вином по бешеной цене и обнимаясь, как братья после долгого расставания.

Дорога к базе была усеяна телами храпящих совершенно пьяных солдат, часть из которых уже была ограблена — карманы вывернуты, а вместо кошельков на поясах остались одни шнурки. Возвращающиеся перешагивали через эти «трупы», но Нед заметил, как кое-кто воровато оглянувшись, шарил по карманам у товарищей, надеясь выцепить хоть медяк, оставленный предыдущими мародёрами.

База встретила возвращающихся солдат спокойно — пришли, и пришли. Тех, что валяются по дороге — потом соберёт патруль на специальном фургоне. Тех же, что не вернулись — всё равно найдут — выдадут добрые местные жители, и тогда расправа будет неизбежна и страшна. Порка — иногда и до смерти.

Следующий после увольнения день, по традиции, был выходным — для тех, кто ходил в увольнение. Что толку с солдат, которые валяются, как брёвна, блюют и едва могут сделать пробежку до сортира? Безобразие одно. Смотреть на них противно. Пусть лучше в казарме сидят.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});