Грязная работа - Кристофер Мур

— Мэдилин, пора лекарство принимать, — сказала сиделка.

— Ну Сэлли, я же разговариваю, — ответила та.

— Подожди секундочку.

— Хорошо, подожду, — ответила медсестра.

Наполнила пипетку из бурого пузырька, проверила дозу и в ожидании замерла.

— Пока. Я тебя тоже люблю, — сказала Мэдилин.

Песика она протянула Чарли.

— Повесь трубку, будь добр. — Сиделка перехватила собачку в воздухе и усадила на постель рядом с Мэдилин.

— Скажите «а-а~а», Мэдилин. — Старуха послушно открыла рот, и сиделка брызнула туда из пипетки.

— М-м, клубничное, — сказала Мэдилин.

— Правильно, клубничное. Запить водичкой хотите? — Сиделка протянула поильник.

— Нет. Сыру. Мне сыру хочется.

— Могу принести вам сыру.

— Чеддера.

— Договорились, чеддер, — сказала сиделка.

— Сейчас приду. — Она подоткнула одеяло и вышла из комнаты.

Старуха снова посмотрела на Чарли:

— Можешь теперь разговаривать, раз она ушла?

Чарли пожал плечами и огляделся, не отнимая руку от губ, будто срочно искал, куда бы выплюнуть комок испорченных морепродуктов.

— Только без пантомим, дорогуша, — сказала Мэдилин.

— Мимов никто не любит.

Чарли тяжело вздохнул: ну что ему терять? Она видит его.

— Здравствуйте, Мэдилин. Меня зовут Чарли.

— Мне всегда нравилось имя Чарли, — ответила старуха.

— А почему Сэлли тебя не видно?

— Сейчас только вы так умеете, — объяснил ей Чарли.

— Потому что умираю?

— Наверное.

— Ладно. А ты симпатичный мальчишечка, знаешь?

— Спасибо. Вы и сами ничего.

— Мне страшно, Чарли. Не больно. Я раньше боялась, что будет больно, а теперь боюсь, что будет дальше.

Чарли сел на стул у кровати.

— Мне кажется, Мэдилин, я здесь именно поэтому. Чтобы вам не бояться.

— Я много бренди пила, Чарли. Оттого так все и вышло.

— Мэдди… Можно мне вас звать Мэдди?

— Конечно, малыш, мы же друзья.

— Мы друзья, это правда. Мэдди, такому всегда суждено было случиться. Вы сами никак ничего не вызвали.

— Что ж, это хорошо.

— Мэдди, у вас есть что-нибудь для меня?

— Вроде подарка?

— Да, такого, что вам бы хотелось подарить себе. Такого, что я бы хранил за вас и отдал вам потом, и получится сюрприз.

— Моя подушечка для иголок, — ответила Мэдилин.

— Возьми-ка ее. Она бабушкина.

— Я почту за честь ее хранить, Мэдди. Где ее найти?

— В коробке для шитья, на верхней полке вон того шкафа. — Она показала на старый однодверный гардероб в углу.

— Ой, прости, звонят.

Мэдилин снова поговорила со старшей дочерью по уголку одеяла, пока Чарли доставал коробку. Та была плетеная, и даже снаружи он видел в ней красное сияние. Из коробки он достал подушечку красного бархата, отделанную полосками из настоящего серебра, и показал Мэдилин.

Та в ответ подняла большой палец. Тут вернулась сиделка с тарелкой сыра и крекеров.

— Это моя старшая дочь, — объяснила Мэдилин сиделке, прижав к груди угол одеяла, чтоб дочь не услышала.

— Батюшки, да это сыр?

Сиделка кивнула:

— С крекерами.

— Я тебе перезвоню, милая. Сэлли принесла сыру, а я не хочу быть невежливой. — Она повесила одеяло и позволила Сэлли покормить себя кусочками сыра и крекеров.

— По-моему, в жизни сыра вкуснее не ела, — сказала Мэдилин.

Лицо у нее при этом было такое, что Чарли понял: это и впрямь был самый вкусный сыр в ее жизни. Всем своим телом до последней унции еще живого веса Мэдилин наслаждалась этими ломтиками чеддера и, жуя, постанывала от удовольствия.

— Хочешь сыру, Чарли? — спросила она, окатив сиделку шрапнелью непрожеванных крекеров, и женщина повернулась к углу, где стоял Чарли.

Подушечку он уже надежно упрятал во внутренний карман пиджака.

— Ой, ты его не увидишь, Сэлли, — сказала Мэдилин, постукав сиделку по руке.

— Но он симпатичный, мерзавец. Хотя тощенький. — Затем обратилась к Сэлли, но как-то слишком уж громко, чтоб и Чарли расслышал:

— А то без сыра ему пиндыр. — И она расхохоталась, снова забрызгав сиделку.

Сэлли тоже рассмеялась, стараясь не выронить тарелку.

— Что она сказала? — донеслось из коридора.

Вошли двое сыновей и дочь — сначала они досадовали на то, что услышали, но затем посмеялись вместе с сиделкой и матерью.

— Я говорю, сыр вкусный, — ответила Мэдилин.

— Это правда, мама, — сказала дочь.

Чарли стоял в углу и смотрел, как они едят сыр, смеются, и думал:

«Вот про это надо было написать в книге».

Он смотрел, как они помогают ей с подкладным судном, поят ее, вытирают лицо влажной салфеткой, он видел, как она прикусывает эту салфетку, — точно так же полотенце кусала Софи, когда он ее умывал. Старшая дочь, скончавшаяся, как выяснил Чарли, некоторое время назад, звонила еще трижды: один раз по собачке и дважды по подушке. К обеду Мэдилин устала и уснула, а где-то через полчаса начала задыхаться, потом прекратила, потом не дышала целую минуту, потом глубоко вздохнула, потом нет.

И Чарли выскользнул из комнаты с ее душой в кармане.

13

«Пощады нет!» — и спустит гав войны

Смерть Мэдилин Олби потрясла Чарли. Вернее, не столько сама ее кончина, сколько жизнь, которую он видел в старухе всего за несколько минут до смерти. Он думал:

«Если для того, чтобы из последних своих мгновений извлечь жизнь, нужно глядеть Смерти в глаза, то кому это делать, как не брадобрею Жнеца?». [39]

— Сыра в книге не было, — сказал он Софи, выкатывая ее из лавки в новой гоночной коляске. Агрегат походил на помесь люльки и велосипеда из углеродного волокна — в результате на нем можно было ездить на экскурсии в «Купол грома», [40]но он был крепок, легкотолкаем, а малышку надежно обволакивала алюминиевая рама. Надевать шлем на дочь он не стал — из-за сыра. Он хотел, чтобы малютка озиралась — видела мир вокруг, была в нем.

Когда Мэдилин Олби всем своим телом впитывала сыр, словно то был первый и лучший кусок в жизни, Чарли осознал: сам он никогда не пробовал ни сыра, ни крекеров, ни жизни. И ему не хотелось, чтобы дочь выросла такой же. Накануне вечером он переселил Софи в отдельную комнату — в ту свободную спальню, которую Рэчел украсила, нарисовав на потолке облака; по этому небу летел счастливый воздушный шар со счастливыми друзьями-зверюшками в корзине. Спал Чарли не очень хорошо — пять раз за ночь вставал проверять, как малютка, и всякий раз видел, что спит она безмятежно. А сам он вполне готов был не сомкнуть глаз, только бы дочь шла по жизни без его страхов и запретов. Лучше, если Софи в полной мере распробует весь сыр жизни.

Они гуляли по Северному пляжу. Чарли остановился купить себе кофе, а ей яблочный сок. Они съели громадную печенюху с арахисовым маслом, одну на двоих, и за ними по тротуару увязалась толпа голубей, устроившая целое пиршество на реке крошек, что лилась из коляски. В барах и кафе телевизоры показывали чемпионат мира по футболу, люди вываливали на улицы, смотрели матч, радовались, кричали, обнимались, ругались и вообще всячески излучали волны ликования и уныния в компании новых компаньонов, что со всего мира съехались в этот квартал к американским итальянцам. Софи улюлюкала вместе с болельщиками и визжала от счастья, потому что счастливы были они. Когда же толпа унывала — если не проходил пас или назначался штрафной, — Софи огорчалась и смотрела на папу, чтобы тот все исправил и все снова стали счастливы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});