Рыцари и Дамы Беларуси - Людмила Рублевская

XVIII век — эпоха бурная. Бесконечные войны, шляхетские наезды и дуэли, сорванные сеймы и суды, беспомощность власти и самодурство магнатов… Небогатые дворяне не видели ничего зазорного в том, чтобы быть «клиентами» влиятельных людей, меняя их по мере выгоды. Целовали благодетелю сапоги и разбивали друг другу головы булавойшестопером за «неправильный» взгляд… Пили из туфелек прекрасных дам и отдавали этих дам замуж, не спросясь и не дождавшись брачного возраста… Мартин Матушевич, умный, ловкий, отнюдь не воинственный, но честолюбивый, пытался выжить в эту эпоху.

Впрочем, познакомимся поближе с этим героем. Ведь долгое время не считалось, что брестский кастелян имеет отношение к белорусской истории. Ну как же, у нас одни мужики в лаптях на неурожайных пажитях страдали… Как будто события, которые Матушевич описывает, происходили не на нашей земле, не возле Каменецкой вежи он вырос…

Родители Матушевича были шляхтой средней руки. Не бедные, но и не магнаты. Матушевич учился в иезуитских школах Дрогичина и Бреста. С одной стороны, нравы в школах были строгие: Матушевич описывает случай, когда ученик, не выдержав издевательств учителей, утопился. С другой стороны, школяры тоже не были безвинными овечками. Они нанимали себе «дырэктараў» — репетиторов, и вот что вспоминает Матушевич: «Жылi мы ў кампанii з панам Валяр’янам ды з панам Юзафам Руткоўскiм. Але, маючы дырэктараў нашых не надта добрапрыстойных, якiя п’янства не засцерагалi нас i на рэдуты або публiчныя танцы ды на гульню ў карты з сабою бралi, значную меў я перамену ў добрай адукацыi. Мiж iншымi глупствамi й легкадумнасцямi маiмi найперш было тое, што, надта ў здольнасцi маёй упэўнены, зусiм да навук аблянiвiўся, лаяцца й пiць не засцерагаўся, ды нагэтулькi, што раз перад выступам у дыялогу ўпiўся, дык ролi сваёй не ўмеў i, упэўнены ў памяцi сваёй, схiбiў».

Тем не менее Мартин в науках преуспел, а преуспев, стал делать карьеру… Вначале служил Сапегам, потом — Чарторыйским, потом — Радзивиллам, потом опять Чарторыйским, потом — опять Радзивиллам… Уже в 25 лет, «жадаючы заваяваць ласку i пачуццi жыхароў ваяводства, кланяўся i частаваў, колькi магло быць маёй мажлiвасцi; не менш частаваў я сяброў падстаросты i суддзi, i так, дзякуючы Божай лiтасцiвасцi, пачаў я мець у ваяводстве ласку i афекты». При Радзивиллах состоял в должности писаря. О его обязанностях рассказывает герой романа «Мядзведжая акадэмiя»: «Пан Матусевiч распарадчык усiх спраў i князеў дарадчык, меў вялiкую сiлу i шмат абавязкаў. Цяпер ён пiльна рэвiзаваў, правяраў, як вядзецца i кiруецца ўся складаная гаспадарка Радзiвiла».

Подкупал Матушевич и своим литературным талантом. Кому не хочется, чтобы о нем написали возвышенный панегирик! Ловко выполнял и скользкие поручения покровителей: дать взятку судьям, организовать голоса шляхты на сейме… Магнат Михал Чарторыйский Матушевича очень полюбил, целовал в голову, хвалил. Потом на него разгневался. В то время случилась некрасивая история. Мартин, сын своей матери, с нижестоящими обращался жестоко (обычное дело для тех, кто привык лизоблюдствовать перед вышестоящими). Както у него из дому пропало два серебряных подсвечника. Матушевич заподозрил в пропаже бедного шляхтича Юзефа Витановского. Особо не разбираясь, приказал всыпать несчастному двести розог и гнать со двора. Витановский поклялся отомстить… И ударил в самое больное место — по шляхетскому гонору. Стал распускать слухи, что Матушевич никакой не дворянин. Что дед его — крестьянин Матус, а крепостная Витановского Анна Гинчукова по прозвищу Шимчиха — родная тетка. Слух подхватили Чарторыйские, чтобы поквитаться с неблагодарным «клиентом». Они выкупили Гинчукову у Витановского и стали возить ее по стране и показывать как родную тетку Мартина Матушевича. Позаботились и о печатной информации — «пашквилях» и газетах. Один такой «пашквиль» был послан невесте Матушевича, и свадьба оказалась под большим вопросом…

Матушевич бросился за заступничеством к Радзивиллам. Для этого готов был на любую услугу. Сочинил стихи на день рождения княжны Вероники, дочери князя Михала Радзивилла по прозвищу Рыбонька, в которых прославил весь род Радзивиллов, в том числе сына Рыбоньки от первого брака Кароля Радзивилла Пане Коханку. Немудрено — Пане Коханку в то время возглавлял минский трибунал, то бишь суд. Туда Матушевич и обратился. Накануне заседания трибунала не поленился лично объехать всех депутатов, причем делал это так: «да ног крыжам падаў, плакаў i так навучыўся плакаць, што як толькi, прыехаўшы да нейкага дэпутата, пачынаў гаварыць, слёзы адразу з вачэй сыпалiся».

Как и во многих подобных случаях, за мелким конфликтом столкнулись самолюбия магнатов. Матушевич «выплакал» себе нужное постановление: из 20 депутатов половина проголосовала в его пользу, а один голос из тех, кто был «против», признали недействительным… Гинчукову обвинили в клевете и потребовали ее выдачи. Матушевич настаивал, чтобы его лжететку били в Бресте у позорного столба. Но не тутто было. Чарторыйские тут же опротестовали решение. А Гинчукова по дороге в минский суд вроде как заболела, задержалась в Столбцах, а оттуда исчезла. Похоже, Чарторыйские спрятали ее в одном из своих имений. На том дело и закончилось.

Матушевич оправдался, но тень, брошенная клеветой, преследовала его до конца жизни. Даже став брестским кастеляном, он не мог чувствовать себя в безопасности — потому что в эпоху беззакония и продажности судов не чувствовал себя в безопасности никто. Однажды Матушевич нашел на дороге труп своего крепостного Данилы Кузьмичка. Оказалось, несчастного убили трое крестьян бандитского пошиба, принадлежавших ксендзу Буховецкому, заклятому врагу Матушевича. Убийство было жестоким и бессмысленным. Но только одного из трех преступников схватили и обезглавили. Другой убежал, а третьего враги Матушевича выкупили — не пожалели пятьсот золотых. Както на Мартина Матушевича наехал его же брат Адольф. Приказал своим крестьянам напасть на принадлежавшую брату деревню. «Наездники» начали забирать скот, а когда им оказали сопротивление, стали стрелять. Двоих опасно ранили. И опять никакого вмешательства закона… Впрочем, насчет всех злоключений Матушевича Адам Мальдис пишет: «Брэсцкi кашталян быў тыповым параджэннем феадальнага ладу, „залатой вольнасцi“. Ён сам тварыў беззаконне i сам жа стаў яго ахвярай».

Один из польских исследователей назвал Матушевича «адным з найбольш характэрных нашых прадстаўнiкоў гэтага рухавага веку». Был он и интеллектуалом, и поэтом, сочинял на польском и на латыни. Известны его переводы Горация на польский язык: «Зборнiк сацiраў вершам польскiм, адным з лiтоўскiх абывацеляў выкладзены». К переводам он написал предисловия, и в них высказал коечто из своих подлинных мыслей о дружбе с богачами. О том, что дружба эта «тужлiвая», что «клиенты» «не свабодны сказаць смела праўду», что им приходится «выконваць несправядлiвыя загады» и «баяцца панскай помсты i крыўды». Одно из своих стихотворений Матушевич подарил самому королю. Правда, с дополнением — породистой гончей, купленной за десять золотых и стог сена. Видимо, поэзия «в чистом виде» показалась поэту не слишком убедительным приношением.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});