Фронт до самого неба (Записки морского летчика) - Василий Минаков

— Да, это была бы сила! — подхватил Пересада. — Наверно, думают и об этом. На всякий случай доложим твое предложение в бригаде. Летающие «катюши»! Да мы бы тогда из их «дорнье» лепешку сделали! И из катеров…

На следующее утро узнали, что 4 сентября на рассвете немцы вышли к северо-западным окраинам Новороссийска. Был получен приказ: уничтожить войска противника в Гайдуке и Владимировке. На Гайдук идет первая эскадрилья, на Владимировку — вторая.

Обе группы взлетели, взяли курс на северо-восток. Погода ясная, видимость отличная. Стрелки начеку, бортовое оружие снято с предохранителей.

Соединившись с группой истребителей, обходим Новороссийск справа. Белый город проглядывается сквозь мглу, окраины и вовсе заволакивает густой дым…

Владимировка встречает нас сильным заградительным огнем, но она — не наша цель. Балин маневрирует, проходит дальше. Вот и Гайдук.

— Два "сто десятых" заходят в атаку! — взволнованный голос Лубинца.

Дробно застучали пулеметы, красные нити протянулись к истребителям врага. Оттуда сноп строчек хлестнул по нам.

Маневрировать поздно — боевой курс. Каждая секунда кажется вечностью. Наши истребители завязали бой, в небе стало тесно. Сколько их, «мессеров»? Трассы хлещут со всех сторон, куда ни взгляни — огонь. Руки изо всех сил сжимают штурвал, за ними приходится следить, как за чужими, чтобы против воли не отвернули от опасности, не бросили самолет в сторону, вниз. За хвостом самолета комэска пронеслась очередь, следующая полоснула по левому крылу нашей машины. От мысли, что снаряд может угодить в бомбы, холодеет в груди. Тогда от нас останется один дым. Скорей бы бросал черт Димыч! Никитин то и дело вытирает рукой пот, целится. Над нами черной тенью проносится «мессер», и в этот момент чувствую, что бомбы оторвались от машины…[121]

Истребители прикрытия прочно связали «мессеры» боем, дают нам возможность уйти. Над морем даже дышать становится легче.

— Правда, Дима, жарковато было над Гайдуком?

— А тут на Кавказе всегда жарко.

Ишь ты, как будто бы я не видел, как он парился в своей кабине! Штурман угадывает мои мысли, не скрываясь стаскивает шлемофон, отирает лицо.

— Конечно, в это время года могло быть попрохладней…

Атака была настолько внезапной, что штурманы не успели открыть огонь. Вереницы светлячков потянулись к нашим машинам. Боевой разворот, и снова атака. Но на этот раз мы встретили их плотным огнем. Балин повел группу с набором высоты, чтобы увеличить носовым пулеметам сектор обстрела. Три раза Ме-109 заходили на нас, и каждый раз дружный, организованный огонь стрелков и штурманов вынуждал их отойти ни с чем. Затем подоспели наши истребители, связали их боем и обеспечили нам выход из опасного района.

Дома нас ждало задание: повторить налет на тот же район, после чего прибыть на новое место базирования — на более отдаленный аэродром, в пятнадцати километрах восточнее Сухуми. На наш прежний аэродром на мысе перелетит 40-й авиаполк, поскольку у Пе-2 и СБ меньший радиус действия, чем у наших ДБ-3ф.

Штурман полка капитан Тимохин указал на карте варианты захода на новый аэродром, сообщил прогноз погоды на вторую половину дня, опознавательные сигналы. Самолеты тщательно проверили, дозаправили горючим, снабдили боеприпасами. Моторы взревели, и аэродром опустел.

На первом же развороте Балин собрал группу в строй. Незаурядное мастерство нашего комэска восхищало каждого, кто хотя бы раз вылетал вместе с ним на задание. Мне-то оно было известно еще с довоенного времени, когда мы вместе служили в 4-м минно-торпедном авиационном полку на Тихоокеанском флоте.

На траверзе Геленджика соединились с группой истребителей прикрытия. Обойдя окутанный дымом Новороссийск, легли на боевой курс и сразу же попали в зону зенитно-артиллерийского огня. Огненная паутина перекрыла небо. Хлопья черной ваты вспухали справа, слева, впереди. Но группа строго выдерживала строй, отбомбилась прицельно.

Вглядываемся в землю: взрывы, столбы густо-черного дыма. Метров на пятьсот ниже нас висит «рама» — фашистский разведчик ФВ-189 — корректирует огонь своей артиллерии.

— Эх, наши «ястребки» задержались, — жалеет Никифоров. И тут же: — Командир, прямо по курсу четыре «мессера»![122]

Первым, кого мы увидели на новом аэродроме, был наш техник Иван Варварычев.

— Ты как тут очутился?

— По щучьему велению, командир. На транспортном самолете.

Иван обошел машину, присвистнул:

— Кто это вас так отделал?

— Фрицы решили проверить нашу психику на лобовых.

Обычно истребители противника старательно избегали лобовых атак при нападении на наши бомбардировщики: заходили с задней полусферы — так и безопаснее, и выгоднее, большая площадь попадает под прицельный огонь. На этот раз фашисты, видимо, и впрямь захотели испытать наши нервы. Только у самих пороха ненадолго хватило.

Я присмотрелся к машине. Ага, вот, значит, отчего в полете на меня тянуло ветерком: в кабине штурмана пробоины. При более детальном осмотре много их обнаружилось и в других местах.

Доложив о выполнении задания, пошли осматривать новый аэродром. Расположен на пологом мысу, протянувшемся от гор к морю. С одной стороны небольшой поселок, с другой, за железнодорожным полотном, — населенный пункт побольше. Там в школе должен разместиться летный состав.

В школе нас встретил комиссар эскадрильи Ермак.

— Располагайтесь, ребята, кто на чем стоит! Коек интенданты еще не подвезли.

Через четверть часа мы уже спали крепким сном, подстелив под бока комбинезоны.

За Жору Соколова!

С сентября части 9-й пехотной дивизии противника прорвались на северную окраину Новороссийска. Завязались упорные уличные бои. Немецкая авиация наносила удары по порту, железнодорожной станции, нефтехранилищам, элеватору.

В полк беспрерывно поступали боевые приказы. Мы стали вылетать не девятками, а звеньями.

Седьмого утром звено во главе с майором Стародубом вылетело на бомбежку войск противника на рубеже Гайдук, Глебовка. При наборе высоты я почувствовал, что левый мотор стал давать перебои. Из патрубков выбивались струи белого дыма.

— Командир! Что с мотором? — заметил и Димыч.

Вспоминаю доклад техника перед вылетом. В бак левого мотора Варварычев добавил масла, сменил все свечи зажигания на новые.

— Наверное, дело в свечах.

Увеличиваю обороты, чтобы прожечь их. Слышны хлопки, появляется тряска. Самолет дрожит, точно катится по булыжной мостовой на тележных колесах. Сбавляю обороты — хлопки и тряска не уменьшаются. Ведущий ушел далеко вперед. Что делать? Досадно, но единственный выход — вернуться. Приказываю связаться с ведущим и с КП полка, доложить решение. Разворачиваюсь, ложусь на обратный курс. Нагруженный самолет начинает терять высоту, не хватает мощности моторов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});