Неугасимый огонь (СИ) - Евгений Токтаев

Египтяне радостно закричали. Ранеб победно вскинул хопеш, но вдруг поморщился.

-- Достойнейший, у тебя кровь!

Ранеб провёл ладонью по чешуйкам брони на боку. Пальцы ощутили липкую горячую влагу.

-- Жреца Анпу! Скорее! -- раздались возгласы вокруг.

-- Пустяки, просто царапина. Воины, эта ладья наша! Пленных акайвашта вязать, десятникам распределить тридцать человек на весла. Осмотреть повреждения. Возвращаемся на "Ири-Себек", бой ещё не закончен.

Да, до конца в этом апоповом котле ещё далеко, в чём торжествующие победители сразу же и убедились.

-- Ещё две ладьи акайвашта! Идут прямо на нас!

-- Все по местам! Приготовиться отразить их! -- загремел Ранеб и вдруг покачнулся, тяжело оперся о плечо ближайшего воина.

-- Достойнейший, тебе плохо? Ты бледен, как лен!

-- Нет-нет, ничего, -- пробормотал старик, -- сейчас все пройдёт...

И с этими словами он рухнул на подставленные руки воинов.

Лёгкая десятивёсельная посыльная эпактида подошла к корме "Пандоры". Пнитагор перегнулся через борт и крикнул:

-- Ну что там?

-- Танат пирует! -- ответил с эпактиды воин в халкидском шлеме с округлыми нащёчниками. Шлем венчал волосяной гребень, когда-то белый, а теперь перепачканный сажей. Лицо воина тоже чёрным черно, как у эфиопа, -- все горит! "Талос" до самой воды прогорел, и "Халкотавр" тоже, а "Полифем" потонул. Больше ничего не видно. Темно, как у Аида в заднице.

-- Проклятье... -- пробормотал Пнитагор, -- а "Аластор" что?

-- "Какос" тоже вкакался! -- оскалился вестник.

Радуется, придурок? Пнитагор скрипнул зубами. В другой ситуации он бы тоже порадовался неудаче Пасистрата, но не сейчас и не такой. Теперь наварху было не до злорадства, но многие его подчинённые, похоже, ещё не до конца поняли, что происходит.

Среди киприотов, присоединившихся к Александру перед роковой осадой Тира, не было единства. Они представляли различные полисы, конкурировавшие друг с другом. Нехотя признавали старшинство Пнитагора, который приходился родным братом свергнутому персами Эвагору, царю Саламина. Пнитагору персы позволили зваться стратегом Саламина и, фактически, сатрапом. Но не царём. Пасистрат, правитель Куриона, Андрокл Амафский и другие -- все они поглядывали на Пнитагора с нескрываемой ревностью, саламинцев недолюбливали, слишком велико их влияние на Кипре. Те платили той же монетой, потому и звали корабль Пасистрата, "Аластор", презрительной кличкой -- "Какос"[63].

-- Держись у меня за кормой, нужен ещё будешь, -- отдал наварх приказ кормчему эпактиды.

Несколько египетских кораблей пытались втиснуться между берегом и отрядом Пнитагора. Некоторое время они стреляли по острию македонского клина, но когда тот скрылся в дыму, перенесли огонь на корабли киприотов.

-- Пора, -- подсказал наварху Автолик, кормчий "Пандоры", -- начали по нам бить.

-- Вижу, -- Пнитагор повернулся к трубачу и приказал, -- подавай сигнал.

Тот кивнул. Взревела медная труба. Её зов подхватили на ближних кораблях. На шестах и мачтах (не на всех кораблях их убрали перед боем) взлетели выкрашенные красным щиты. Все триерархи и кормчие знали, что делать. Нужно затянуть варваров в ближний бой. Хватит играть по правилам врага.

-- Пентерам тоже в атаку, -- приказал Пнитагор.

Оторвёмся от Филоты, -- встревожился Автолик, -- вклинятся в разрыв.

-- Рискнём. Нам выбили "голову". От кого отрываться? Зато нас, может, не заметят в таком дымище. Надо отыграться на этих, -- Пнитагор указал рукой на египетские корабли справа от себя, -- всеми силами ударим.

-- Не условились с сигналом. Как сообщить всем?

-- Если не дураки, сообразят делать, как мы.

-- А если нет?

-- Тогда готовься, Автолик, ко встрече с лодочником.

Кормчий скривил губы в усмешке и прокричал себе под ноги, вниз, в открытый палубный люк.

-- Вправо!

-- Правый борт, табань! -- взревел в чреве "Пандоры" келевст.

Гексера начала разворот.

Первыми в атаку пошли финикийские корабли Адар-Мелека. На них сразу обрушились огненные снаряды египтян. С македонских и финикийских кораблей полетели ответные дары, но тут случилось непредвиденное. "Орион" "застрелился".

На одном из палинтонов лопнула тетива, когда обслуга уже подожгла горшок с нефтью. Он упал на палубу и разбился. Матросы бросились тушить огонь. Несколько человек, мгновенно превратившихся в факелы, прыгнули за борт. Один не смог и катался по палубе, не давая никому подойти к горящему камнемёту. Многие были обожжены, а тут ещё египтяне добавили огня двумя удачными попаданиями.

Пнитагор побледнел, судорожно вцепился в борт. Он искал глазами воина в блестящем "мускульном" панцире и шлеме с полосатым чёрно-белым гребнем. Увидел его -- тот боролся с огнём в первых рядах. Пожар разгорался. Воин с полосатым гребнем расстегнул ремни панциря, снял его, видать тот нагрелся, как сковородка.

"Орион" замедлился. "Пандора", напротив, ускорялась и удалялась от него.

"Боги олимпийские, если пришли вы уже в этот мир, помогите мне. Зевс-Гонгилат, помоги мне. Зевс-Сотёр[64], сбереги моего сына..."

Египтяне стреляли все реже. Кончились у них горшки с "вином Тартара"? Пнитагор прищурился, немного склонив голову.

"Помоги мне совоокая Афина Атритона[65], укрепи щит мой. Посейдон, подхвати мой корабль рукою своей..."

Наварх бросил взгляд назад. "Орион" горел и, похоже, не управлялся. Моряки прыгали в воду. Пнитагор до крови закусил губу.

"Боги, за что? Мальчик мой... Если бы ты погиб от чужого меча, я смог бы удержать слезы, я был бы горд. Но так... Нелепо... За что?"

Он протёр глаза руками, закопчёнными, потными. Стало ещё хуже. Слез не было. Впереди маячили носы чужих кораблей, несущих на длинных балках проемболоны, заканчивающиеся гигантскими бронзовыми секирами, нижний край которых был едва в локте над гребнями невысоких волн.

Пнитагор оскалился, как загнанный волк.

"Ну, идите сюда..."

После того, как острие клина потонуло в дыму, Адар-Мелек в очередной раз подумал о том, что, возможно, совершил большую ошибку, не последовав за Энилом. Глядя с тоской на обходящие его справа египетские ладьи, он прикидывал, не будет ли лучше сейчас, пока не поздно, повернуть к близкому берегу, оторваться от Пнитагора, посадить корабли на мель и сдаться мицри.

Что его ждёт в плену? Вряд ли такие же почести, какими осыпали Энила. Настоящий плевок в лицо Александру, который тот утёр молча, изобразив равнодушное спокойствие. Проглотил оскорбление. Или сделал вид, что проглотил. Скорее, последнее. Египтяне посадили на трон Гебала свалившегося им на голову пришельца, изгнав законного царя Эли-Баала, который по иронии судьбы носил такое же имя, что и отец Энила. Послание Адар-Мелека к мицри, с таким риском переданное Тутии, осталось без ответа. А Эли-Баал бежал к Александру. Что ж, и так неплохо, флот пополнился на два десятка кораблей, но боевую ценность эти лоханки имели небольшую, нечета триерам-гиммелям его времени. Но Адар-Мелек, хорошо затвердивший урок, полученный в Тире, придумал, как извлечь выгоду из малых размеров этих алефов и бет. Они несут мало воинов, серьёзных машин на них не поставить, чтобы пустить египетскую ладью на дно тараном, таких судёнышек штук десять надо. Зато они юрки, проворны. Попасть в них тяжело.

Идея Адар-Мелека в исполнении была очень проста. Именно жгучее желание испытать придумку в действии и удержало финикийца от измены и бегства.

Теперь "царские ладьи" Эли-Баала не шли -- летели в атаку. На носу у каждой укреплены два подвижных шеста, управляемых верёвками. На конце каждого висело железное ведро. В ведре нефть. Но не только. Всю зиму Адар-Мелек, собрав своих людей, тех, кто хоть что-то смыслил в сём каменном масле, пригласив жрецов-хананеев, бежавших вместе с Эли-Баалом, понимавших в горючих благовониях и хотя бы краем уха слышавших о бальзамировальных рецептах мицри, пытался воспроизвести неугасимый огонь. Который не просто трудно потушить. Который при воспламенении порождает разрушительную вспышку.

Он не сомневался, что в основе зелья -- нефть. Но что мицри подмешивают в неё? Перепробовали разное. Нефть смешивали с сирийским асфальтом, добавляли серу, канифоль. Смесь тщательно перемешивали, вываривали. В результате добились того, что она, хотя и не давала вспышки, воспламенялась легко, горела долго, жарко, хорошо липла к дереву, и потушить её было очень сложно.

С македонянами Адар-Мелек придумкой не поделился, опасаясь, что те, похваляясь перед Александром, присвоят её себе. Он не учёл одного -- пусть попасть в маленький и быстроходный огненосный корабль из египетского осадного лука непросто, но обычные луки никто не отменял.

На отряд Эли-Баала пролился дождь стрел. Машины египтян могли метать не только шарообразные снаряды, покрытые тонкой медью, но и короткие стрелы с трубкой-сосудом, вместо наконечника. Причём по паре за раз.