Жанна дАрк из рода Валуа - Марина Алиева

«Такое впечатление, что Ла Ир сопротивлялся только для виду, – размышлял он, продвигаясь к Вокулёру. – Не знай я этого волка, тоже бы порадовался. Но Ла Ир скорее дал бы заточить себя в железную клетку, как Барбазан, чем позволил сдать город почти без боя… Однако, сдал… Что это? Или он не верит в победу «дофинистов», или это ловушка… Но в первое не поверю я сам, а второе… Второе вполне возможно, учитывая близость земель сына этой чёртовой герцогини Анжуйской…».

Именно такие соображения заставили де Вержи принять без каких-либо оговорок все условия сдачи Витри, выдвинутые Ла Иром, и с миром отпустить его самого. Гарнизону тоже было позволено беспрепятственно удалиться, а в городе никаких погромов и расправ не проводилось.

«Будь, что будет, – решил про себя де Вержи. – Регент меня, конечно, по головке не погладит, но и гневаться сильно не посмеет – за моей спиной герцог Бургундский. Зато, если под Вокулёром нас ждёт ловушка, я заработаю некоторые послабления для себя и своих людей тем, что пошёл на уступки».

Крепость осадили по всем правилам воинского искусства, переполошив все окрестности в долине Мёза – извилистой речушки, что протекает как раз под откосом, где вознёс свои башни Вокулёр. Но мессир де Бодрикур не спал и тоже потрудился на славу. Помимо уже имеющихся двадцати трёх башен, он укрепил Вокулёр изнутри вторым кольцом фортификационных достроек обстоятельно и надёжно, не оставляя никаких сомнений в том, что к осаде здесь готовились давно.

Де Вержи не был удивлён, когда первая атака захлебнулась, но, присланный Кошоном Бовесский капитан, буквально пришел в бешенство. Отправляя его, епископ пообещал огромную награду за полное уничтожение деревеньки под названием Домреми, где «по достоверным сведениям, тайно переданным Кошону неким безвестным монахом», окопалось целое скопище еретиков, и бравый капитан рассчитывал уже к середине июля доложить о выполненном задании. А на полученные деньги откупить, давно присмотренное, поместье под Бове.

Во время военного совета в шатре командующего мессир де Три и ногами топал, и швырял оземь свои перчатки, требуя возобновления атак, но мало чего добился. Ответом ему был только холодный взгляд де Вержи, который, буквально накануне, в беседе с графом де Фрибур, делился своими подозрениями о возможной ловушке, подстроенной «дофинистами».

Я не верю в лёгкие победы, как не верю в тайники с приоткрытой дверцей. Больше похоже на мышеловку… И терпеть не могу, когда в военные дела влезают святоши, – говорил он поздним вечером, стоя с Фрибуром на высоком холме, с которого хорошо просматривались и костры, разожжённые осаждающими, и тихие стены крепости, которая выглядела так, словно ничего не боялась. – Падёт Вокулёр или устоит, в положении «Буржского королька» это мало что изменит. А свободы для крепости добился не кто-нибудь, а Жан де Жуанвиль, имя которого с уважением произносил ещё мой дед. И если парочке епископов что-то там померещилось, при чём здесь мы?.. Неделю назад я получил донесение от своих шпионов – Ла Ир так легко сдавший нам Витри преспокойно вернулся к дофину… А вчера прибыл гонец от его светлости герцога Филиппа. Как думаете, граф, что было в письме, которое он привёз? Весьма прозрачный намёк на то, что не следует слишком упорствовать с осадой – надо лишь дождаться, когда крепость падёт сама, и рейдом пройтись по окрестностям, уничтожив для острастки несколько деревень. Названия их к письму прилагались отдельно, с требованием после прочтения уничтожить. Когда такое было?! Или я забыл, как надо воевать, или это дело скорее политическое нежели военное…

Фрибур ответил не сразу. Отвернувшись в сторону, он подумал, что и сам мало что понимает.

Как и де Три, графа прислали под Вокулёр с тайным предписанием, но уже от герцога Бургундского. Фрибур должен был лишь проконтролировать уничтожение именно Домреми, которая была указана в числе других деревень. Однако, в отличие от Бовесского капитана, граф никакой личной заинтересованности не имел и считал себя, скорее, обиженным подобным поручением. Давать советы командующему в деле, которое после падения Витри казалось всем уже решённым, он тоже не был уполномочен, но всё же, учитывая давнюю ратную дружбу с де Вержи, позволил себе многозначительный взгляд и короткое замечание:

– Мы с вами присягали только одному сюзерену, Антуан4. И это был не герцог Бэдфордский… В конце концов, дело завершилось ни хорошо, ни плохо. В результате недоговоренностей и вытекающей отсюда полной несогласованности действий весь июль шла довольно вялая осада, которую завершили полюбовным соглашением – гарнизон Вокулёра клятвенно обещал не вести военных действий против Бургундии – после чего осаждающие крепость войска мирно отошли.

Драчливый Бовесский капитан погиб в одной из атак, на которых он так настаивал, поэтому рейдом по окрестностям Вокулёра прошёлся только Фрибур, считавший что рыцарю вроде него не пристало воевать с крестьянами. Указанные деревни он аккуратно разорил и поджёг, о чём составил соответствующее донесение. Однако не указал несущественную, по его мнению, мелочь, что население «избранной» Домреми укрылось за стенами Невшато – города в поместьях самого Фрибура.

Таким образом, приказы регента, Кошона и герцога Бургундского были формально выполнены, но фактически положение дел, существовавшее до осады, никак не изменилось, если не считать трат и потерь. Осознав это и почувствовав себя крайне уязвленным, Бэдфорд весь свой гнев обрушил на голову Кошона, который, как он вспомнил, давно настаивал на полном подчинении Шампани. Но епископ, мягко улыбнувшись, напомнил регенту, что на последней комиссии по этому вопросу он-то, как раз, насчет осады Вокулёра высказался последним и отнюдь на ней не настаивал. А более всех за осаду ратовал Рошетайе – ставленник и давний фаворит герцога Бэдфордского.

– Я думал, что это мнение и вашей светлости, – огорченно развел руками Кошон. – Кто же мог допустить даже предположение, что епископ Руанский, только что так неловко просмотревший заговор против вас, его всегдашнего благодетеля, станет давать несостоятельные советы, окончательно рискуя вашим расположением.

– Я подумал, – хмуро буркнул Бэдфорд, не глядя на Кошона. – Подумал и не послал туда свои войска. Но время потеряно! Вместо того, чтобы идти на Орлеан объединёнными силами, мы топчемся без особого толка – частью в Шампани, частью в Мэне! А герцог Бургундский демонстративно держит основные свои силы на границах Геннегау… Всё! Хватит! Вы, Кошон, всё равно собираетесь ехать в Руан по вопросу о неуплате налогов, вот и решите мне сразу два дела – сообщите Рошетайе о его отставке и соберите деньги для похода. Я иду на Орлеан!

– Об отставке?! – с притворным ужасом воскликнул прелат. – В такие тяжёлые времена вы хотите оставить без пастыря одну из крупнейших архиепископских кафедр?!

– Ничего страшного, – отрезал Бэдфорд. – Соберите мне недостающие тридцать тысяч ливров и можете считать, что кафедра ваша.

Коломбе-ле-Бель

(1429 год)

Поздним вечером возле небольшого постоялого двора на самой окраине Коломбе-ле-Бель, что расположился почти посередине между Нанси и Вокулёром, остановился маленький отряд. Старшим явно был молодой человек, одетый в самый обычный камзол непримечательного цвета, такую же шляпу и плащ. Остальные тоже не выглядели крестьянами, но старались держаться так, словно все они слуги не самого знатного, дворянина, который то ли путешествует, то ли едет в Нанси по делам. Однако, переговаривались приезжие гораздо менее крикливо, чем любая другая прислуга, вооружены были отменно и действовали без суеты и бестолковости, как люди, привыкшие к строгому порядку, какой бывает в домах очень и очень высокородных господ. Опытный глаз хозяина сразу разделил их по ранжиру – этот оруженосец, а значит, дворянин, этот паж, этот конюх… Равно, как и подметил потёртые доспехами дорогие сёдла, серебряные шпоры на молодом господине и его, далеко не простой, взгляд. Так не смотрят местные дворянчики, у которых больше приятелей, чем слуг. И бургундцы, с их фальшиво-наглой манерой обшаривать глазами всё вокруг в поисках поживы, когда расслабятся после пары стаканов, тоже не умеют смотреть так спокойно и уверенно, как будто никто им не нужен, потому что всё, что им нужно, у них есть. А молодой человек смотрел именно так. И было ещё кое-что, с чем на своем постоялом дворе хозяин встречался редко, но, когда встречался, чувствовал сразу, как собака, бегающая по улице, чует приближение грозы. Молодой человек источал власть. Настоящую, крепкую, окутывающую его, даже против его же воли, подобно дорогим духам, заявляющим о себе, вроде бы неслышно, но уверенно.