Лягушонок для Миллионера (СИ) - Рябинина Юлия Валериевна

— Странный ты?! Да и не только ты, — пожимает плечами Кир.

— Возможно, но знаешь, мне нравится.

***

Гришку я забрал у Лены поздно ночью.

— Может мне стоит поехать с вами? — сонно бормочет девушка, пропуская меня в комнату, где спал мальчишка. — А то вдруг Гришуня проснется, испугается?!

— Это лишнее, Лен. У малыша сложились очень хорошие взаимоотношения с няней. Она нас уже ждет, — отмахиваюсь от девушки.

Не хватало ее еще в моем доме.

— Ладно. Но если вдруг понадоблюсь, звони, — не сдается. — А как там Аня? — вспоминает про подругу.

— Пока сложно сказать, — сглатывая сухость во рту отвечаю.

— Жалко ее. А что если она не очнется? Или останется инвалидом? Что тогда? — тараторит вопросы, уже когда я стою на пороге.

— Пока ничего из того что ты спрашиваешь не произошло, — еле сдерживаю раздражение. — Будем решать проблемы по мере их поступления, — натянуто улыбаюсь и разворачиваясь ухожу, унося с собой крошечного мальчугана, жмущегося во сне к моей груди.

Сажусь в машину и Кир сразу же заводит мотор.

— Володь, — говорит полушепотом.

— Мне не нужны советы, Кир. Не сейчас, ни потом. Я все решил, — отвечаю, по тону друга предугадывая его вопрос.

— И все же я настаиваю на том, чтобы ты не торопился, — не отстает друг.

Я решаю не отвечать. Эти все разговоры ничего не изменят.

— Ладно. Твоя жизнь тебе решать, — не выдержал и десяти минут Кирилл. — Упрямый, как баран.

— Кир, давай без драмы. Она не к чему. Это все пустые слова. Они ничего не изменят, — в голос вкладываю всю твердость и решимость. — Закончим на этом.

Кир, только с осуждением глянул в зеркало заднего вида, давая мне тем самым понять, что он не согласен с моим решением.

Еще десять минут и мы наконец-то оказывается на закрытой территории Москва-Сити. Я с облегчением вздыхаю, когда Кир покидает стоянку, уезжает.

— Вот и хорошо. Так лучше, — склоняюсь над головой Гришки вдыхаю его запах и меня словно в вакуум затягивает боль.

Этот запах, он так напоминает мне Аню. И только сейчас замечаю, как же Гриша похож на нее. Совсем нет ничего общего с годзиллой. Он копия мамы.

Неожиданно Гриша открывает глаза, и смотрит на меня совсем не как ребенок, а как человек которому нужна моя помощь, нужна забота, нужна ласка.

— Папа, — еле различимое срывается с его губ и мое сердце обрывается, ускользает в пятки.

Черт бы его побрал! Мне аж дышать трудно стало.

Я только открываю рот, чтобы хоть что-то ответить, когда Гришка снова закрывает глаза и громко начинает сопеть. Цепляется за мой палец, сжимает его своей крохотной ручонкой. Улыбаюсь.

— Я люблю тебя, — говорю и сам не знаю, почему я это сказал.

Просто захотелось.

Может, от безысходности? Может потому что хотел бы сказать это Ане?!

Я направляюсь к лифту, но сам не могу оторвать взгляд от лица мальчишки, оно очень чистое, без единой ма-аленькой морщиночки. Малыш продолжает сладко посапывать, причмокивая во сне пухлыми губками.

Открываю дверь, а на пороге меня уже встречает Надежда Ивановна.

— Я уже вас заждалась, — ласково улыбается женщина, протягивает руки, чтобы забрать малыша. — Я ему постелила в гостевой. Лучше будет когда он проснется, оказаться в знакомой обстановке. Пусть мамочки пока и не будет рядом. Зато все остальное будет знакомо.

Надежда Ивановна уносит Гришку, а у меня такое ощущение, что с ним уходит и мое спокойствие. На душе тут же становится одиноко и пусто.

Скидываю обувь, направляюсь в кухню. Останавливаюсь возле бара, где стоят бутылки с виски, но спустя несколько минут созерцания бутылей с алкоголем приходит понимание того, что пить совершенно не хочется. Закрываю бар и подойдя к холодильнику достаю минералку. Наливаю ее в стакан.

Невольно взгляд обращается к окну: там начинает накрапывать дождь.

Гадкая погода, и на душе так же гадко.

— Я его уложила, Владимир Романович, — раздается за спиной голос домработницы, а я не ожидая его услышать резко разворачиваюсь, задеваю минералку и та с грохотом падает на пол.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Черт! — шиплю.

— Я все уберу, — тут же спохватывается женщина.

— Я сам, — останавливаю домработницу.

— Как там, Аня? — вдруг чувствую сжимающие мое предплечье, пальцы женщины.

— Пока рано о чем-либо говорить, — сухо отвечаю ей.

— Я рада, что вы забрали Гришу, Роман Владимирович. Спасибо вам. Ребенку рядом с отцом не место, — на последних словах ее голос срывается и в нем слышны плаксивые нотки. — Не отдавайте его отцу. Он не достоин иметь детей.

— Не волнуйтесь. Мы никому не отдадим мальчика, — обещаю ей.

Женщина благодарно кивает, еле сдерживая слезы.

— Идите. Я сам все сделаю, — подталкиваю женщину к выходу.

***

Я принимаю в душ. Переодеваюсь и падаю на кровать без сил. Но стоит закрыть глаза, как передо мной появляется Аня, та, что сейчас лежит на больничной койке. На грани жизни и смерти. Дыхание учащается. Пульс словно сходит с ума. Я резко встаю на кровати.

Дождь за окном усиливается, слышны раскаты грома. Твою мать! Мне не уснуть.

… Кулаки чешутся начистить лицо этому отморозку.

В бессилии сжимаю их и разжимаю. Злость не поможет скинуть напряжение, а только усилит его. Разрушит меня. А мне сейчас нельзя. Я нужен Гришке. Нужен Ане. О них некому позаботиться кроме меня.

Встаю с кровати. Бесшумно передвигаясь по квартире, заглядываю в гостевую спальню. Гриша мирно спит и даже кажется что его совсем ничего не тревожит в отличие от меня.

Я вдруг глядя на пацана начинаю осознавать, что совершенно не знаю как заботится о ребенке? Какой у него вообще режим? Какие ему нравятся мультики?

Конечно же Надежда Ивановна не оставит меня без своей поддержки, но у нее тоже есть семья, которой она нужна.

Мне становится обидно за то, что когда Аня жила у меня, я почему-то совсем не вникал в ее взаимоотношения с сыном. Мне тогда казалось, что я был между ними лишний. Если бы Аня была рядом, обязательно бы подсказала, как правильно вести себя с Гришкой? Как его расположить к себе? А если она не вернётся?

Эта мысль будто острый нож вошела под ребра. Провернулась, делая боль невыносимой. Дошела до самого сердца.

Нет, — мотнул головой. — Нет. Она вернётся. И тогда, я уж точно больше никуда ее не отпущу. Будет жить в нашей берлоге и воспитывать Гришку и других наших детей.

Нужно отвлечься. Мне нужно отвлечься.

Беру телефон, набираю в интернете «как воспитывать двухлетнего ребёнка», и поисковик выдаст множество форумов.

Тыкаю вкладки, пролистывая километровые чаты в попытке выцепить хоть какую то полезную информацию, потому что статьи там вообще ни о чем.

Одно я понимаю: ребенок должен чувствовать любовь и заботу. Возможно, утром поговорю с Гришкой, спрошу, что он любит и не любит.

Гроза за окном разыгрывается сильнее, капли отбивают бешеную чечетку по подоконнику. Приходится встать, чтобы закрыть окно, заботливо приоткрытое Надеждой Ивановной на проветривание. Бросаю короткий взгляд на ночную Москву. В окнах соседних домой все так же горит свет, люди живут своей жизнью, и у них все прекрасно. Не их любовь балансирует на грани жизни и смерти.

В комнате становится тише, когда закрываю створку, ожидая погрузиться в давящую тишину и невеселые мысли, как вдруг слышу тихие всхлипывания.

Оборачиваюсь к двери. Прислушиваюсь. Звук повторяется и я быстро покидаю комнату. Выхожу в коридор и понимаю, что звук идет из приоткрытой двери в комнату Гришки. Подхожу, толкаю дверь и … Точно. Источник звука именно он.

— Эй, ты чего? — слабо различаю мальчика в свете уличных фонарей. Его фигурка кажется такой хрупкой на фоне огромной кровати. — Гриш, тебе страшно? Боишься грозы?

— Да, — тихо шепчет малыш, и тут же ползет в мою сторону по краваи. Я мгновенно оказываюсь у края.

Сажусь на кровать, облокачиваюсь на локоть, чтобы видеть мальчика и не дасть ему кувыркнуться вниз. А когда Гришка обнимает меня за шею прижимается всем тельцем, в моей душе екает.