Запрет на вмешательство - Макс Алексеевич Глебов

приказ оборонять позиции… — начал капитан, но осекся и непроизвольно оглянулся вокруг.

— Нет больше позиций, товарищ капитан, — негромко ответил я, — и штаба, который мы должны были защищать, тоже больше нет. Есть чудом выжившие люди, которые еще могут послужить своей стране, если вывести их из котла, дать отдохнуть, вылечить тех, кто ранен, вооружить и направить в регулярные части. Более важной задачи сейчас у нас нет, и в ближайшее время не будет.

— Но ведь вокруг везде немцы! На поле не выйти — сразу срежут, в лесу тоже сильный заслон, мои люди проверяли, — возразил капитан, — мы не пройдем.

— Я пробью проход и буду держать его столько, сколько потребуется, а потом прикрою ваше отступление.

— Один? — недоверчиво переспросил капитан.

— Один. Только мне нужна винтовка и как можно больше патронов. И пусть кто-нибудь заберет ружье — оно может еще пригодиться.

— Скажи мне такое кто-то другой, — задумчиво произнес капитан, — я бы рассмеялся ему в лицо. Но тебе я почему-то верю, Нагулин. Ты — сможешь. Сержант, собирайте людей — будем готовить прорыв.

— Товарищ капитан, — неожиданно обратился к Щеглову Борис, — разрешите остаться с ефрейтором Нагулиным. Ему будет нужен второй номер для прикрытия с флангов.

Я хотел было возразить, но тут вмешался Плужников.

— Ты будешь третьим номером, боец, — жестко произнес он, — вторым буду я. Товарищ капитан, с вашего разрешения, я бы тоже остался. Пулемет в таком деле точно не помешает.

Щеглов колебался. Весь его опыт разведчика говорил о том, что те, кто останется прикрывать отход отряда — смертники. Но он смотрел в глаза Плужникова и Чежина, и видел в них решимость. Только это была не решимость людей, идущих на смерть, а вера в своего командира, который сможет решить задачу так, чтобы его подчиненные остались живы. Почему-то капитан не сомневался, что сержант не станет претендовать на роль лидера в этой тройке, тем более что он сам назвал себя вторым номером.

— Собирайте отряд, сержант, — повторил приказ Капитан, — За огневую поддержку прорыва и прикрытие отхода отвечает ефрейтор Нагулин. Пусть он и решает, кто останется с ним, а кто уйдет с нами.

Пока сержанты собирали уцелевших, я проверял выданную мне «мосинку» и патроны. Осечки в самый ответственный момент были мне совершенно ни к чему. Убедившись, что с оружием все нормально и отбраковав несколько патронов, я прислонился спиной к стволу дерева и прикрыл глаза.

Ситуация почти не изменилась. Немецкий батальон заблокировал подступы к лесу и отрезал его восточную часть от основного лесного массива. Нашей попытки вырваться через поле противник явно не ждал. Заслон с этой стороны выглядел довольно хилым, но вполне достаточным, чтобы парировать любой наш удар. Да и куда мы денемся в поле, даже пробившись через позиции немцев? Догонят и задавят огнем. Так что здесь немецкий командир все просчитал правильно, и основные усилия сосредоточил на том, чтобы не дать нам пробиться вглубь леса.

Немцы ничего не предпринимали уже минут двадцать, и это вызывало у меня закономерные вопросы. Понятно, что после того, как собственный бомбардировщик вывалил им на головы бомбы, немецкому командиру требовалось время для приведения своей части в порядок, но артиллерии-то никто не мешал начать ровнять нас с землей. Конечно, нужно было делать скидку на скорость принятия решений и прохождения команд, которая в этом мире была не слишком высокой. И все же полчаса — многовато даже для этого уровня развития.

Разгадка заминки, возникшей у противника, нашлась довольно быстро. Достаточно было лишь уменьшить масштаб и посмотреть на общую картину битвы в окрестностях Умани. Шестая армия генерал-лейтенанта Музыченко предприняла очередной контрудар с целью улучшить свое критическое положение. Поначалу ей сопутствовал успех, и передовым отрядам удалось захватить несколько деревень и пару важных высот. Под раздачу попали горные егеря и сто двадцать пятая пехотная дивизия вермахта, чья артиллерия как раз и должна была отрабатывать заявку на удар по нашему лесу. И теперь батареи легких и тяжелых гаубиц были под завязку завалены требованиями соединений и частей, отбивающихся от атак русской пехоты, поддержанных немногими оставшимися в распоряжении Музыченко танками. Естественно, командование дивизии задвинуло в дальний угол заявку на уничтожение прочно заблокированной и уже изрядно избитой группы то ли диверсантов, то ли окруженцев, и сосредоточило усилия на более важном деле.

Как бы то ни было, долго затишье продолжаться не могло. Немецкий пехотный батальон, пусть и понесший какие-то потери в предыдущих боях, все равно оставался очень серьезной силой. Перейди противник в решительную атаку прямо сейчас, и шансов бы у нас не было. Но немецкому командиру, видимо, очень не понравилась судьба танкистов и летчиков, и он осторожничал. На самом деле, в его распоряжении имелись кое-какие средства для того, чтобы устроить нам веселую жизнь даже без привлечения артиллерийской поддержки. Помимо девяти пехотных минометов, которые должны были у него наличествовать по три штуки в каждой роте, батальон располагал восемью более тяжелыми минометами калибра восемьдесят миллиметров. Опытный расчет мог выпускать из этого оружия до пятнадцати мин в минуту. Да, после утреннего боя рассчитывать на полный боезапас не приходилось, но кое-что наверняка еще осталось, так что немцы должны были вот-вот начать. Конечно, такой плотности огня, как артиллеристы и авиация они обеспечить не могли, но сидеть даже под таким обстрелом мне очень не хотелось.

— Нагулин, сейчас немец будет нас долбить из минометов, — услышал я голос капитана. Щеглов тоже умел заглядывать вперед и боевой опыт имел немалый, так что мы с ним пришли к практически одинаковым выводам. Нужно начинать прорыв прямо сейчас, тогда они побоятся зацепить своих. Как ты собираешься пробивать проход в их боевых порядках?

— Товарищ капитан, — поднялся я, — сколько у вас людей?

— Пятнадцать человек. Из них трое не могут идти сами. Если будем ползти — придется их тащить на плащ-палатках, ну а потом нести на носилках.

— Я займу позицию вон там, за поваленным деревом, и буду стрелять в общем направлении на северо-запад. Вам нужно подползти как можно ближе к немецкому оцеплению, но своего присутствия не выдавать. По моему сигналу сержант Плужников даст короткую очередь из пулемета над вашими головами. Это значит — пора. Ползите вперед, а я не позволю немцам закрыть брешь. Дальше — по обстановке. Мы постараемся